Константин Пензев - Русь Татарская. Иго, которого не было
Западничество, впрочем, как и некое возможное восточничество, принадлежит к антицивилизационным и антисистемным доктринам. Ничего, кроме смуты, хаоса и беспорядка, оно в Россию принести не может.
В советский период коммунисты утверждали: «Мы строим коммунизм». Предположим, вы, читатель, встаете на одном из политических собраний того времени и заявляете: «Я не собираюсь строить ваш коммунизм». Каковы были бы последствия? Если бы вы продолжили упорствовать в своей ереси, то вас определили бы или в сумасшедший дом, или в лагерь за антисоветскую агитацию и не потому, что коммунисты были такими уж гнусными деспотами, а потому, что если бы они оставили ваше выступление безнаказанным, то через месяц коммунистическая идеология в СССР рухнула, лопнула бы, как воздушный шарик от микроскопического прокола.
Система, подобная коммунистической в СССР, крайне неустойчива и может существовать только при постоянно воспроизводимом насилии. Сегодня вы можете выйти на улицу с лозунгом «я не желаю строить капитализм» – и что из того? Окружающие вас граждане даже посочувствуют вам, а некоторые, возможно, пригласят в ряды КПРФ, но ни одна из идеологий, существующих в России, не рухнет от вашего выступления. Автор, как сторонник евразийства, не собирается вести свой народ ни по западному, ни по восточному пути, ни к светлому будущему. У великорусского народа есть своя дорога и своя судьба, данная ему Богом. Есть огромное пространство России, и его следует обживать. Вот в чем проблема.
Вышесказанное автором не означает, что он призывает к культурной самоизоляции и к некоему железному занавесу. Ни в коем случае. И здесь-то как раз мы должны обратиться к понятию национализма в трактовке Н.С. Трубецкого.
«Вытекая из национального самопознания, он (истинный национализм. – К.П.) весь основан на признании необходимости самобытной национальной культуры, ставит эту культуру как высшую и единственную свою задачу, расценивая всякое явление в области внутренней и внешней политики, всякий исторический момент жизни данного народа именно с точки зрения этой главной задачи. Самопознание придает ему характер известного самодовления, препятствуя ему насильно навязывать данную самобытную национальную культуру другим народам или раболепно подражать другому народу, чуждому по духу, но почему-либо пользующемуся престижем в определенной антропогеографической зоне. В своих отношениях к другим народам истинный националист лишен всякого национального тщеславия или честолюбия. Строя свое миросозерцание на самодовлеющем самопознании, он всегда будет принципиально миролюбив и терпим по отношению ко всякой чужой самобытности. Он будет чужд и искусственного национального обособления. Постигнув с большой ясностью и полнотой самобытную психику своего народа, он с особенной чуткостью будет улавливать и во всяком другом народе все черты, похожие на его собственные. И если другой народ сумел дать одной из этих черт удачное воплощение в виде той или иной культурной ценности, то истинный националист не задумается заимствовать эту ценность, приспособив ее к общему инвентарю своей самобытной культуры»[202].
Именно так и никак иначе.
В XIX веке и до конца ХХ века для людей, привыкших жить заимствованиями в интеллектуальной сфере, все было просто. Существовал один культурно-исторический тип, у которого следовало учиться, это Запад. Сначала образцом для подражания являлась континентальная Европа, впоследствии – США. Русский профессор приезжал в Берлин, восторгался цивилизацией, возвращался в лапотную Русь и писал очерк о том, как обустроить Россию. В наше время ситуация представляется гораздо более сложной.
Нынешний завкафедрой политологии едет в Японию, восторгается местной цивилизацией, возвращается в беспросветно чугунную Русь и пишет статью о заимствовании японских методов в русскую управленческую практику. Сегодняшний политический деятель едет в Китай, восторгается туземными темпами развития экономики, возвращается в Москву и пишет очерк о китайском пути развития. Очерк расстраивает редакцию французской «Le Monde» до слез, и она отвечает метафизическим бормотанием о пагубности китайского опыта для России, как будто «Le Monde» и вправду заботят судьбы несчастных россиян. Обыватель выходит в Сеть и узнает, что есть еще и индийский путь, и бразильский, и еще Господь знает какой, и все это вопиет и требует перенесения на русскую почву.
Так вот. Для того чтобы съездить в Японию (США, Германию, Китай, Францию, Индию и т. д.), набраться впечатлений и предложить ошеломленным россиянам, что следует идти по японскому (американскому, германскому, французскому, китайскому, индийскому и т. д.) пути, не требуется семи пядей во лбу, защиты докторской диссертации и двадцати лет глубоких размышлений. Это может сделать самый обычный среднестатистический идиот, и именно так все и происходит.
Поскольку копирование не является творческим процессом, то национальный дух, искусственно возбужденный поначалу, довольно быстро приходит в упадок, заражается равнодушием и вялостью. Работа движется рывками, по принуждению, без ясной цели и смысла, поскольку волевой импульс не идет из глубин национального сознания.
Очень многие говорят: «Что делать?».
Ответ может быть только один. Что-то делать нет необходимости. Есть необходимость думать, и думать собственной русской головой. П.Я. Чаадаев в свое время написал золотые слова: «Мы будем истинно свободны от влияния чужеземных идей лишь с того дня, когда вполне уразумеем пройденный нами путь».
Итак. В чем же может состоять новое евразийство?
Принципиально нового в нем ничего нет, это все то же старое доброе евразийство с его духом сопротивления прометеевской эпохе, но с акцентом на некоторые весьма важные положения и с добавлением некоторых исторических обстоятельств.
1. Российская (православная) цивилизация является одним из цивилизационных типов свойственных культурной организации человечества, отдельным и самостоятельным явлением. Системообразующим народом Российской цивилизации является великорусский народ, он же является ее культурным лидером. Территорией прямого действия Российской цивилизации следует признать территории в границах СССР после Второй мировой войны, территорией жизненно важных интересов российской цивилизации является Евразия, а территорией интересов весь мир.
2. В первую очередь в систему нового евразийства следует включить индоевропейскую проблему. Решение этой проблемы состоит в том, что славянские народы являются прямыми потомками древнейших праиндоевропейцев, а Восточная Европа является территорией оформления первичной индоевропейской общности. Таким образом, маккиндеровский хартленд является не просто географическим, а этногеографическим понятием.
Миграции ариев (т. е. представителей индоевропейского унитарного пранарода) на восток – в Сибирь, Дальний Восток, Центральную Азию; на юг – в Малую Азию, Иран, Индию; на запад – в Западную Европу приводили к завоеванию местных неиндоевропейских народов и образованию новых этносов, в которых арии представляли господствующий социальный слой. Таким образом и появились более поздние индоевропейцы как ответвления от главного арийского ствола. Новое евразийство как раз и состоит в признании европейских, тюркских, финских и др. этнических и культурных общностей народами-акцепторами российской цивилизации, которые родственны славянам вообще и великороссам в частности. Великороссы, таким образом, действительно являются народом, соединяющим пресловутые Запад и Восток и мостом межкультурного взаимодействия для многих цивилизаций.
3. История Орды и казачества является не только частью общероссийской истории, но и частью истории русского народа. То же касается и истории Литвинской Руси.
4. Следует подтвердить, что духовной основой русского народа является православное христианство.
В отношении прежнего евразийства, т. е. в отношении политических, геополитических, экономических, культурных и др. взглядов евразийцев, т. е. П.Н. Савицкого, Н.С. Трубецкого, Л.Н. Гумилева и др., следует признать определенную преемственность взглядов.
Автор полагает, что одной из важных, а может быть и важнейших задач нашего русского бытия является его осмысление. Безусловно, такие вопросы, как «что делать?» и «куда идти?», также важны, но пора уже и вполне серьезно задаться вопросом «кто мы такие?». Попыток ответить на этот вопрос предпринималось множество, присутствуют и некоторые интересные наблюдения, и удачные зарисовки отдельных черт национального характера, но, в принципе, среди всего множества работ на эту тему действительно ценного очень мало, и автор не собирается утверждать, что он чего-то достиг. Но он попытался.
