Василий Кравков - Великая война без ретуши. Записки корпусного врача
СЕНТЯБРЬ
1 сентября. […] Около 5 час[ов] вечера прибыли ко мне врачи первого лазар[ета] 8-й Сибирск[ой] дивизии, сообщившее] мне, что они, следуя по приказу на Свенцяны, попали под расстрел, что немцы завладели этой станцией, а также Подбродзе, и прут к востоку наперерез жел[езной] дороги от Вилейки на Полоцк:, перерезано и забрано будто бы неприятелем много наших обозов, в том числе продовольственный] транспорт 3-го Сибирск[ого] корпуса. Врачи спрашивали, как им быть, т[а]к к[а]к потеряли связь с дивизией и боятся, что лазарет их со всем имуществом, прибывший в Вилейку, попадет в руки неприятеля. Я, признаться, скептически отнесся к показаниям коллег, и объяснил все это лишь их мандражом… Но великое мое было удивление, когда, гуляя, я уже поздно вечером зашел к судейским и увидел, что они поспешно укладываются; на вопрос, в чем дело, мне отвечали, что немецкая кавалерия в 25 верстах от Вилейки и заняла уже станцию Кривичи[561]. Что, думаю, за диковина — отправился к коменданту города Иванцову; оказывается, и у него идет спешная укладка. На вопрос, почему я лишь случайно узнаю, что обстановка наша так внезапно изменилась, он отвечал, что послал мне официальное извещение уже часа 4 назад! Дал мне прочитать телеграмму от дежурного генерала штаба, в коей предписывается ему безотлагательно заняться подысканием помещения под штаб со всеми его учреждениями и частями — под Молодечно и его окрестностях. При мне уже была им получена другая телеграмма с приказанием от начальника штаба разыскать генерала Потапова[562] и передать ему ее; в телеграмме говорилось, что неприятель подступил к Ишане и Широковщине[563], что-де надо собрать все имеющиеся в наличии войсковые силы, ч[то]б[ы] удержать противника. Канцелярия коменданта переполнилась массой офицерских чинов, к[ото]рые возбужденно осыпали его вопросами; для всех было полной неожиданностью случившееся. Все волновались; картина полной растерянности; кто в лес — кто по дрова. Каждый старался лишь о том, ч[то]б[ы] вперед других удрать из грязной истории. Волнение объяло все население благословенной Вилейки. Ночь была претемная, а комендант скомандовал, ч[то]б[ы] все обозы уже выступали теперь же, не дожидаясь рассвета. Наступил неописуемый кавардак, бестолковое метание всех из стороны в сторону; не чувствовалось мощной авторитетной командной руки. Слухи нарастали один другого тревожнее. Стали искать Потапова — никто не знает где и даже кто он; послали казаков…
Прощай, моя тихая келейка, оставляю здесь собранные баклажаны, к[ото]рые нельзя увезти; скоро и я уложился. Обоз, за неимением жел[езно]дор[ожного] подвижного состава, должен был идти; я с судейскими около 12 ч[асов] ночи засел в первый отходящий в Молодечно воинский поезд, набитый людьми, как бочка селедками; поместился кое-как на тормозе товарного вагона; слева на горизонте пылали зарева пожарищ; соседями моими оказались новобранцы; один из них в разговоре с товарищем об успехах противника с досадой выразился: «Да что это такое — Бог ли, черт ли все помогает германцам!» […] Перед выездом из Вилейки узнал, что в Парфяны идет на выручку целый корпус 1-й армии.
Около 3 час[ов] ночи прибыли в Молодечно. Долго проскитался с судейцами, ч[то]б[ы] найти себе приют до утра; вокзал переполнен народом; кое-как раздобыли на запасном пути вагон — грязный-прегрязный, где и заночевали; при шагании по рельсовым путям в темноте упал и здорово расшибся. При спешности и внезапности выезда моего из Вилейки не удалось приобрести порядочной толики сушеных белых грибов, к[ото]рые мне обещал достать городов[ой] врач.
2 сентября. Вокзал переполнен публикой — военной и беженцами. Людской муравейник: толкаются, бегают, в воздухе сплошной гул. Приехавший только что офицер из Вильно, бывший в штабе, уверяет, что вчера там было «все спокойно». С утра же узнаем, что связь между Молодечно и Вильно прервана, так как на станциях Сморгонь[564] и Залесье[565] уже орудует неприятель. Мы оказались разъединенными со штабом. Началась обычная бестолочь. А слухи о приближении неприятеля к[а]к со стороны Вилейки, так и с запада, становились все тревожнее и тревожнее; начальник станции сообщил, что уже Пруды[566] заняты неприятелем (в 13 верстах к западу от Молодечно). По-видимому, в критическом положении очутились и 1-я, 3-я, 10-я армии[567]; и с Лидой-то сообщение будто бы прервано. Оставалась одна коммуникационная] ниточка — на Минск. Старшие офицеры общего отдела Иванцов и Новосильцев с остальными потеряли головы, все же решили уходить на Ужу[568] — за 20–25 верст на Минскую дорогу. […]
3 сентября. Около 5 час[ов] утра прибыли в Минск. Проехали расстояние от Молодечно в 94 версты за 14 час[ов]! Вот сопоставить нашу скорость со скоростью германской! Старший врач санитарн[ого] поезда Всероссийского] союза городов — женщина Афанасьева — сообщила мне, что настроение солдатиков все еще хорошее. […]
4 сентября. Усталый, разбитый — отлично подкрепился ночным сном на удобной постели. Рано встал. Беспокоюсь за обоз, где уложено все мое имущество. Связи со штабом никакой. Молодечно уже обстреливается. Идет весь день дождь. Солдаты, как мокрые куры, жмутся где укрыться; кто-то из них напевает: «Дождик-дождик, перестань — я поеду во Рязань…» […]
5 сентября. […] Слава Богу — сегодня утром прибыл наш обоз с частью штаба, находившейся в Вилейке[569]. Пошли отыскивать их на Александровский вокзал. Полевые жандармы сообщают, что принуждены были возвратиться из Борисова, кругом к[ото]рого снуют уже разъезды нибелунгов, стремящихся разрушить мост через знаменитую Березину. Штаб наш — в пути от Вильно на Лиду.
Как-то ему удастся выкарабкаться с другими армиями из грандиозного мешка, устроенного нам хитроумным противником? Из Лиды должны ехать на Барановичи, еле-еле держащиеся в наших руках. Связи со штабом не имеем. Куда нам дальше двигаться — неизвестно, бегают наводить справки во фронте. […]
6 сентября. Как громом поражены все известием о роспуске 3 сентября Государственной] думы. Значительная часть прогрессистов и левые при чтении высочайшего указа о роспуске — отсутствовали, остальные же члены думы по выслушании его прокричали идиотски «ура». «Рус[ские] вед[омости]» успокаивают, что правительство обещает за это время провести существенную часть программы междупарламентск[ого] блока в порядке 87-й ст[атьи]. Свершился разрыв с обществом — так обидно, так дерзко! Исчезнет сдержка бюрократических шалостей, неминуем упадок общественного подъема. «Русская прогрессивная мысль стукнулась лбом о стену режима». В Петербурге и Москве, передают, уже заволновался народ, начались забастовки. […]
Прорыв, совершенный нибелунгами между Свенцянами и Подбродзе, явился новой неожиданностью для наших стратегов, не допускавших и мысли, ч[то]б[ы] мы могли вылететь из Вилейки внезапно — со свистом!.. Прорвалось будто бы немцев около трех корпусов, припрятавшихся в лесах, где наши разведчики их не замечали[570]. Штаб нашей армии, видимо, уж очень задержался в Вильно, зачарованный женскими прелестями… Где наш штаб теперь — неизвестно; одно верно, что он в движении на Оишяны[571] по дороге к Лиде. Барановичи еще наши. Встретился с евреями из Ужи — горько плачут от претерпленных насилий со стороны наших казаков, нещадно все грабивших… Господь мой и Бог мой! Выезжают жители, имея погруженными подводы вплоть до цветов, ночных горшков и всякой мелкой, но дорогой, «своей» вещи; сколько-то из них прибудет до места назначения! […]
7 сентября. 7 утра. Плетемся по-черепашьи; вереница поездов в хвосте. Движение еще более задерживается производящимся ремонтом пути, испорченного во многих местах немецкими разъездами. Около полудня в Борисове, в 4 [часа] дня переезжал Березину. Поезда перегружены беженцами, размещенными на платформах и в «скотских» вагонах. Упустил санитарный поезд и следую в 3-м классе при одном из воинских эшелонов.
8 сентября. […] Около полудня — в Орше. Послал открытки детям с уведомлением, что «везу больную тетю…» на Витебск, а затем и ближе к нам. На вокзале столпотворение — крик, плач, стоны, кашель беженцев и их семей. Вечером — в Витебск, откуда с почтовым поездом — в Смоленск, где, по заявлению коменданта станции, должны быть части штаба, сегодня прибывшие было в Витебск из Смоленска и опять туда направленные! На станции нет не только кипятку, но и воды; негде достать даже черного хлеба! Ночью в Смоленске.
