Андрей Иванов - Наполеон. Страсти по императору
26 мая приехал Нарбонн и рассказал о своей поездке в Вильно. Он пробыл в городе всего два дня. Александр принял Нарбонна в день приезда последнего и терпеливо выслушал. Царь повторил сказанное ранее, он сделал это твердо и с обычной кротостью. Гордый ответ российского самодержца произвел на посла глубокое впечатление. Александр отказался вести бесполезные на его взгляд переговоры. Вечером Нарбонн разделил с царем трапезу, а после обеда Александр приказал передать ему свой портрет. Это было ясное указание на то, что поручение окончено. По русскому обычаю, царь приказал обеспечить Нарбонна дорожной провизией. Метрдотель принес изысканные яства, почтовые лошади были заказаны к определенному часу. Посла вежливо выпроводили из страны.
28 мая Наполеон торжественно простился с монархами и членами их семей. Всю ночь его свита и слуги готовили отъезд, а рано утром 29-го он перед строем почетного караула в последний раз принял добрые пожелания саксонского короля Фридриха Августа. Он нежно обнял Марию-Луизу, а затем покинул Дрезден в почтовой карете.
Он еще не знал о событии, которое станет частью длинной последовательности разочарований и катастроф. Генерал Кутузов заключил мир с Турецкой империей, и теперь российское воинство могло быть усилено солдатами Дунайской армии.
Меттерних дал формальное обещание России в том, что Австрия никогда серьезно не вмешается в войну и не двинет своих главных сил. Корпус князя Шварценберга, как часть Великой армии, даже не будет доведен до полного состава. Подобные настроения преобладали и в Баварии; другие немецкие государства слали царю Александру уверения в тайной симпатии.
Наполеон заключил союзы по принуждению, а в это время уже создавалась коалиция на основах более прочных и глубоких. Члены новой коалиции не могли высказаться открыто, но ждали какой-нибудь неудачи французского императора, чтобы выступить против него. Военные указывали Наполеону на эти опасности, а он лишь злился и делал им выговоры.
Император не внял предостережениям своих служащих, даже таких как министры и великий канцлер Камбасерес. В Данциге он встретил маршала Даву, проделавшего колоссальную работу по организационной и материальной подготовке кампании. Наполеон не любил Даву и не воздал ему по заслугам. Он встретился с обиженным Мюратом и сумел вернуть его расположение, вызвав воспоминания об их боевом братстве. Оба растрогались почти до слез.
Царь Александр не принял посла Лористона и запретил ему приехать в Вильно. Император французов отметил этот невежливый жест и внес его в список своих обид. 21 июня Наполеон продиктовал обращенную к армии прокламацию, призвав своих солдат к войне с Россией. Он приказал прочесть ее перед фронтом полков, когда войска подойдут к реке Неман и будут готовиться к переправе. Наполеон обвинил Россию в нарушении данных в Тильзите клятв, призвал к судьбоносному походу против нее и назвал новую кампанию Второй польской войной. Итогом славной войны станет мир, который покончит с гибельным влиянием России на дела Европы, заявил император.
Агрессор принял вид благородного рыцаря, отвечающего на оскорбление. Ничто не остановило его — ни опыт прошлых кампаний, ни предостережения друзей и врагов, ни сложности ведения войны на два фронта, ни внезапное падение с лошади перед переправой через Неман.
ВОЗМЕЗДИЕ
Наполеон предчувствовал скорую удачу, узнав о приезде эмиссара царя. Он не принял его сразу и решил сделать это в Вильно.
Александр Дмитриевич Балашов привез письмо императора Александра. Он должен был сказать агрессору, что мирные переговоры могут начаться немедленно, для этого армия Наполеона должна переправиться обратно через Неман. Переговоры не будут вестись, «пока хотя бы один вооруженный солдат останется на русской территории»{147}.
Император Наполеон не мог отступить, это не соответствовало его героической натуре. Он начал войну, чтобы победить, а не вести переговоры о торговых договорах.
Русские войска отходили, и надежды Наполеона на быстрый успех не оправдывались. Солдаты Великой армии начали умирать от истощения сил, голода и жажды. Обозы отстали, и мародерство приняло колоссальные размеры.
Вдруг разразилась страшная гроза. Сверкали молнии, нанося сокрушительные удары и убивая солдат. Следом полил ледяной дождь с градом и снегом, и пришел ужасный холод. Многие полки ночевали в поле, а утром солдаты увидели тысячи окоченевших лошадей.
Император был неприятно удивлен холодным приемом, оказанным ему в Вильно. Не было ни триумфальных арок, ни красивых полек. Мост через реку и амбары были сожжены. Император проехал по пустынным улицам и прибыл во дворец, где несколько дней назад проживал Александр.
Наполеон назначил жестокие наказания за нарушение дисциплины и мародерство, приказал собрать отставших и поместить их в огороженное вблизи города место. Он велел пригласить влиятельных лиц города и сотрудников местной администрации. Император начал организовывать самоуправление и привлекать жителей Литвы на свою сторону, но население вело себя пассивно. Наполеону сложно было понять, к кому обращаться: крестьяне не доверяли оккупантам-грабителям, несмотря на обещания личной свободы и отмены крепостного права, дворяне были напуганы как раз этими обещаниями.
Он должен был привести армию в порядок. Уже были схватки с неприятелем, и Наполеон спрашивал являвшихся с докладами офицеров о числе пленных. Ему сообщали лишь о немногих отставших русских солдатах и дезертирах, и это удручало императора. Итоги первых дней кампании не соответствовали его ожиданиям.
Император послал за Балашовым. Доставленный во дворец посланник царя подождал, пока Наполеон закончит свой завтрак. Император приказал подать себе кофе в кабинет. Он поздоровался с Балашовым и начал разговор со слов о дурных советниках царя. Балашов был человеком смелым, остроумным и находчивым. Он тут же заспорил с императором, и стороны стали обмениваться ударами. Наполеон и его собеседник вспоминали разные обиды. Император все больше распалялся и начал ходить большими шагами по комнате. Открылась неплотно запертая форточка, Наполеон ее закрыл. Она вновь открылась, и тогда он ее схватил, оторвал и выбросил наружу.
Император стал ругать окружение царя — иностранцев, эмигрантов, изгнанников, интриганов. Он пытался запугать Александра и говорил о том, что царь изменяет национальным традициям. Это грозит дворцовым переворотом, как уже не раз бывало в истории России. Сына постигнет участь отца.
Наполеон говорил о Великой армии, о своих союзниках и доказывал неизбежность победы над русскими. Он утверждал, что все знает о русских армиях, и уничижительно отозвался о союзниках России. Он заявил, что готов вести переговоры с Александром параллельно с боевыми действиями. Наполеон говорил о царе как о заблудшем друге и выразил желание не прерывать с ним отношений. Император обещал приготовить письмо царю в течение дня.
Вечером Балашов был приглашен на обед к императору. Стол был накрыт на шесть персон, присутствовали маршалы Бертье и Бессьер, а также Коленкур и Дюрок. Наполеон начал разговор добродушным тоном, он весело и беспардонно намекал на любовные связи Александра, а затем перешел к его отношениям с теми же интриганами-иностранцами. Он задал несколько вопросов о Москве.
После обеда все перешли в соседнюю залу, и тут Наполеон заговорил о выгодах России от союза с ним. Он произнес слова, которые в числе прочего Балашов должен был передать царю. К тому времени Наполеон нанес Александру не одно оскорбление, но его приговор царю, которого вторгшийся в Россию агрессор уже считал политическим мертвецом, сделал невозможным какое-либо общение между ними в дальнейшем:
«Он испортил лучшее царствование, которое когда-либо было в России… На свое несчастье он бросился в эту войну: может быть, виной тому дурные советы, а то и предопределение судьбы»{148}.
Судьбы России и ее царя должны были свершиться, а судьей и исполнителем приговора выступал Наполеон Бонапарт. Он снова разгорячился, еще раз повторил свои жалобы и заявил, что Александр занялся чужим делом — войной.
Он подошел к Коленкуру, ударил его слегка по щеке, обратился с наглым вопросом и назвал его русским. Коленкур побледнел и изменился в лице. Он терпеть не мог, когда Наполеон называл его русским, а теперь это было сделано в присутствии иностранца. Коленкур резко ответил: «Вашему Величеству угодно делать вид, будто сомневаетесь, что я хороший француз; вы делаете так, конечно, только потому, что я не в меру доказал это своей откровенностью. Милостивое внимание императора Александра относилось к Вашему Величеству; как ваш верный подданный, Государь, я никогда не забуду о нем»{149}.
