Виктор Гюго - Наполеон малый

Книга первая

ЧЕЛОВЕК

I

20 декабря, 1848 года

В четверг 20 декабря 1848 года в здании Учредительного собрания, окруженном в этот момент внушительными колоннами войск, шло заседание. После доклада депутата Вальдек-Руссо, выступившего от имени комиссии, уполномоченной подсчитать голоса по выборам президента республики, — в докладе обратила на себя внимание следующая фраза, выражавшая основной его смысл: «Это печать нерушимой власти народа, которую он, поистине великолепно осуществляя основной закон, сам, собственной рукой, накладывает на конституцию, дабы сохранить ее священной и неприкосновенной», — среди глубокого безмолвия девятисот членов Учредительного собрания, присутствовавших почти в полном составе, председатель Национального Учредительного собрания Арман Марраст поднялся со своего места и произнес:

— Именем французского народа.

Ввиду того, что гражданин Шарль-Луи-Наполеон Бонапарт, уроженец Парижа, удовлетворяет условиям избираемости, предписываемым 44-й статьей конституции,

Ввиду того, что на выборах президента, проведенных по всей территории республики, он получил абсолютное большинство голосов,

Согласно 47-й и 48-й статьям конституции, Национальное собрание провозглашает его президентом республики на срок, начиная с сегодняшнего дня и вплоть до второго воскресенья мая месяца 1852 года.

На скамьях депутатов и на трибунах, полных народа, произошло движение; председатель Учредительного собрания добавил:

— Согласно требованию закона, я прошу гражданина президента республики подняться на трибуну для принесения присяги.

Депутаты, толпившиеся в правом кулуаре, вернулись на свои места, и проход остался свободным. Время близилось к четырем часам, смеркалось, громадный зал Собрания тонул в полумраке; опустили люстры, на трибуну принесли лампы. Председатель подал знак, и дверь справа распахнулась.

И тут в зал вошел и быстро поднялся на трибуну еще молодой человек в черном сюртуке с крестом Почетного Легиона и с орденской лентой через плечо.

Все головы повернулись к этому человеку. В матовом свете ламп выступило бледное костлявое лицо с угловатыми чертами; большой, длинный нос, усы, завиток волос, падающий на низкий лоб; глаза маленькие, тусклые, манера держаться робкая, неуверенная, — никакого сходства с императором. Это был гражданин Шарль-Луи-Наполеон Бонапарт.

При его появлении по залу пронесся гул; заложив руку за борт своего наглухо застегнутого сюртука, он несколько секунд неподвижно стоял на трибуне, на которой были начертаны даты: «22, 23, 24 февраля»; а над ними выступали три слова: «Свобода, Равенство, Братство».

До избрания в президенты Шарль-Луи-Наполеон Бонапарт был депутатом и уже несколько месяцев заседал в Учредительном собрании; он почти никогда не высиживал до конца заседания, но его довольно часто видели на одной из верхних скамей у пятого прохода слева — эти места обычно назывались Горой; он всегда сидел позади своего старого наставника депутата Вьейяра. Итак, хотя этот человек был достаточно известен Собранию, его появление на этот раз произвело сильное впечатление в зале. Ибо для всех, как для его друзей, так и для противников, в его лице вошло будущее — неведомое будущее. Все сразу заговорили, и в неясном гуле, поднявшемся в зале, слышалось его имя, сопровождаемое самыми противоречивыми замечаниями. Его противники припоминали его похождения, его «подвиги» в Страсбурге, в Булони, прирученного орла и кусок сырого мяса в треуголке. Его сторонники говорили о его изгнании, о преследованиях, которым он подвергался, о том, что он сидел в тюрьме, что он написал прекрасную книгу по артиллерии, что его произведения, написанные в Гамской тюрьме, все же до известной степени проникнуты либеральным, демократическим и социалистическим духом и что теперь он стал зрелее, серьезнее; тем, кто вспоминал о его сумасбродствах, они напоминали о его бедствиях.

Генерал Кавеньяк, не избранный на пост президента, только что сложил свои полномочия перед Собранием со спокойным лаконизмом, приличествующим республиканцу, и сидел теперь на своем обычном месте, слева от трибуны, на министерской скамье, рядом с министром юстиции Мари. Молчаливо, скрестив руки, смотрел он на эту церемонию, утверждавшую власть нового главы государства.

Наконец водворилось спокойствие, председатель постучал своим деревянным ножом по столу. Наступила полная тишина, и председатель произнес:

— Я прочту текст присяги.

Все почувствовали, что наступает поистине священная минута. Собрание было уже не просто собранием — это был храм. Огромное значение этой присяги усиливалось еще и тем, что это была единственная присяга, которая приносилась на территории республики. Февраль отменил, как и следовало, всякие политические присяги, и конституция из тех же соображений сохранила только присягу президента. Эта присяга была вдвойне знаменательна — как своей подлинной необходимостью, так и своим величием: здесь власть исполнительная, власть подчиненная присягала высшей власти, власти законодательной, и даже более того: в противоположность принятой в монархиях условности, когда целый народ присягает в верности одному человеку, облеченному властью, здесь человек, облеченный властью, присягал в верности народу. Президент, сановник и слуга, присягал в верности державному народу. Склонившись перед величием нации, представленной этим всемогущим Собранием, он принимал от Собрания конституцию и давал клятву повиноваться ей. Представители народа были неприкосновенны, но он не был неприкосновенен. Повторяем: гражданин, ответственный перед всеми гражданами, он был единственным человеком в государстве, который был связан присягой. Вот почему эта единственная присяга — высшего лица в государстве — отличалась такой торжественностью и производила такое впечатление. Пишущий эти строки сидел на своем месте в Собрании в тот день, когда была принесена эта присяга. Он был одним из тех, кто перед лицом всего цивилизованного мира, призванного в свидетели, принял эту присягу от имени народа и доныне держит ее в своих руках. Вот она:

«Перед богом и перед французским народом, представленным Национальным собранием, клянусь быть верным демократической республике, единой и неделимой, и выполнять все обязанности, каковые налагает на меня конституция».

Председатель Собрания стоя прочел эти торжественные слова; среди полного безмолвия и напряженной тишины гражданин Шарль-Луи-Наполеон Бонапарт поднял правую руку и сказал твердым и громким голосом:

— Клянусь!

Депутат Буле (от департамента Мерты), впоследствии вице-президент республики, знавший Шарля-Луи-Наполеона Бонапарта с детства, воскликнул:

— Это честный человек; он сдержит свою клятву!

Председатель Собрания, все еще стоя, продолжал речь, и мы приводим здесь лишь то, что затем было напечатано в «Монитере»:

— Мы призываем бога и людей в свидетели произнесенной здесь присяги. Национальное собрание, приняв и засвидетельствовав присягу, постановляет занести ее в протокол, опубликовать в «Монитере», отпечатать и распространить как законодательный акт.

Казалось, церемония окончилась, и все ждали, что гражданин Шарль-Луи-Наполеон Бонапарт, отныне президент республики вплоть до второго воскресенья мая 1852 года, покинет трибуну. Но он не покинул ее, он испытывал благородную потребность связать себя как можно крепче и добавить еще несколько слов к этой обязательной для него присяге, дабы показать, что он приносит ее добровольно и чистосердечно; он попросил слова.

— Слово принадлежит вам, — сказал председатель Собрания.

В зале воцарилась еще более напряженная тишина.

Гражданин Луи-Наполеон Бонапарт развернул сложенный лист бумаги и прочел речь. В этой речи он объявлял и утверждал избранный им состав кабинета министров и говорил:

— Я хочу, подобно вам, граждане депутаты, восстановить общественный порядок, укрепить демократические учреждения и изыскать все возможные средства, дабы облегчить бедствия нашего великодушного и просвещенного народа, который только что дал мне такое высокое доказательство своего доверия. [1]

Он благодарил своего предшественника, главу исполнительной власти, — того самого, который впоследствии имел возможность произнести прекрасные слова: «Я не упал с высоты власти, я с нее сошел», и превозносил его в следующих словах:

— Новое правительство, вступая в свои обязанности, должно поблагодарить своего предшественника за усилия, которые были им сделаны, дабы передать власть непоколебленной, дабы сохранить общественное спокойствие. [2]

Поведение высокочтимого генерала Кавеньяка было достойно его благородной натуры и того чувства долга, которое является важнейшим качеством главы государства. [3]