Александр Пересвет - Повести исконных лет. Русь до Рюрика
В лето 6458 (950). Приехали по зову Ольги норманнские люди многие из данов — расселась ведь русь широко, и не хватало уже людей в Киеве, сели бо по городам русским многие. И много среди сих было не токмо воинов, но и оружейных мастеров и узорочья разного, и кожевенные, и камнерезы; и многие приехали с семьями[181].
Из Смоленска же пришел один золотых дел мастер, родом болгарин. И приходил он в часовню мою, и проникся Духом Божиим, и крестился, и пожертвовал деньги большие на строительство храма.
Прослышал же о том один из иудеев[182], родом полянин, по имени Гостята, и захотел отобрать те деньги, сказав, что отдают их будто бы на храм ложной веры, а не можно таковых возводить в городе хазарском. Считался ведь тогда Киев под хазарским каганом, как то еще с Игоря пошло, коего каган на Русь поставил, как о том хазары говорили.
И пошел Гостята к послу хазарскому и сказал ему: «Мы, иудеи киевские, собрали, кто сколько мог, торопясь выручить собрата нашего Map Якова бен Ханукки, и собрали лишь 60 монет. А теперь христиане, кои посадили его в поруб за долг брата его, собрали больше денег и храм свой хотят строить в сем городе, который иудейскому царю подчинен. Запрети им строить тот храм, а деньги их заберем, и тебе, посол, и кагану».
Посол же обрадовался сему и послал к Ольге, сказав, что не дает каган повеления строить христианский храм в Киеве, а деньги собранные возьмет вирою за обиду вере иудейской кагановой.
Сия же звала меня и говорила: «Не могу еще противостать кагану; не ставь церкви в Киеве, но в Вышгороде поставь, в городе моем. С иудеями же сделаю, чтобы не поступали более так».
И дала дружину городскую сопроводить христианскую общину нашу с деньгами в Вышгород. И когда были мы в Вышгороде, услышали, что стал в Киеве бунт велик против иудеев; язычники подняли его, повинуясь словам волхвов их. Ведь торг вели иудеи и в рост с большою лихвою деньги давали; оттого были язычники всегда недовольны иудеями; а как из тех большая часть была из хазар родом, и за то их еще пуще не любили.
А поднял язычников киевских волхв их, из полян же, именем Руда, сказав, что ругаются иудеи на богов славянских и русских. И было то правильно, хоть и поганым сказал о том кудесник, ибо считают иудеи всех инако верующих безбожниками и не детьми Божьими.
И пошли кияне на торг, и в конец Козарий, и сожгли там много домов иудейских, а иных иудеев убили до смерти, и Гостяту убили.
Наместнику же хазарскому сказала Ольга, что в смуте той волхвы славянские виноваты; но то дела веры их, а на Руси за веру не преследуют; оттого не может она властью княжеской вмешаться, ибо как женщина даже верховным жрецом русским не является. А выдать-де волхвов тех как великая княгиня она не может, ибо не холопы они ей; а сам царь-де на Руси не волен, ибо договор был с Игорем о том, что хотя и в подручниках у Хазарана русь ходит, но по союзу с ним, а не по холопству.
И удивлен был наместник такой речью ее, так что не нашел, что повелеть именем кагана. Ольга же, отпустив его, велела христианам и язычникам всем дикую виру[183] выплатить за иудеев и имущество их. А на деньги те хотела она поминки и подарки слать печенегам, если будут собираться хазары на Киев мстить за единоверцев своих; а шли бы тогда печенеги грабить вежи хазарские. Но не случилось того; не пошел царь на Русь, ибо не было у него уже той силы, что прежде.
В лето 6459 (951). Второе лето подряд стояло ведро и был урожай, и расщедрилась земля Русская богачеством многим — и сытом, и фруктами многими, и скорою, и медом, и воском, и узорочьем, и самоцветами, и ремесленным делом всяким. И сказали люди: «Благословенна княгиня наша великая — ее ведь старанием перестали князья и бояре поврозь себе богачество собирать, а смерда при том обирать».
И было так: уставила ведь Ольга уроки и оброки постоянные, а сверх того не смела вершина племенная и старейшины излиха собирать; оттого оставалась у смерда, охотника или ремесленника лихва от того, что соберет, промыслит или сотворит. И стали то люди продавать на торгах, а русы и гости разные покупать и торговать дальше, в странах чужих, — оттого выросло богачество русское.
Так то было, сказывают, при первых царях римских, при Нуме Помпилии, иже повелел посчитать все земли, принадлежащие Риму, и межевать их, а ремесленнику всякому указал ремесло его и уроки установил, и должности уставил в государстве своем. При Ольге же установлено было, что раньше обычаем считалось: что нет в руси ни норманна, ни славянина, ни кривича, но все суть русь; и племена же и языки русские да не воюют друг с другом, ибо все суть равные подданные русские, русью управляемые и русским князьям подсудные; они же токмо и вольны в войне и мире в племенах русских.
В сие же лето сделала указ Ольга, коим отменила человеческие жертвоприношения на всей земле Русской, и волхвам да не приносить богам своим человеков, но жертвовать им животных, а от людей токмо бескровное — одежду или пищу, или изделия, или от промысла лесного что. А Свенельд как волхв верховный русский то утвердил и жрецам под страхом смерти запретил людей жертвовати во всех племенах и языках русских.
В лето 6460 (952). Вернулся Святослав из Новогорода в Киев, чтобы тут продолжить обучение воинское в дружине отроков.
Прослышала Ольга, что шлет царь хазарский послов к печенегам, зовя их вместе с хазарами на Русь идти; слал к иртим и харавои. А сказали про то Ольге сами печенеги, ибо были они тогда мирны Руси.
Собрала Ольга ближников своих и рассказала о том. И подивились все разуму ея — о прошлое лето ведь предвидела великая княгиня, что так случится. И присудила русь тако: послать дары к ордам кулпеев и талмат — да идут те воевать пустую землю хазарскую; цур же сами пойдут, прослышав про то, ибо причисляют себя к кангарам, то есть самым благородным родам из печенегов, а потому не уступят кулпеям и талмат. К харавоям слать дары же и звать воевать хазарские вежи тож, покуда войско хазарское на Киев идти будет; а комонное войско русское северское исполчать и отправлять на Низ, дабы видели печенеги, что не боится русь хазар и сама на них нападает. К иртим же не слать даров, но послать судовую рать к Пересечену к порогам: аще пойдут иртим на Русь или древлян, то разорить вежи печенежские. Сказала Ольга: «Так запутаем царя, что не осмелится он на Русь идти».
И так сталось: покамест собирал царь войско свое у Белой Вежи, напали на страну его печенеги и пограбили много. А видели хазары дозоры русские напеременки с печенежскими у Белой Вежи и думали, что в союзе русь с харавоями; иртим же остались на месте, видя русь у веж своих; а цопон в Климатах на города хазарские нападать стали, узнав, что прочие печенеги в движение пришли.
Тогда послал царь к Ольге со словами: «Дай виру за одноверцев наших, тогда отступлюсь от тебя». Сказал Ольга: «Не дам; дала ведь виру уже наместнику твоему». На самом деле же дала она несколько денег послу хазарскому из дикой виры, что собрала на язычниках; но послам царским намек сделала, что много дала. И так обнесла Ольга его перед царем. Царь же в гневе был, что не получается у него наказать русь, оттого вызвал наместника своего и, не дав тому оправдаться от навета, казнил его.
Потому боялись многие хитростей Ольгиных, ибо так умела делать она, что самые враги ея замысел ее исполняли. И даже императора Константина заставила она по ее воле поступить.
Когда крестилась она в Константинополе, о чем еще скажу я, молвил базилевс, что будет она теперь ему дочерью называться — восприял ведь он ее от купели. Ответила Ольга: «По возрасту гожусь в жены тебе, но по закону Христианскому не можешь ты меня второю женою взять; а крестилась, желая затем Русь крестить. Назовешь ли Русь не дочерью, но женою Ромейской империи?» Смутился базилевс, а затем рассмеялся: «Опять переклюкала ты меня, Ольга, перехитрила; будь же ты дочерью мне крестною, а земля твоя да будет в равном союзе с Империею моей».
И сам я тот разговор слышал, и записал, как Константин-базилевс назвал Русь ровнею империи Ромейской. Тако же было с Болгарией при Симеоне. Если была бы уже крещена Русь, воссияла бы она ныне среди империй христианских.
Но про лето сие.
Не зная, на что решиться ему, простоял царь месяц под Белою Вежею, покуда войско его роптать не начало — съели ведь все вокруг лошади; и всадникам есть нечего было.
Позвал он Ольгу к себе. Но не пошла она, говоря: «Ты мне не мирен, оттого боюсь я ходить к тебе».
И была она лукава, но царь того не понял, и обещал мир ей по прежней воле своей. Сказала же Ольга: «Не нарушала я мира, но ты, царь, нарушил; ежели хочешь мира ты, то на новых условиях — отдали ведь долг русский кагану». Спросили тогда послы царские: «Каковы же будут те условия?» Ответила она: «Не платит боле Русь дани, ни выхода хазарского за Тмутаракань; не нужна бо мне Тмутаракань, ибо не хочу воевать с Греческой землею. Единоверцы же хазарские в Киеве в вере своей да вольны будут, но ходить должны по закону русскому и по правде русской».
