Анатолий Корольченко - Битва за Кавказ
Она хранится вместе с другими наградами деда в шкафу, в расписной деревянной шкатулке, скрытая от любопытных глаз Костьки. На строгой ленте, большая и светлая, медаль отличается от остальных, хранящихся тут же. На ней — самолёт и танк и выбито короткое: «За отвагу».
В праздник дед достаёт награды, прежде чем приколоть к пиджаку, он старательно чистит их. Они тонко звенят, и Костька, не скрывая восхищения, смотрит широко раскрытыми глазами.
Однажды, не спросясь, он приколол медаль на свою вельветовую курточку. Дед нахмурил брови.
— Знаешь, внучек, медаль ведь не игрушка. Награды даются за трудные дела.
У строгих глаз деда Костька увидел сетку глубоких морщин и догадался, что с медалью связано какое-то трудное дело, о котором дед умалчивал.
— Мам! А за что у дедушки медаль? — спросил он у матери.
— За боевые дела, сынок. Подвиг совершил, защищая наш город.
— Подвиг? Как космонавт?
— Нет, дедушка не летал. Был он простым солдатом, служил в пехоте...
Подвиг! Вот уж этого Костька никак не ожидал. Был дед худощав и невелик ростом, ходил, слегка прихрамывая. О войне вспоминать не любил, всё больше рассказывал о смешном да добром. Ещё был у него на плече затянутый кожей шрам.
— Дедуль, а что это? — Костька дотронулся до него пальцем.
— A-а, фронтовая отметина, — ответил дед нехотя.
Однажды зимним вечером, когда все сидели у телевизора, в дом кто-то постучал.
— Здесь живёт Алексей Иванович Путилин? — послышался женский голос.
— Я Путилин, — ответил дед.
— А я дочь Литовченко...
— Какого Литовченко? Что-то запамятовал, извините. — Дед непонимающе глядел на женщину.
— Вы ведь воевали вместе с сержантом Литовченко? — спросила она.
— А как же! Воевал... — Дед вдруг спохватился: — Так вы...
— Да, дочь Петра Степановича. Екатерина Петровна.
— Боже мой! Вы — дочь Петра? Да проходите же в комнату, проходите!
Костька с любопытством смотрел на незнакомую женщину в пушистой меховой шапке, с румянцем на полных щеках.
Дед суетился, и угадывалось, что он и рад незнакомой женщине и растерян.
— Давайте ваш чемодан, раздевайтесь! Вера! — Крикнул он дочери, матери Костьки. — Это дочь сержанта Литовченко! Того самого, что на фронте! Здесь, под городом, мы вместе были.
Женщина сняла шапку, и на плечи упала тугая коса. Глаза приехавшей излучали радость, лицо было улыбчивым и тёплым.
— Я проездом, — объясняла она. — Еду из Кулунды в Сочи, в санаторий, и решила повидаться с вами.
Поглаживая седую голову, дед растерянно говорил:
— Скажи, пожалуйста, как годы летят! Прямо удивительно. Помнится, на фотографии, что была у сержанта, вы совсем ребёнок, как ныне мой внук Костька. А теперь вот вы какая. Скажи, пожалуйста!
— Мне было пять лет, когда мама получила похоронку, — ответила женщина. — А теперь у моей дочери внучка растёт.
Костька всё смотрел на неё, весёлую и приветливую, и никак не мог понять, зачем она прикатила в их город, зачем ей понадобился дед, почему в каком-то справочном бюро она разыскивала его адрес?
А потом женщина долго рассказывала о себе, расспрашивала деда о сержанте Литовченко. И все ей сочувствовали, слушали, взгрустнули, когда она сообщила, что минувшей осенью похоронила мать.
— После смерти мамы, перечитывая письма отца, я узнала о вас, о бравом солдате Путилине, и решила обязательно встретиться с вами, Алексей Иванович. И вот приехала, чтобы услышать об отце.
Наполняя комнату гулким звоном, пробили часы.
— Ой! — всполошилась мать. — Костьке пора уже спать.
Лёжа в кровати, мальчик в полуоткрытую дверь видел румяное лицо тёти Кати, обросший затылок деда и его неподвижное сухое плечо, где под рубахой скрывался шрам. У стола бесшумно хлопотала мама.
Дед неторопливо, глухим голосом говорил о разведчиках, бравших какого-то «языка», о том, как они ползли по снегу, лезли через проволочное заграждение и как вокруг них прыгали немецкие мины, разбрызгивая осколки.
Костька слушал, многого не понимая. «Как можно брать «языка»? И зачем на войне строят проволочные заборы?» А мины представлялись ему большими зелёными лягушками.
Наблюдая за тётей Катей, он видел, как менялось её лицо: исчез румянец, потускнели глаза. Он превратился в слух.
— Первым в траншею прыгнул Митькин, — доносился голос деда. — Он упал на какие-то банки, и те загремели. На помощь бросился сержант, да было поздно...
Дед замолк, потянулся за спичками Он долго чиркал по коробку, но спички не зажигались, ломались.
— Мы отходили. Я тащил на себе фрица, позади был сержант. Он прикрывал нас... И тут взорвалась мина. Сержант упал. К нему подполз Турсунов, выпустил из автомата очередь. Потряс сержанта, но тот не отзывался: был мёртв. И меня уже у нашего окопа ранило осколком. Вот сюда. — Дед коснулся плеча.
Костька вдруг увидел, что тётя Катя плачет, утирая глаза концом белой косынки. Стало так тихо, что Костька услышал, как за стеной звучала музыка.
«Опять Натка играет на пианино, — с досадой подумал он. — И чего это она играет по ночам? »
Подошла мать, поправив одеяло, она погладила мягкой рукой по голове, и хотя он зажмурил глаза и прикинулся спящим, сказала:
— Спи, сынок, спи.
Она вышла, плотно прикрыв дверь.
Ночью мальчику снились мины, похожие на больших лягушек с выпученными глазами и чёрными крестами на скользких спинах. Затаясь, они поджидали солдата со звёздочкой на шапке. А когда солдат подбежал к ним, мины вдруг запрыгали. Но сколько они ни скакали, солдат, удивительно похожий на деда, шёл и шёл, всё вперёд и вперёд...
Наутро Костька проснулся позже обычного. Сквозь стёкла смотрело солнце. Из кухни доносились голоса мамы и тёти Кати.
Увидев на столе заветную шкатулку, Костька потянулся к ней. Вот и медаль, та самая медаль с короткой надписью: «За отвагу». Рядом лежала старая, пожелтевшая от времени, с надломленными уголками фотография. С неё лихо глядели четыре солдата. В одном из них Костька узнал деда. Правда, он был совсем не таким, каким привык его видеть мальчик. Но он его узнал. Рядом с дедом сидел второй солдат с усами. А за ними стояли два молодых и весёлых парня в военной форме.
Костька долго разглядывал фотографию, стараясь угадать кто они: не о них ли вчера шёл разговор?
— Ты уже проснулся? — услышал он голос деда.
— Кто это? — спросил Костька, указывая на фотографию.
— Это разведчики, мои боевые товарищи, — ответил дед. — Вот я, это солдат Митькин, а рядом Турсунов. А сержант с усами — это наш командир Литовченко...
— Папа тёти Кати?
— Он самый.
Костька осторожно взял медаль и стал внимательно разглядывать её.
— А можно её почистить?
— Можно, внучек.
Достав тряпочку, мальчик старательно начал чистить медаль. Он долго тёр её и всё думал о разведчиках, которые утащили зловещего фрица.
На серебряной поверхности медали сверкнул острый лучик, она заискрилась, заиграла, и в её сиянии Костьке представилось рыжеусое лицо сержанта Литовченко — строгое и немного грустное. И ещё представилось лицо деда с густой сеткой морщин у глаз. Но дед виделся ему не таким, каким он был вчера и позавчера, а большим и очень сильным, потому что не каждый заслужил в бою такую награду.
Глава 6.
БИТЫЙ КОЗЫРЬ
Легендарные севастопольцы
В конце июля в неприметном абхазском селении появились моряки. Их было немного, и прибыли они из Севастополя, точнее — с мыса Херсонес, где происходили последние бои за Крым. Они лихо распевали в строю:
От орловцев, словно овцы,Немцы бегали не раз.Знает весь Кавказ орловцев,Крымский берег знает нас!
Капитан Орлов был их командиром, а особого назначения отряд подчинялся начальнику авиации Черноморского флота.
Боевое крещение воины получили уже летом 1941 года, защищая Одессу. Тогда они десантировались в тыл румынской дивизии. В течение нескольких дней они навели там «шороху», нанося врагу немалые потери и сея панику.
По возвращении парней наградили боевыми орденами Красного Знамени, а Михаила Негребу — орденом Ленина. Это был тот самый десантник, герой широко известной повести Леонида Соболева «Батальон четверых», присказка которого облетела весь фронт: «Один моряк — моряк, два — взвод, три — рота, нас же четверо, а потому нас батальон». Слова принадлежали Михаилу Негребе. Четверо они во вражеском тылу действовали за батальон.
В мае их отряд располагался в Новороссийске, когда сыграли тревогу. Моряков посадили на крейсер «Красный Кавказ», идущий в Севастополь. Приказали иметь с собой парашюты.
