Испанская Америка в борьбе за независимость - Моисей Самуилович Альперович
Понимая, что торговля с одной Бразилией недостаточна для удовлетворения даже минимальных потребностей Парагвая, Франсиа пытался завязать торговые, а также дипломатические отношения с Англией. Еще в 1814 г. в связи с предполагавшимся отъездом на родину шотландского купца Робертсона он передал ему послание английскому парламенту, содержавшее предложение об установлении торговых и иных связей между двумя странами, а также различные образцы парагвайской продукции. Но Робертсон не выполнил этого поручения. В 1824 г. Франсиа стой же целью отправил в Англию специальную миссию, которая, однако, не увенчалась успехом.
Единственной отдушиной, позволявшей парагвайцам хоть немного общаться с внешним миром, продолжали оставаться отношения с Бразилией. В 1824 г. был назначен консул Бразильской империи в Асунсьоне, а в следующем году его приняли там в качестве официального представителя императора Педру I. Таким образом, Бразилия де-факто признала парагвайскую республику как суверенное государство.
Однако в связи с бразильским предложением о совместном вторжении в Корриентес (1827) Франсиа начал опасаться дальнейших попыток Бразилии втянуть Парагвай в орбиту своего влияния. Когда же в ходе войны с Аргентиной бразильцы нарушили в 1828 г. парагвайскую границу, отношения между двумя государствами стали напряженными и вскоре совсем прервались. Франсиа приказал выслать находившихся в Итапуа бразильских дипломатов и купцов, что фактически означало прекращение регулярных связей с Бразилией.
Тем самым завершилась изоляция страны от внешнего мира. Все порты были закрыты. Лишь в порядке исключения бразильские купцы время от времени появлялись в Итапуа, а торговым судам из Корриентес и других аргентинских провинций разрешалось иногда заходить в Пилар де Ньеэмбуку{87} — порт на реке Парагвай, к северу от ее впадения в Парану. Но практически это случалось крайне редко, тем более что всегда существовала опасность насильственной задержки судна парагвайскими властями. Границы государства тщательно охранялись. Въезд в Парагвай и выезд из него допускались только по специальному разрешению диктатора, дававшемуся в исключительных случаях. Иностранцы, проникшие каким-либо образом в страну, задерживались здесь на длительный срок, исчислявшийся подчас многими годами. Переписка с заграницей подвергалась строжайшей цензуре и вскоре совсем прекратилась. Перестали поступать иностранные книги, газеты и журналы, кроме тех, которые предназначались самому Франсии.
Так установился режим, на долгие годы искусственно отгородивший Парагвай от остального мира и давший основание часто называть его «южноамериканским Китаем». «Реки Парана и Парагвай, — писал впоследствии русский дипломат и путешественник А. С. Ионин, — сделались китайской стеной… республики, через которую никого не выпускали и никого не впускали»{88}.
Возникновение и сохранение этой замкнутой системы являлось своеобразной защитной реакцией молодой республики на нависшую над ней угрозу национальной независимости и суверенитету. Ведь, несмотря на кратковременное сближение с Бразильской империей, Парагвай продолжал оставаться во враждебном окружении. Правда, правительство Буэнос-Айреса в связи с разногласиями между провинциями Рио-де-ла-Платы и обострением отношений с Бразилией из-за Восточного Берега, вылившимся впоследствии в военный конфликт, на протяжении ряда лет не предпринимало активных действий против Парагвая. Зато появилась опасность с другой стороны. Она исходила от президента Колумбии Боливара.
22 октября 1823 г. Боливар, находясь в Лиме, направил Франсии послание с просьбой об освобождении известного французского натуралиста Эме Бонплана, задержанного в конце 1821 г. близ парагвайской границы. Франсиа приказал арестовать Бонплана потому, что заподозрил его в намерении проникнуть на территорию Парагвая. Возникновению подобных, подозрений способствовали дружественные отношения между Бонпланом и каудильо Энтре-Риос Рамиресом[28]. Об освобождении Бон-плана кроме Боливара ходатайствовали многие правительства, государственные деятели, ученые. Но Боливар сопровождал свою просьбу прямой угрозой, указывая, что «был бы в состоянии дойти до Парагвая, чтобы освободить лучшего из людей и знаменитейшего из путешественников»{89}.
Неизвестно, получил ли Франсиа это послание. Во всяком случае он на него не ответил. Между тем Боливар не оставлял планов вторжения в Парагвай. 30 мая 1825 г. в письме Сантандеру он высказал мысль об организации похода в Парагвай из Верхнего Перу{90}. Несколько месяцев спустя Боливар предложил правительству Объединенных провинций Рио-де-ла-Платы послать совместную военную экспедицию, чтобы свергнуть режим Франсии. Но в Буэнос-Айресе не рискнули принять это предложение, опасаясь вмешательства Боливара в дела Ла-Платы.
В 1828 г. вновь возникла угроза со стороны Буэнос-Айреса: губернатор Доррего стал готовиться к вторжению в Парагвай. Однако он не успел осуществить свое намерение, так как был свергнут. В 1832 г. войска провинции Корриентес начали военные действия против Парагвая и заняли часть его территории. Конфликт удалось урегулировать в следующем году.
В таких условиях правительство Франсии, верное своей изоляционистской политике, категорически отвергало попытки других государств (Колумбия, Объединенные провинции Рио-де-ла-Платы, Боливия) установить какие-либо отношения с Парагваем.
В послании Франсии от 15 июля 1825 г. Боливар предложил Парагваю присоединиться к союзу южноамериканских государств и выразил готовность в случае благоприятного ответа немедленно направить в Асунсьон официального представителя Колумбии. 23 августа в парагвайскую столицу прибыл колумбийский капитан Руис, доставивший это послание. Но его не допустили к Франсии и уже через полтора часа вручили ответ. Отклоняя предложение Боливара, Франсиа писал: «Парагвай… по крайней мере пока я стою во главе его правительства, не изменит свою систему, даже если бы во имя этой священной цели пришлось обнажить меч справедливости»{91}.
Вскоре, в мае 1826 г., на парагвайскую границу, в Корриентес, прибыл представитель президента Объединенных провинций Рио-де-ла-Платы Ривадавии и сообщил о его готовности установить отношения с Парагваем. Франсиа даже не ответил на это обращение. В июле 1828 г. он отказался принять офицера, посланного президентом Боливии Сукре, чтобы передать предложение о развитии торговых связей между двумя государствами, а также просьбу об освобождении Бонплана.
Лишь с приходом к власти в Буэнос-Айресе Росаса (декабрь 1829 г.) Франсиа согласился дать аудиенцию его эмиссару и в течение часа беседовал с пим наедине. Хотя содержание этой беседы осталось неизвестным, можно предположить, что в ходе ее был достигнут компромисс: Росас обязался уважать суверенитет Парагвая, а Франсиа — не вмешиваться в борьбу между унитариями и федералистами на Ла-Плате. Видимо, на этой основе сложился определенный модус вивенди, которого придерживались обе стороны, особенно с середины 30-х годов, после установления неограниченной диктатуры Росаса (с этого времени он стал осуществлять общее руководство внешней политикой всех провинций, входивших в Аргентинскую конфедерацию).
Внутренняя политика
Самоизоляция Парагвая во многом определила его хозяйственное развитие в период диктатуры Франсии. Отрезанная от внешних рынков, страна была вынуждена самостоятельно производить хотя
