Россия во французской прессе периода Революции и Наполеоновских войн (1789–1814) - Евгения Александровна Прусская
Что касается жанра воображаемых путешествий, унаследованного от века Просвещения, то ярчайшим примером в этом отношении служит двухтомное сочинение революционера, журналиста и ученого Пьера-Николя Шантро «Философское, политическое и литературное путешествие в Россию, совершенное в 1788 и 1789 годах, переведенное с голландского со значительным дополнением гражданина Шантро»[436]. Нет никаких данных о том, что автор-переводчик бывал в России, но свой памфлет он составил на основе реальных путешествий и других компилятивных произведений. В таких памфлетах не содержалось развернутых описаний географии, они находились в составе глав, посвященных политике, интригам, религии, армии или финансам, но встречалось немало живописных деталей. Среди прочего упоминалось, что климат старой столицы – Москвы «наиболее мягкий в империи», тогда как берега Невы – места болотистые и дикие, а сама река угрожает частыми наводнениями, хотя именно в русской столице и можно наблюдать летом удивительно длинные световые дни по 21 часу и столь же удивительно короткие зимние по 3 часа[437]. Методы по спасению в зимних условиях кажутся европейцам странными, но как только термометр опускается ниже 10 градусов по Реомюру, необходим меховой костюм, закрывающий все части тела: «Все вынуждены носить такую одежду также и по той причине, что на глаза попадаются ужасные следы катастроф и бесчисленных несчастий, которые причиняет в этом краю интенсивность холодов. Нет ничего необычного в том, чтобы встретить на каждом шагу, главным образом в начале весны, несчастных, среди которых у одного дыра в щеке, у другого лоскут от уха и так далее. Но надо признать также, что большинство этих несчастных случаев являются последствиями неосторожности тех, кто выходит на мороз после разгула и застолья, и в этом небрежном состоянии не предпринимает мер, которые должно бы принять, находясь в сознании. Чтобы исцелить себя в этих несчастьях, русские трут отмороженную часть тела снегом. Это трение, сделанное просто или с фланелью, – обычное средство, но если кто-то имел неосторожность приблизиться к огню или погрузить в теплую воду затронутую морозом часть, она отмирает и разрушается тотчас»[438].
Вместе с тем «люди из народа», несмотря на время года, трудятся как обычно, не обращая внимания ни на жару, ни на адский холод, словно бы их тела закалены веками. Таким образом, климатический «код» в научно-познавательной литературе и памфлетах XVIII в. служил важным элементом в представлениях о стране и ее населении.
Истоки такого восприятия российских пространства и климата, несомненно, следует искать в более раннем периоде[439]. Во многих сочинениях европейцев XVII–XVIII вв. Россия представляется страной с суровым климатом, описанию которого посвящено множество страниц. Основываясь на вполне объективных наблюдениях особенностей погоды в России, многие авторы использовали тему климата для создания красочных, захватывающих дух описаний, призванных заинтересовать читателя. Описания климата, наряду с деспотическим правлением и варварством, стало обязательным для сочинений о России уже к концу XVII в., а рубежным моментом стала публикация сочинений барона де Монтескьё «Персидские письма» и «О духе законов». В Россике второй половины века связь политической истории современной России с ее природными особенностями становится общим местом, ибо «обычаи там порождаются климатом», а деспотизм власти якобы проистекает из громадных размеров империи и отсутствия контактов с иностранцами[440].
Как правило, в изображении погодных условий в России авторы использовали такой литературный прием, как преувеличение. Также возникло несколько вполне устойчивых штампов, которые кочевали из одного сочинения в другое. Так, немецкий путешественник и дипломат Адам Олеарий, рассказывая о климатических условиях посещенных им стран, не избежал преувеличений: «В зимнее время вообще во всей России сильные холода, так что едва удается уберечься от них. У них не редкость, что отмерзают носы, уши, руки и ноги. Я нашел, что вполне правильны утверждения некоторых писателей, что там водные капли и слюна стынут раньше, чем доходят ото рта до земли»[441]. Другой столь же устойчивый штамп находим в сочинении агента французской тайной службы – Секрета короля – шевалье д’Эона: «В течение восьми месяцев в году все наружные объекты, куда бы взгляд ни упал, покрыты снегом, и неудобство это еще чувствительнее в Сибири»[442].
Встречались и некоторые различия в конкретике описаний ужасов российского климата, в том числе в оценке общей продолжительности зимы в России. Француз Ж. Маржерет в красках изображал природные условия жизни россиян, не скупясь на подробности: «В холодных провинциях (России. – Авт.) зима длится шесть месяцев, это означает, что снегу всегда по пояс и что любую реку можно перейти по льду»[443]. Но подобные описания были характерны для записок путешественников или других легких для чтения жанров.
В философско-политических трактатах XVII–XVIII вв. авторы пытались объяснить суровым климатом некоторые особенности государственного устройства в России. «Власть климата сильнее всех иных властей», – отмечал Ш. Л. Монтескье. Именно климатический фактор он считал определяющим для темперамента и национального характера русских, а также для их формы правления. Ссылка на суровость русского климата (впервые сделанная еще в «Персидских письмах») принципиально важна для логики размышлений Монтескье, который подчеркивал принципиальное различие между природной средой в России, холодной страны Севера, и деспотических государств Востока, где жара расслабляет нервы и плодит людей пассивных и бездеятельных. Российский климат, непосредственное влияние которого на темперамент и выносливость местных жителей становится предметом ряда тонких замечаний в «Духе законов», вовсе не благоприятствует деспотическому правлению. Именно климатом объяснял Монтескье мятежный дух российской знати, не желавшей, как свидетельствует история заговора верховников 1730 г., подчиниться своей государыне [444].
Иными словами, Монтескье подчеркивал принадлежность России к европейскому миру и был убежден, что существуют естественные обстоятельства, сближающие ее в историко-географическом плане с Европой. Что же касается «деспотизма», то объяснять его следовало, по мнению Монтескье, влиянием тех восточных завоевателей, жертвой которых становилась Россия, прежде всего татар. В «Духе законов» (кн. XIX, гл. 14) Монтескье описывал смешение народов и нравов в России, доказывая, что деспотизм в этой стране порожден обстоятельствами не природными, но историческими и что нравы русских сформированы именно особенностями российской истории и долговременным деспотическим правлением[445]. В Россике второй половины века связь политической истории современной России с ее природными особенностями становится общим местом, ибо «обычаи там порождаются климатом», а деспотизм
