Андрей Лебедев - Яволь, пан Обама! Американское сало
7. Никаких креативных методов и рискованных информационных бомб. Все сделать тупо через концерты, щитовую рекламу, календарики, листовки, ролики, встречи с избирателями.
8. Никаких современных сетевых методов работы, какие мы применяли для Ищенко. Только тупая административная пирамида.
9. Ни в коем случае не нападать, а защищаться. Пусть Янушевич сидит в своем Восточно-Украинском гетто и в Крыму и не смеет показывать носа на Западной Украине. Война должна вестись на его поле.
10. Пусть внушают ему мысль, что Ищенко пойдет с ним на договоренности, чтобы кинуть Тимоченко. Поэтому он не должен бороться с Ищенко и дискредитировать его. Пусть ведет скромную положительную, а не боевую кампанию. Ищенко все равно его потом кинет. Когда он проиграет, надо будет представить поражение как большую победу. Пусть формируют у него заниженные ожидания: дескать, первое место — это уже победа, не важно, с какими процентами».
— Ты все точно записала, Аланта? — Райс посмотрела на помощницу. — Эти же инструкции передай послу Хербсту, он проследит за выполнением.
— Все будет исполнено, — ответила Аланта Тахой.
Вскоре она звонила Болтену.
— Да-да, — подтвердила Аланта плохо соображавшему Болтену. — Отнесите презентационные расходы на счет помощи развивающимся демократиям.
Амерiканське сало? Чому б і ні?[42]
— Авторитетный американский журнал Forbes, составляя рейтинг ста самых влиятельных женщин мира, называет украинского премьера Юлию Тимоченко третьей по влиятельности женщиной планеты.
Подобно большинству выросших при советской власти провинциалов, Козак по-жлобски гордился своими загранкомандировками. Это шло еще из его пионерского детства, когда за бугор ездили лишь немногие из небожителей. Коля завидовал тем пионерам, отцы которых, работавшие в заводоуправлении «Запорожстали», привозили из заграницы удивительные джинсы настоящего голубого индиго, и их сыновья потом щеголяли в них на школьных вечерах отдыха на зависть остальным пацанам из рабочей «железнодорожки».
Но, как и большинство провинциалов, он слегка робел от заграницы, слегка ее дичился, даже гэбэшная психологическая подготовка плохо помогала. Все же «наружка», где он начинал простым «топтуном», это не элита внешней разведки с ее языкастыми парнями, что любого филолога за пояс заткнут.
Тем не менее лететь с Янушевичем в Давос Козак счел за великое для себя блаженное благо. Робость — робостью, но хитрый хохол Колька Козак, если надо, умел показать себя и незаменимым.
— Необходимо продумать все меры безопасности по всем вариантам на все время встречи в Давосе, — сказал Николай, когда Янушевич объявил о сроках их поездки.
— Ну, это твоя работа, — развел руками Янушевич.
— Вы можете на меня положиться не только в вопросах безопасности, — Николай многозначительно поглядел на шефа.
— Вот оно как, — удивленно гмыкнул Виктор Федорович. — Что ж, я подумаю.
А в Давосе всем думать пришлось. И окажись там Василий Иванович Чапаев, перенесенный туда на какой-нибудь машине времени, то его верному Петьке, эдакой обратной реинкарнации Николая Козака, пришлось бы сызнова палить в небо из нагана, призывая всех к тишине, чтобы Чапай думу думал.
Формально Виктор Федорович Янушевич прибыл в Давос на традиционный европейский экономический форум, куда так любили наведываться либералы от новых демократий. Вот и теперь, выйдя из присосавшегося к фюзеляжу их самолета гофра, прямо в VIP-зоне Янушевич наткнулся на группу явно рисующихся завсегдатаев ежегодной тусовки — русских демократов Какамаду, Рыжова, Немцина, Гаспарова, Чубайнца, Касьяна и еще кого-то из слабопамятных им по прошлым жизням.
На приветственный жест одного из тусовщиков Виктор Федорович лишь слегка изобразил высокомерный кивок и, не желая вступать в какие-либо, даже пустячные разговоры, попросил Николая подсуетиться насчет максимального ускорения всех процедур.
— Коля, ты там подшустри, подгони побыстрее машину, нас же должны, в конце концов, встречать, ведь не конь в пальто приехал, — недовольно пробасил Янушевич.
Истинной целью приезда Янушевича в Швейцарию была его встреча с Полом Монафортом, одним из ведущих политтехнологов Америки, как ему объяснл Кушма, а вся эта экономическая тусня и тамошняя «бла-бла-бла» служили ширмой, или прикрытием, если выражаться языком спецслужб.
Афишировать контакты с американцами не входило в планы Янушевича, поэтому, оказавшись в аэропорту Давоса, приходилось играть по идиотским демонстративно демократическим правилам, навязанным организаторами, — все участники чуть ли не сами вызывают себе такси и не пользуются никакими исключительными VIP-привилегиями. Виктору Федоровичу эти европейские демократические игрушки в «безгалстучье» не шибко нравились. Он, хоть и был корнями не из графьев, не любил смешиваться с простым народом.
— Гребаный глобализм, — пробурчал Янушевич.
Для удобства контактов Монафорт со своими людьми остановился в том же самом отеле «Рив Гош», что и делегация правительства Украины. Первую встречу назначили на одиннадцать вечера. С учетом джет-лэга для склонного к послеобеденным сиестам Янушевича время это было уже трудным для соображаловки. В Киеве-то по местному уже минуло два часа ночи. Но Монафорт не особенно считался со своими партнерами и подогнал встречу под свой временной тайм-лэг.
Преследуя цели конфиденциальности и предчувствуя, что после встречи с Монафортом придется многое перекроить в своих предвыборных штабах, Янушевич сильно сократил состав делегации, и Козаку пришлось теперь выполнять непривычные функции казначея.
— Ты же сам попросился, — ухмыльнулся Янушевич, когда Козак возразил, мол, не моя это тема счета подписывать и переводить деньги со счетов компании. — Сам сказал, что тебе можно доверять больше, чем мою безопасность. Так и будь, если назвался груздем!
Оплачивая дополнительные расходы по организации встречи банковской карточкой Янушевича, а также за аренду дополнительных апартаментов в гостинице «Рив Гош», где теперь происходили переговоры с Монафортом, и особенно оплачивая счета, поступающие от американской стороны — будь то за аренду самых дорогих машин, будь то за спецобслуживание в номерах, Козак все время мысленно охал и ахал, как если бы все эти гривны, персчитанные в швейцарские франки, были его личными.
Однако истинное изумление было еще впереди. Оно постигло Николая, когда он столкнулся с запредельной наглостью их новых партнеров. Ведь Николай и взаправду сам напросился, чтобы шеф доверил ему больше, чем свою безопасность. Теперь Николай был при Янушевиче не просто начальником над «топтунами», но ближайшим дружником и заспинным советником дивана. Присматривал в сокращенном штате советников и за переводчиками, и за казначеями, и за всеми остальными, коих вместе с ним в делегации, кроме самого Янушевича, было всего двое.
И правильно сделал Виктор Федорович, что не взял никого из своих прежних советников, правильно он предчувствовал. Потому как первым требованием Монафорта было уволить всех, кто руководил предвыборной кампанией до него.
Во всей этой встрече, похожей на перевербовку, когда на оплаченной ими же явочной хазе непонятно кто кого вербовал и нанимал, Николая поразил даже не хозяйский тон американской стороны, а резкое, хамелеонское изменение, с каким его шеф, буквально лебезя перед наглым американцем, из обычного высокомерного хама советского образца преобразился вдруг в ласково-послушного мальчика типа «чего изволите» и «мы на все согласны».
А Монафорт хамел и наглел.
— Наш гонорар за кампанию будет тридцать миллионов долларов, — расхаживая по оплаченным Николаем апартаментам, вещал Монафорт. — Из них пятнадцать миллионов вы должны перевести уже завтра, еще семь миллионов через месяц, остаточные деньги за три месяца до выборов.
Монафорт ходил по ковру, попыхивая длиннющей сигарой и неаккуратно роняя с нее пепел то на полировку стола, то на цветы, то на пол.
— Вы уволите всех, кто консультировал вашу кампанию до меня, — не терпящим возражений тоном продолжал Монафорт. — Я подготовил списки по вашим персоналиям, особенно это касается отмеченных желтым и красным маркерами.
Николай из-за спины Янушевича глянул в подсунутый шефу документ и мысленно присвистнул. Практически все фамилии в списке были выделены красным маркером.
— А как же… — Янушевич не удержался и назвал пару фамилий, которые вызвали в нем некое возмущение.
— Damn, get rid of them, — сердито буркнул Монафорт.
— Увольте их, — перевел синхронник.
— Вы должны давать всю необходимую мне и моим парням информацию, — сказал Монафорт. — Вот список документов, что понадобятся уже завтра.
