Грегори Дуглас - Шеф гестапо Генрих Мюллер. Вербовочные беседы
С. Есть более существенная информация о том, что вы и ваша семья покончили с собой в Берлине, были идентифицированы русскими и сожжены.
М. Мне показалось, вы сказали «существенная информация». Как я могу быть самоубийцей и говорить с вами?
С. Ах да, вы здесь! Вы застрелили своего двойника и оставили его тело вместе с вашей семьей.
М. Неправдоподобно. И моя семья уцелела, насколько мне известно.
С. У вас дочери?
М. Дочь и сын.
С. Упоминались две дочери и ваша жена.
М. Это информация от русских? Они, наверное, были в стельку пьяными и косоглазыми одновременно.
С. На трупе они обнаружили ваши документы.
М. Я лично сжег их, прежде чем скрыться. Вы их видели?
С. Нет, никто из нас их не видел.
М. Не переживайте из-за этого, это совершенно пустой разговор, должен сказать. Так вы спрашиваете, умер ли я вместе с дочерьми.
С. Я только хочу обсудить, что мы должны будем сказать. Мы не хотим, чтобы это всплыло.
М. Это, конечно, разумно. У меня нет соображений по поводу того, что говорят ваши безымянные информаторы, если здесь не замешан второй Мюллер.
С. Доктор Мюллер был бы очевидным ответом. Вы знаете, что случилось с ним?
М. Понятия не имею.
С. Вы жили на Прагерштрассе в Берлине?
М. Нет, я жил на разных улицах, но ни разу на Прагерштрассе.
С. Мы проверили берлинский архив, чтобы установить: не жил ли там другой Мюллер.
М. Вы могли бы разрабатывать эту идею, в конце концов. Это застраховало бы нас от проблем в будущем, если официально я был бы признан мертвым.
С. Мы думали об этом, но нам не известно, у кого могут быть ваши документы.
М. Я сказал «разрабатывать» эту идею, а не принимать ее сгоряча.
С. Мы можем сказать им, что вы улетели в Аргентину вместе с Борманом.
М. Вы продолжаете пристраивать ко мне Бормана. Я уже говорил вам и повторю хоть дюжину раз, что Борман мертв. Ваши люди из разведки и тупые журналисты упиваются собственной болтовней. На самом деле Борман на Луне, живет в специальной колонии людей СС, бывших членов партии и смазливых девиц из ассоциации «Сила через Радость». Они отправились туда после того, как украли мой «цеппелин». Вы можете прогуливаться по Берлину с тачкой, полной сигарет, и на вас обратят внимание тысячи зевак, которые потом будут клясться, что видели Мартина, сделавшего им ручкой на прощание.
С. Вы понимаете, что я должен был задать вам некоторые вопросы, но это не мои вопросы.
М. Нет, вы не идиот, судя по тому, что я слышал о мистере Визнере.
Кровавое воскресенье
Развязанная в 1939 году война в Европе положила начало жестоким действиям против гражданского населения обоих полушарий – тенденции, которая не ослабевает и по сей день. Многие эпизоды японо-китайской войны 1930-х, вошедшие в историю, были вестниками этой тенденции, Польская же кампания стала ее началом в Европе. Комментарии Мюллера по этим аспектам истории достойны внимания.
С. Проблема эйнзатцкоманд[66] по-прежнему актуальна, и мы действительно хотели получить некоторые комментарии об этом от вас, так сказать «из первых рук».
M. Конечно. Вначале этим руководил Гейдрих, а позже порядок контроля был изменен. Первоначально РСХА[67] подчинялось шефу полиции безопасности, но позже руководство перешло к Гиммлеру и, конечно, некоторые силы личного состава гестапо были выделены для проведения совместных операций с этими группами.
С. Поэтому я и обратился к вам с этим вопросом. У этих групп весьма скверная репутация, и ваша связь с ними очень важна.
М. Наверное, в глазах коммунистов они и выглядели скверно. Кстати, и бандиты, и криминальные элементы, и убийцы тоже не имели с ними ничего общего. Как я уже говорил, эти группы не были под моим руководством, хотя однажды меня просили командовать одной из них. Я отказался, но не потому, что осуждал их действия, а просто из-за множества других, более важных дел, чем охота за этими несчастными.
С. Да, но они охотились за евреями и убивали их?
М. Они охотились за людьми и убивали их, я только что говорил об этом. Если евреи оказывались виновными, они тоже попадались, но не потому только, что они были евреями.
С. К чему были эти вооруженные облавы на польской территории, если не для того, чтобы уничтожить ваших политических и особенно расовых врагов?
М. Если вы считаете, что у кого-то был специфический интерес к дикой охоте на евреев, вы глубоко ошибаетесь.
С. Но в Польше точно…
M. Да, в Польше. Что, по-вашему, происходило в Польше, когда там началась кампания? Скажите, что вы об этом думаете, я не хочу гадать.
С. Ну, разумеется, уничтожение поляков, и польских евреев в особенности, – первое, что приходит в голову. Деятельность этих «охотников» освещалась в Нюрнберге, известно, что они совершали набеги на Польшу и истребили много людей… и в России также.
М. Давайте рассмотрим это должным образом в надлежащем порядке.
С. Согласен, пожалуйста, продолжайте.
М. Я не вижу смысла углубляться в историю, потому что всем нам в действительности это безразлично. Но мне хотелось бы отметить одно заблуждение, ложное мнение, просто чтобы быть точным. Я сказал, что не участвовал в этих акциях, но в основном все знал о них, практически с самого начала. Что вам известно об отношениях Германии и Польши?
С. Это не моя область.
М. Когда-то была моя, поэтому я могу просветить вас немного и расширить ваши знания, если не изменить вашу точку зрения. Германия и Польша после Версальского договора стали злейшими врагами. Большая часть Германии, принадлежавшая ей веками, населенная и возделанная немцами, была отдана полякам вашим безумным президентом Вильсоном. Я должен сказать, что Вильсон и несет большую часть ответственности за предыдущую войну, без сомнения. Он достиг соглашения с нашим правительством о мире и, когда Германия была разоружена, намеренно изменил его. Я был свидетелем возвращения французских территорий, но в восточной Германии, особенно в Силезии, дела шли чудовищно.
Сначала те немцы, которые остались на нашей бывшей территории, жестоко преследовались завистливыми поляками. Дело осложнялось и тем, что британские и французские наблюдатели, посланные туда, чтобы помогать полякам, потребовали прекратить это варварство. Никто не обращал на это никакого внимания, и все шло своим чередом. В 1932 году поляки, опасаясь, что Гитлер может прийти к власти, сосредоточили войска на границе Восточной Пруссии и Силезии и угрожали вторжением. У нас тогда была маленькая армия и мы не могли этого предотвратить. Гитлер был вынужден рассмотреть их требования, мы подписали выгодные для них соглашения и, конечно, прекратили отношения с их врагами – Советами. Позднее, после аншлюсса Австрии, и особенно после передачи нам Судетов, поляки встревожились, опасаясь, что мы попытаемся вернуть отнятые у нас земли.[68] Вместо того чтобы попытаться договориться с нами, они стали нам угрожать. Конечно, к этому времени армия сильно увеличилась и их угрозы ничего не стоили. По какой-то причине эти глупцы решили, что они достаточно сильны, обратились к Англии и Франции и настояли на заключении с ними пакта. Они открыто выступили против Гитлера и отказались даже обсуждать с ним проблему Данцигского коридора. Это, естественно, возмутило Гитлера, который чувствовал, что из всех его территориальных притязаний в Европе Данциг является самым законным.
Бек, их министр иностранных дел, был высокомерным мулом с манией величия и замашками Людовика XIV. Но Людовик без армии, экономики или, что хуже, разумного населения. Поляки являются, без сомнения, самыми тупыми и жестокими созданиями на земле.
С. Теперь…
М. Пожалуйста, позвольте мне закончить. Вы будете комментировать, когда я завершу. Я сказал «жестокими». Думаю, в апреле 1939 года Польша начала репрессивную кампанию против германского меньшинства в стране, давая понять Гитлеру, что у них имеются потенциальные заложники, если он будет чересчур агрессивным. Любой, кто знает Гитлера, сказал бы, что с ним нельзя договариваться с помощью шантажа. Им это сошло с рук однажды, но больше они ничего не добьются. Конечно, репортажи об избиениях, поджогах, убийствах, доходящие до Министерства иностранных дел от немецких дипломатов в Польше, приводили Гитлера в бешенство. Если бы это был один инцидент, он мог бы пройти незамеченным, но подобная информация поступала каждую неделю, и настал момент, когда это стало невозможно игнорировать.