Николай Дубинин - Вечное движение (О жизни и о себе)
Н. И. Вавилов, по существу, уклонился от дискуссии, однако протянул дружескую руку своим противникам. Какую большую выдержку имел этот замечательный человек, который все еще находился в зените славы и был официальным лидером науки! Николай Иванович смог встать выше всех нападок и унижений, которым он подвергся на этой сессии. Он заявил в своем заключительном слове: "Необходимо побольше внимания к работе друг друга, побольше уважения к работе друг друга... Мы будем работать, вероятно, разными методами в ближайшие годы, будем заимствовать все лучшее друг у друга, но основной цели во что бы то ни стало мы добьемся".
Это была благородная позиция выдающегося человека, который интересы дела, интересы своей страны ставил выше личных интересов.
Глава 8
ПРОТИВОРЕЧИЯ ОБОСТРЯЮТСЯ
Планы и их реальность, слова и дела.- О VII Международном конгрессе по генетике.- Т. Д. Лысенко критикует закон Г. Менделя.- 1937-1939 годы в Институте экспериментальной биологии.- А. Р. Жебрак.- Встречи с Н. И. Вавиловым.
Надежды Н. И. Вавилова на лучшее будущее генетики в ближайшие годы, к сожалению, не оправдались. После дискуссии 1936 года противоречия между генетиками школы Н. И. Вавилова и сторонниками Т. Д. Лысенко обострились. Положение осложнилось еще более, когда в деятельности лидеров генетики обнаружились серьезные просчеты.
Прошло пять лет после Всесоюзной конференции по планированию селекционно-генетических работ, которая проходила в Ленинграде 25-29 июня 1932 года. По замыслу Н. И. Вавилова, А. С. Серебровского и других, эта конференция должна была решить важнейшие задачи соединения теории и практики генетики в целях интенсификации сельского хозяйства. В письме от 15 апреля 1932 года оргкомитет, обращаясь к будущим участникам конференции и говоря о задачах по планированию генетико-селекционных исследований, писал: "Впервые во всем мире у нас в СССР поставлена задача - направить научное исследование по определенному плану для максимального обеспечения решения важнейших научных проблем... Ответственная роль выпадает и на долю генетики... В последние месяцы мы имеем ряд исторически важных решений партии и правительства, конкретизирующих задачи, стоящие перед нашей отраслью науки... Эти решения открывают новую эру и широчайшие перспективы в деле развития животноводства и растениеводства в условиях социалистического сельского хозяйства... Необходимо наметить наиболее актуальные научные вопросы, подлежащие разрешению во второй пятилетке, установить план его выполнения, удельный вес и бросить максимум сил на разработку первоочередных проблем, обеспечив их решение в кратчайший срок".
Превосходное начинание! Грандиозная программа работ! И конференция приняла ее, но, увы, в намеченные сроки эта программа не была осуществлена. Н. И. Вавилов и А. С. Серебровский допустили серьезные просчеты в планировании научно-производственных работ по генетике. Эти просчеты состояли в том, что общенаучные задачи, для решения которых требовались десятилетия, были представлены как задачи, которые можно решить в пятилетку.
Доклад Н. И. Вавилова назывался "План генетических исследований в области растениеводства на 1932-1937 гг. в связи с народнохозяйственными задачами", а доклад А. С. Серебровского - "О задачах генетики в 1932 г. и во второй пятилетке в связи с народнохозяйственными задачами в области животноводства".
Н. И, Вавилов считал, что "генетическая работа ближайших лет... должна сосредоточиться на изучении наследственности... засухоустойчивости, холодостойкости, иммунитета к разным заболеваниям, вегетационного периода, химического состава, технических различий". Сосредоточить работу по этим важным направлениям, конечно, было нужно. Но в каком объеме? Прошло 40 лет с тех пор, а поставленные тогда задачи и теперь еще стоят перед генетикой растений, и теперь на них все еще надо сосредоточивать силы науки.
План А. С. Серебровского отличался еще большей нереальностью. При проведении важнейшей производственной работы по искусственному осеменению у крупного рогатого скота имелась в виду замена естественной спермы на искусственно воспитанную. Он предлагал обеспечить "сокращение смены поколений выращиванием гонад во взрослых животных или в культурах ткани".
Весьма несерьезно Серебровский ставил вопросы подготовки специалистов, способных связать теорию с практикой, а распределение сил генетиков, по его мнению, должно было проводиться таким образом: "63 процента - на разрешение проблем питания и 19 процентов - на промышленное сырье, 3 процента - на поднятие урожайности и 10 процентов - на разработку различных теоретических проблем, либо связанных с теми же народнохозяйственными проблемами, либо направленными на разрешение биологических вопросов (эволюционного учения и т. д.)... около 1 процента в общей сложности предусматривается на генетику верблюда, голубя и пушные свойства оленей".
А. С. Серебровский включил в план даже такие совершенно нереальные проблемы, как "получение мутаций типа полиплоидии у домашних животных...". Он говорил: "Если бы мы получили, например, тетраплоидную корову или свинью, то мы должны были бы ожидать... скороспелость, с ней потерял бы свою остроту вопрос о леталях... облегчилась бы проблема гибридизации и т. д.".
Заканчивая свой доклад, А. С. Серебровский произнес следующие патетические слова о выполнении плана намеченных практических работ: "Спланируем же и будем вести нашу работу так, чтобы к назначенному сроку иметь честь услышать нетерпеливый звонок: "Алло, говорит Соцстроительство. Готова ли твоя работа?" - и иметь право ответить: "Готова и открыты новые многообещающие перспективы".
Такой звонок действительно был. Но, увы, ответ оказался явно неудовлетворительным.
Провал обещаний, данных Н. И. Вавиловым и А. С. Серебровским на пятилетие (1932-1937 годы), серьезно подорвал веру в силы генетики. Нападки на генетику усилились. М. М. Завадовский выступил со статьей "Против загибов и нападок на генетику". Но по существу он оказал генетике медвежью услугу. Из неудач в области конкретной связи теории с практикой Завадовский сформулировал совершенно неверный тезис о том, что генетика того времени якобы была не готова к решению производственных задач. Он писал: "Генетики в СССР допустили ту ошибку, что они сочли теоретическую науку о явлениях наследования... (науку, вскрывающую закономерности наследования, науку университетского типа) достаточно созревшей, чтобы положить ее в основу не только фито- и зоотехнических исследований... но и в основу руководства к действию в построении сельского хозяйства".
И. И. Презент в журнале "Яровизация" сразу же дал ответ на статью Завадовского. Он писал: "Доказывать, что для генетики, как она выглядит на сегодняшний день, ее отрыв от социалистической практики неизбежен,- это ведь, пожалуй, не защита, а скорее разоблачение".
Н. И. Вавилов понял свои ошибки и говорил об этом. Но исправить их было уже трудно.
Раздумывая над сущностью событий тех и последующих лет, многие участники событий, а также молодые историки, сами не прошедшие через горнило этих событий, в наши дни часто впадают в существенную методологическую ошибку. Они не учитывают накала тех дней, сложности социально-экономических и других условий. Будущий историк еще вскроет внутренний, исторический смысл дискуссий по генетике во всей их сложности. Сейчас же многие встают на одностороннюю позицию общего осуждения Т. Д. Лысенко и его сторонников, видя в этом движении только проявление чьей-то злой воли, рисуя все черной краской. Такие историки даже не ставят вопроса о том, почему идеи и подходы Т. Д. Лысенко получили тогда столь широкое распространение и влияние.
Притягательность выступлений Т. Д. Лысенко состояла в том, что он настойчиво ставил вопрос о немедленном использовании науки для прогресса сельского хозяйства. И действительно, ряд его предложений казался очень эффективным и получил широкое применение в селекции, в агротехнике колхозов и совхозов. Создалось впечатление, что он включился как большая сила в неодолимое социальное движение по созданию нового сельского хозяйства. В этих условиях противостоять Лысенко в борьбе за реальные, развивающиеся принципы науки было делом нелегким. Надо было жить и доказывать свою правоту, бороться за утверждение той мысли, что классическая генетика кровно необходима стране. В этой борьбе лишь постепенно, шаг за шагом, через десятилетия выяснялось, что только в реальных принципах генетики мы имеем важнейшую опору диалектического материализма, основу теории и практики биологии. Ясное понимание того, что социализм в своем развитии должен опираться на прогрессирующую науку, явилось той внутренней силой Вавилова и других генетиков, которая позволила им твердо стоять в борьбе с ошибками Лысенко.
К 1937 году стали обнаруживаться расхождения в содержании слова и дела в деятельности Т. Д. Лысенко. Если высказывания Н. И. Вавилова о связи генетики с практикой, хотя бы в перспективе, были правильными, за ним стоял опыт и дела реальной науки и практики, то дела Т. Д. Лысенко начали отрываться и от его слов и от реальной науки. Уже тогда, в 1937 году, у многих ученых вызывали протест придуманные им "брак по любви" у растений и теория адекватной направленной переделки наследственности путем воспитания, а заявления о том, что его теоретические принципы обеспечивают плановое выведение сортов зерновых в два-три года, было опровергнуто нашими ведущими селекционерами А. П. Шехурдиным, В. Я. Юрьевым, П. Н. Константиновым, П. И. Лисициным и другими. Эти выдающиеся деятели селекции хорошо знали, что такое выведение сорта. Они отдавали получению хорошего сорта по 15-20 лет.
