Лев Вершинин - «Бежали храбрые грузины». Неприукрашенная история Грузии
Доставалось всем. Но если осиротевшую Имерети владетель Абхазии просто бил и грабил, доходя аж до Кутаиси, то с Мегрелией он, как я понимаю, решил покончить вовсе. Не видя в ее существовании никакого смысла. Располагая всяческой поддержкой доверчивых турок, он в 1802 году захватил важный мегрельский порт Анаклия и заставил князя Григола выдать в заложники сына-наследника Левана, фактически превратив Мегрелию в вассала. А вскоре предложил имеретинскому царю Соломону II вообще поделить «наследство Дадиани», на что тот вынужден был согласиться, хотя и вполне понимая, чем все это грозит ему, но сознавая и то, что в противном случае Келешбей заберет всю Мегрелию. Нетрудно понять, в каком ужасе пребывали правители Зугдиди, если – при всей своей местечковой гордыне – обратились к России с просьбой принять «край Мингрельский под покровительство Государя Императора». Просьбу уважили: от форпоста на Черном море, учитывая неизбежность столкновения с Портой, русскому правительству отказываться было бы глупо, и в результате триумфальный марш «абхазского Цезаря» оборвался на самом интересном месте. Для начала скоропостижно скончался послушный, вусмерть запуганный Келешбеем князь Григол Дадиани; по традиции, смерть его считается насильственной (поел отравленной курицы и полечил запор отравленными пилюлями) и приписывается собственной жене, что, вполне вероятно, соответствует истине. Княгиня Нино, будучи намного моложе благоверного, мужа не любила, зато очень любила власть, а также сына, которого хотела любой ценой вызволить из Абхазии. Сразу после похорон русские власти потребовали вернуть мальчика, чтобы он мог занять престол. Келешбей, видимо, еще паря на крыльях недавних успехов, ответил в довольно-таки хамском тоне, после чего в марте 1805 года экспедиция генерала Рикхофа разъяснила ему прозу жизни, заодно отняв и Анаклию, – и абхазский суверен, будучи человеком умным, намек понял. Юный князь вернулся в Зугдиди, мама Нино стала регентом, но Анаклия, уже было воссоединенная с Мегрелией, опять отошла к соседям, сам же Келешбей, смекнув, что к чему, завел переговоры с русским командованием, намекая, что турецкий протекторат ему надоел, а вот русский был бы в самый раз. Нельзя сказать, что в искренние симпатии «магараджи», как его именовали в переписке, Петербург так уж верил, но тучи сгущались, дело шло к войне, а потому пренебрегать переговорами смысла не было. К тому же, когда война, наконец, началась, Шервашидзе показал, что может быть и реально полезен, сорвав в июле 1806 года высадку под Сухум-Кале османского десанта.
Братва
С началом в 1806-м русско-турецкой войны крутиться стало сложнее. Основным фронтом для России, конечно, был дунайский, да и вообще, учитывая обстановку в Европе, сил для Кавказа оставалось немного, а потому было принято решение мобилизовать всех вассалов и тех, кто таковым себя называл. В том числе, естественно, и Келешбея. Который, тоже естественно, пытался открутиться и выждать, чья возьмет. После уклонения старого князя от исполнения прямого приказа русского командования атаковать Поти даже граф Гудович, командующий русскими войсками на Кавказе, долго не веривший донесениям агентов, вынужден был прямо запросить владетеля Абхазии на предмет его планов, типа, кем его следует считать, врагом или другом. Тот, естественно, ответил, что только другом и никак иначе, но, учитывая обстановку, верить на слово было сложно. Между прочим, не только русским, но и туркам, поскольку исполнять требования Стамбула – «нанести ущерб неверным» – князь, хотя и правоверный, тоже избегал. В общем, сюжет напрягся, – а 2 мая 1808 года завязавшийся узел был разрублен самым простым и грубым способом: князь при крайне странных обстоятельствах погиб в Сухумской крепости. К слову сказать, с этим делом далеко не все ясно по сей день. Традиционно считалось, что к убийству отца приложил руку его старший сын Асланбей, по материнской линии связанный с высшей аристократией княжества, стоявшей на протурецких позициях и недовольной «русским уклоном» старика. Именно такова была официальная версия, сформулированная по свежим следам Гудовичем, и, в общем, похожая на правду, поскольку попытки устранить Келешбея турки предпринимали и раньше. В последнее время, однако, суверенные абхазские историки выдвинули альтернативное мнение. Дескать, всему виной не «турецкая», а, напротив, «русская» партия. А то и вообще «зловещие зарубежные силы», но в лице не турок, а России и ее мегрельских марионеток.
В принципе, смысл этих исторических новаций понятен, останавливаться на их разборе не стоит (хотя тем, кто несет ответственность за выстраивание отношений между РФ и РА, следовало бы задуматься), однако факт есть факт: со смертью Келешбея, хитрого и увертливого, влияние Стамбула в Абхазии мгновенно выросло. Следовало принимать меры, благо условия имелись: брат наследника, княжич Сефербей, сын Келешбея от женщины простого происхождения, шансов на престол не имел, но был честолюбив; к тому же за него ручалась вынужденно верная России княгиня Нино Мегрельская, выдавшая за него свою дочь. Кто конкретно из братьев устранил папу, понять сложно, – оба, разумеется, как могли, отмазывались (отцеубийцу народ не понял бы), валя вину друг на дружку, – но это уже было и не важно. Главное, что знать Абхазии склонялась на сторону «социально близкого» Асланбея, а не «худородного» претендента, тем паче (что вообще ни в какие ворота не лезло) с мегрельским хвостом (даже присягу на верность России княжич дал в доме тещи и чуть ли не под ее диктовку).
Нашлись, правда, сторонники и у Сефербея (в основном на юге, в мегрельском Самурзакано), однако попытка лихим налетом занять Сухум-Кале в августе 1808 года провалилась. Против «мегрельского вторжения» поднялась вся Абхазия, подбросили подмогу турки, и дружины княгини Нино отступили восвояси. Ясно, что в итоге событий авторитет Асланбея (и, соответственно, «турецкой партии») среди адыгов серьезно вырос. А это, в свою очередь, поставило перед русским командованием вопрос о необходимости прямого вмешательства. 12 августа 1808 года, сразу же после сухумского фиаско, Сефербей, – вернее, уже Георгий (юноша успел креститься, что с его стороны было очень мудро), – подписал «просительные пункты», адресованные Александру I. По мнению современных абхазских историков (в частности, С.Лакоба), документ этот был «недействителен», поскольку, во-первых, «написан на грузинском языке», а во-вторых, подписант сидел в эмиграции. Но с этими аргументами едва ли можно согласиться: грузинский язык в то время был языком официальной переписки, а политическая практика тех лет уравнивала правомочность претендентов на престол до тех пор, пока у них была возможность отстаивать претензии силой. У Сефербея же такая возможность имелась: 17 февраля 1810 года указом Императора князь Георгий был признан «наследственным князем абхазского владения под верховным покровительством, державою и защитою Российской империи», а спустя некоторое время получил от русского распоряжение ехать в Абхазию и вступать в права владения «с соблюдением должных церемоний».
Не горюй
Дальше начинается забавное. По мнению новейших историков Абхазии, Сефербей «проявил трусость». Дескать, вместо того чтобы принимать регалии и немедленно ехать занимать престол, он начал просить предоставить ему русские войска. Иллюстрируется сей тезис отрывком из письма княжича, сообщающего руководству, что «весьма для него опасно принять оные в теперешнее время, когда соперник, брат его, владеет Сухумом и, следовательно, почти всею Абхазией и что он, услышав об утверждении его владельцем, будучи сам утвержден от Порты, непременно нападет на него с турецкими войсками; разорит и выгонит из Абхазии». Все это, мол, просто взбесило русское командование, но оно «было вынуждено» откликнуться на просьбу, поскольку уже был указ Императора, а иначе (это ясно читается между строк) партнеры вполне могли дать задний ход. Откровенно говоря, неубедительно, более чем. Ибо речь идет о дипломатической переписке, где каждое слово имеет далеко идущий смысл. Не мог генерал Тормасов «никак не ожидать» просьбы князя – по той простой причине, что не был идиотом. Война шла уже давно, пребывание в Абхазии турецкого корпуса, гарантирующего власть Асланбея, ни для кого не было секретом, а справиться с регулярными османскими войсками без помощи регулярных русских войск было нереально. В своем письме князь всего лишь разъясняет реальное положение дел, а само письмо, и это вполне очевидно, вовсе не жалоба «труса», а официальная просьба официального лица об официальной помощи суверена вассалу. Юридическое, так сказать, обоснование приказа Тормасова о вводе в Абхазию русских войск с целью изгнания турецкого контингента. То есть, учитывая, что из Поти турок уже вытеснили, о проведении операции по окончательному разгрому последней группировки противника на кавказском фронте. Что и было сделано в ходе двухдневного штурма Сухум-Кале 8—10 июля 1810 года. Турки и их вспомогательные части из местных, кто уцелел, сложили оружие, сам Асланбей, естественно, голову в битве героически складывать не стал, а ушел в горы к родственникам по матери, а вопрос о контроле над побережьем окончательно решился в пользу России. Что, к слову сказать, вызвало определенный отклик не только в огорченном донельзя Стамбуле, но и на берегах Туманного Альбиона, где хотя и были более всего в тот момент озабочены Наполеоном, однако о недопустимости движения «русских варваров» в Азию не забывали ни на минуту. Хотя термин «Большая Игра» еще никому не был известен, а изобретатель его, Артур Конноли, ходил в школу, не зная о своей грядущей судьбе.
