Альбигойский крестовый поход - Джонатан Сампшен

Симон де Монфор видел, как граф Фуа и его подкрепление выехали из лагеря Раймунда в сторону Сен-Мартена, и с тревогой ожидал появления Бушара и его отряда. Но никто не появился. Тогда он посоветовался со своими людьми у северных ворот города, но их мнения разделились. Руководствуясь инстинктом и рыцарским предпочтением сражения перед осадой, Симон решил помочь своим людям в Сен-Мартене, даже если это означало рискнуть потерей города. Оставив пять рыцарей и большую часть пехоты удерживать Кастельнодари, он поскакал по римской дороге с пятьюдесятью всадниками и прибыл как раз в тот момент, когда люди Бушара покидали поле боя. К несчастью ждя них, южане не стали преследовать разбитого врага. Многие из них, вероятно, были еще не получившими плату наемниками, чья страсть к захвату добычи была самым сильным военным инстинктом, которым они обладали. Они грабили продовольственный обоз крестоносцев и тела убитых, когда прибыл Симон со своими людьми. Бушар, увидев, что Симон приближается к полю битвы с запада, развернул своих людей и вернулся, чтобы снова вступить в бой с востока. Южане застигнутые врасплох атакой сразу с двух сторон, были разбиты и понесли большие потери. Граф Фуа и его сын отчаянно защищались, пока их щиты не были разбиты, а мечи зазубрены и затуплены. Потери с обеих сторон были велики. Симон потерял 30 своих лучших людей. Южане были истреблены. Некоторые из них, желая спастись, кричавшие: "Монфор! Монфор!", были приняты за крестоносцев и перебиты своими же людьми.

Как только Симон покинул Кастельнодари, южане атаковали город, возглавляемые пуатевинскими наемниками Савари де Молеона и отрядом арбалетчиков. Им удалось вновь занять пригород, но внезапное возвращение крестоносцев прервало штурм и заставило их поспешно отступить. Симон был за то, чтобы преследовать их и перенести сражение в лагерь южан. Но его люди устали и не хотели рисковать своей победой штурмуя рвы и палисады лагеря Раймунда. Вместо этого они прошли через ворота и расположились у церкви, чтобы спеть Те Deum. Навыки, дисциплина и умелое командование одержали убедительную победу над численностью, а моральный дух Раймунда не выдержал дальнейшего продолжения осады. Его осадные инженеры докладывали, что ядра из мягкого местного камня бесполезно крошатся при ударе о стены. По дороге издалека подвозили валуны, но даже в этом случае за время осады удалось нанести только два прямых попадания по стенам. Некоторые из рыцарей Раймунда дезертировали, узнав о поражении при Сен-Мартен. Другие, опасаясь внезапного нападения на лагерь, вынуждены были спать в своих доспехах. На вторую ночь после битвы южане подожгли лагерь и свои осадные машины и ушли.

Однако дело Симона было далеко от победы. Попытка завоевания четверти Франции на одном акре Тулузской равнины была попыткой вырваться из цепких пут. В идеализированном мире сhanson de geste королевства могли быть завоеваны рыцарством на поле боя, но население Лангедока было не так легко впечатлить. Кроме того, шла психологическая война, и Симон ее проиграл. Граф Фуа, который вырвал управление делами из рук незадачливого Раймунда, разослал по всему региону гонцов с известием о поражении Симона. Говорили, что французов перебили, а Симона повесили. Враждебное отношение к крестовому походу переросло в открытое восстание. Одновременные восстания в долинах рек Тарн и Аверон были спровоцированы плотником из Лаграва, который зарубил топором капитана гарнизона, осматривавшего новые бочки для воды. Весть о восстании стремительно распространилась вниз по течению. Это был регион, который Симон занял всего четыре месяца назад. Его власть там была хлипкой, а гарнизон северян, под командованием Бодуэна Тулузского, находился лишь в Брюникеле. Бодуэн находился в Монтегю (ныне Лиль-сюр-Тарн), когда произошло восстание. Он сразу же отправился в Лаграв, пока горожане готовились к обороне. Увидев на его знамени золотой крест Тулузы, они приняли Бодуэна за его старшего брата, открыли ему ворота и взволнованно рассказали об убийстве командира гарнизона. Бодуэн немедленно приказал расправиться с бунтовщиками. Но пока он усмирял Лаграв к восстанию присоединились Монтегю и Сент-Антонин, и он был вынужден отступить в Брюникель, оставив небольшой гарнизон в Лаграве. Далее на юг восстание охватило несколько замков в предгорьях Пиренеев и даже Савердён, один из первых городов, принявших власть Симона в 1209 году.

Симон отреагировал на эту новость двумя неделями бешеной активности. Он разрушил до основания укрепления Кастельнодари и форсированными маршами добрался сначала до восточных районов Корбьера, а затем двинулся на север через Лораге в долину реки Тарн. Но не дойдя до долины, он узнал, что его дело там проиграно. Гарнизон Монтегю, осажденный в цитадели, сдался горожанам. Крестоносцы повернули назад и затворились в Памье, пока отряды графа Фуа патрулировали долины вокруг. От дальнейшего унижения Симона спасла мягкая зима и прибытие сотни опытных рыцарей, набранных Робертом де Мовуазеном на севере Франции. Они помогли Симону вернуть несколько мятежных замков на юге его владений; но он потерял все города, которые принесли ему первые победы этого года, за исключением Лавора. Как и плотник из Лаграва, он стал рассматривать эту войну как национальную и больше не верил, что Юг можно как-то сплотить против альбигойской ереси. В октябре Симона покинул даже Гийом Кот, рыцарь-южанин, который был крестным отцом его дочери и сражался рядом с ним при Кастельнодари. Говорят, что эта измена оставила в Симоне глубокую ненависть и недоверие ко всем, кто говорил на языке ок и он больше не собирался на них полагаться.

IX. 1211–1212: Завоевание Юга

И взяли мы в то время все города его; не было города, которого мы не взяли.

Симон был серьезным, интроспективным человеком. Гнетущее одиночество двух лет, проведенных им в Лангедоке, проявилось в требовательности и нетерпимости как к друзьям, так и к врагам. По отношению к своим подчиненным он был скрупулезно корректен. Он оставался с ними, когда они были в опасности, регулярно советовался с ними и прислушивался к их советам. Но сам он оставался отстраненным и неразговорчивым. Командуя чередой армий со сроком службы в сорок дней, он стал равнодушен к отдельным людям. У него было мало близких друзей. Роберт де Мовуазен, выполнявший от его имени сложные миссии в Риме и Париже, был его ближайшим политическим советником. Но Роберт часто уезжал по служебным делам, да и здоровье его часто подводило. Симон все больше полагался на других, часто на священников, таких как Ги, епископ Каркассона, который, будучи аббатом Во-де-Серне близ Монфор-л'Амори, убедил его