Борис Апрелев - На «Варяге». Жизнь после смерти
Мы на «Варяге» решили съездить на берег осмотреть остров Махэ, а затем сделать для нашей команды пикник с рыбной ловлей на берегу.
Взвейтесь, соколы, орлами
Взвейтесь, соколы, орлами,Полно горе горевать,То ли дело под татрами,В поле лагерем стоять.
Лагерь — город полотняный,Морем улицы шумят,Позолотою румянойМедны маковки горят.
Взвейтесь, соколы, орлами и т. д.
А заря едва проглянет,Строй пехотный закипит,Барабаном дробью грянетИ штыками заблестит.
Взвейтесь, соколы, орлами и т. д.
Погрозилися войною,Богатырская игра.Крепко строй пойдет стеною,И прокатится «ура».
Взвейтесь, соколы, и т. д.
Рыбная ловля
Часть наших офицеров, перезнакомившись с французскими колонистами, ездили к ним по вечерам Там они слышали интересные рассказы о заселении этих островов выходцами из Франции, о страданиях бедных колонистов во дни французской революции, о их нынешней жизни под властью Англии. В домах этих колонистов много говорили о литературе и о науках, там пришлось слышать прекрасную музыку и пение. Особенно нравились нашим офицерам старинные французские романсы, почти забытые уже, но сохранившиеся у этих обитателей островов. Приятно было говорить с ними, до того прекрасен их язык, сохранивший все обороты и все тонкости старого французского языка.
Удивительна в общем жизнь белых людей на этих островах. Остров Махэ, поверхность которого равна всего 2,1 кв. мили, самый большой из них. Он покрыт рощами роскошной, так называемой сейшельской кокосовой пальмы, у нее громадные орехи с очень вкусным ядром, наполненным белым молоком Лично мне, по правде говоря, это молоко не нравилось, но ядро ореха я ел с большим удовольствием; наш кок делал из него прекрасное сладкое блюдо.
Остров Махэ покрыт холмами и горами. Самая высокая вершина на нем подымается на 3240 футов над уровнем моря.
На автомобиле мне удалось объехать весь остров кругом, любуясь прекрасными пейзажами и красотою бьющегося о прибрежные рифы океана. На пути мы посетили британскую военную радиотелеграфную мощную станцию.
Начальник ее морской офицер приветствовал нас самым радостным образом и дал послушать «на слух» знаменитое «ку–ку–ку» Парижской станции Эйфелевой башни. Великое изобретение нашего времени — радиотелеграф — в минувшую войну спас тысячи человеческих, жизней, ловя вовремя трагические сигналы S. O.S. [126] о гибели. Правда, благодаря ему же гибли многие военные суда, переговоры которых были расшифрованы противником, или место, откуда они говорят, было «засечено» радиогонометрическими станциями, но все‑таки положительных свойств у радиотелеграфа больше. Кроме возможности спастись от гибели при его помощи, он дает еще поправки хронометров в море, и все новости дня благодаря чему, на «Варяге», на ходу в Индийском океане, были так же хорошо известны «Сообщения Штаба Верховного главнокомандующего» и штабов союзников, как всякому человеку в культурном центре на берегу.
Объезжая остров, мы натолкнулись на место, где было много огромных сухопутных черепах. Размеры этих животных были поистине чудовищны по сравнению с нашими маленькими черепахами. Наши матросы садились на спину такой гигантской черепахи, и она, приподнявшись на своих крепких когтистых лапах, легко двигалась, неся на спине ношу примерно в пять пудов, вес, нормальный для доброго матроса Гвардейского экипажа.
Не помню каким образом и через кого, но только после ознакомления с красотами острова на «Варяге» появилась такая гигантская черепаха, официально никому не принадлежащая, но жившая недалеко от камбуза, в углу между вентиляторной трубой и кожухом над кочегарками. Из камбуза коки давали ей зелень и ставили чашку с водой. Черепаха почти не двигалась, больше сидела, спрятав голову и лапы в свой панцирь, но когда она иногда совершала прогулку, то казалось, что по палубе катится автомобиль малого размера марки Бюгати или бебе–Пежо. В этих случаях команда развлекалась, катаясь на спине этого животного.
Другой интересной находкой для нас на острове Махэ был живший там в плену у англичан король негрского племени людоедов Ашантиев. Этот король с несколькими своими «генералами» были единственными оставшимися в живых экземплярами этих гурманов человеческой породы.
Англичане со свойственной им решительностью выслали против этого племени войска, которые без сожаления уничтожили все племя, за исключением короля и нескольких его приближенных.
Невольно хочется спросить наших эсеров, как они отнеслись бы к такому действию, если бы это было не английское, а русское правительство. Веда людоеды из племени Ашантиев, несомненно, выражали «волю народа», желая сделать рагу из попавшегося к ним в плен английского матроса; как же власть исполнительная позволила себе не только нарушить эту волю, но еще и жесточайше расправиться с ее выразителями. Веда вряд ли в британской Конституции имеются законы, разрешающие уничтожение целых племен без суда и следствия.
Помнится, во времена «бескровной» революции «вождь народа» А. Ф. Керенский, после убийств и зверских пыток офицеров на линейном корабле «Петропавловск», не нашел ничего лучшего, как передать убийцам, что он считает их действия «контрреволюционными». По–видимому, почтеннейший «государственный деятель» искренно был убежден, что это слово является «высшей мерой» наказания за убийство.
Несколько иначе на эти дела смотрят англичане. Вот почему, как мне кажется, у них действительно слова: культура, свобода, уважение к личности человеческой и тд. не являются пустыми словами и не могут быть темой для юмористов, как, к сожалению, это имеется у нас.
Пленный король Ашантиев жил со своими приближенными в шатрах, вокруг которых были расставлены английские часовые.
С разрешения коменданта он мог совершать небольшие прогулки по острову. Отношение к нему властей было ровное, без всяких излишних формальностей и надзора. Однако пленный король людоедов, вероятно, ясно сознавал, что никогда британские власти с этого острова его не выпустят, также как никогда никто из англичан не будет его считать равным себе.
Живя в полном материальном обеспечении, не испытывая никаких насилий или угнетений со стороны державших его в плену, он не мог не сознавать, что жизнь его кончена, что он умрет здесь, в этом маленьком лагере, покрытом шатрами нескольких его соплеменников, что никогда на родину свою он больше не вернется и не вернет себе своего там положения.
Перед уходом отряда мы на «Варяге» устроили для команды ловлю рыбы на берегу.
Так как людей у нас было много — около 500 человек и съехать на берег всем сразу было бы нельзя, то мы распределили их по ротам. Наша артиллерийская рота была последней в этом расписании.
Ловившие рыбу до нас рассказывали чудеса о том, что за невиданные экземпляры рыб им удалось поймать. Какая‑то маленькая синенькая рыбка оказалась очень опасной. У нее на верхней губе имелся шип, которым она больно колола. Она уколола одного матроса в ногу и тот чуть не умер, несомненно, чем‑то отравленный. У него сделались судороги, жар, рвота. К счастью, наш доктор сумел его спасти, и уже следующие отправляющиеся на берег на ловлю рыбы были осторожнее.
Наконец, наступил день съезда нашей артиллерийской роте. С нами отправились песенники и хор балалаечников. С разрешения командира, после ловли рыбы было приказано выдать на берегу каждому матросу по доброй чарке рома и, на берегу же, устроить ужин с песнями.
В два часа дня артиллерийская рота, песенники и балалаечники были построены на верхней палубе. К трапам были поданы: баркас, гребные катера и шестерки. Старший артиллерийский офицер и я обошли своих людей, проверили, у всех ли во фляжках холодный чай с лимонной кислотой. Фельдфебель роты, лихой артиллерийский унтер–офицер в фельдфебельской фуражке с козырьком, хлопотал в это время с погрузкой на баркас «сухой и мокрой» провизии, которую нам отпустили, по приказанию ревизора, баталеры.
Мы брали с собой хлеб, приварок, крупы, зелени, соли, необходимую посуду, чай, сахар и т. д.
С нами отправлялись еще несколько наших офицеров, и, таким образом, пикник обещал быть веселым и интересным.
Знакомые мне лица наших комендоров, «замочных», «установщиков прицелов» и т. д. радостно улыбались до ушей.
«Ваше высокородие, а вы с какой полуротой будете?» — спрашивают гальванеры, состоявшие во второй полуроте. «С вами буду, а на берегу все вместе впряжемся в невод», — отвечаю я.
«Ваше высокородие, а как песенников, к нам посадите?» — улыбается мне, как луна, круглое лицо «второго наводчика» орудия № 1 —комендора Ивана Дудкина. «Нет, они будут с ротным командиром на баркасе». «У нас бы лучше, ваше высокородие!» — не унимается Дудкин.
