Продолжатель Феофана - Жизнеописания византийских царей
59. Вторгся в то время в ромейские пределы и другой агарянский флот, но благодаря непрестанным царским мольбам к Богу, разумным распоряжениям и надлежащему ведению дел победа осталась за ромеями, а потомки Агари потерпели бесславное поражение. А произошло следующее. Эмир Тарса, Есман именем, снарядив флот из тридцати больших кораблей, именуемых кумвариями, напал на крепость Еврип[129]. Между тем стратиг Эллады (это был Эниат) по царскому приказу стянул со всей Эллады большое войско, оснастил стены защитными приспособлениями, и когда увидели обитатели крепости, как корабли приближаются к стенам, и варваров, пытающихся густым дождем стрел оттеснить и прогнать со стен защитников, преисполнились гневом и мужеством, стали доблестно обороняться и, пользуясь камнеметными орудиями и стрелобаллистами, а то и бросая камни вручную, ежедневно губили множество варваров. [126] Но не только это. Дождавшись благоприятного ветра, они жидким огнем спалили большинство кораблей. Оказавшись в безысходном и отчаянном положении и зная, что из жажды золота многие добровольно готовы пойти на смерть, варвар выставил перед лагерем щит, полный золота, и сказал: «Эту награду в дар вместе с сотней красивейших девушек отдаю тому, кто первый ворвется в город и обеспечит победу соплеменникам». Увидев это из города, защитники поняли смысл происходящего, возбудили в себе отвагу призывными речами и, распахнув ворота, по одному знаку мужественно бросились на варваров. Много врагов было тогда убито, пал смертельно раненный эмир, а остальные обратились в бегство, но преследователи не отставали от них, убивали и гнали до самых оставшихся у варваров кораблей. И учинена была тогда великая резня над варварами. Оставшиеся в живых сели на немногочисленные свои суда и постыдно бежали на родину. Так варварский флот даже без помощи морских сил ромеев, а лишь молитвами царя и доблестью защитников потерпел позорное поражение и бесславно вернулся восвояси.
60. Так рассеяна была туча из Тарса, но уже собиралась новая буря – с Крита. Дело в том, что у эмира этого острова небезызвестного Сайта, сына Апохапса[130] (а в помощниках у него состоял некий Фотий, муж деятельный и воинственный), имелось на Крите двадцать пять кумварий. При них соответственно находилось и множество миопаронов и пентикондоров[131], которые часто называют сактурами и галеями. На них-то и вторгались они в пределы Ромейской державы и, опустошая весь район Эгейского моря, нередко доходили и до Прикониса на Геллеспонте, многих жителей при этом обращали в рабство и убивали. На этот критский флот и напал тогда упомянутый выше патрикий Никита[132], начальствовавший над ромейскими триерами, он вступил с ним в жестокий бой, сразу сжег жидким огнем двадцать критских судов, а их команды – варваров – поделил между мечом, огнем и водой. Остальные же, избежав гибели в море, искали спасения в бегстве[133].
61. Такие потери понесли критяне, вернулись домой в горе, но успокоиться не пожелали и снова принялись бесчинствовать на море, тревожили и грабили земли, отдаленные от столицы (я говорю о Пелопоннесе и островах к югу от него), при этом навархом у них был упомянутый выше Фотий. В конце концов послали против него во главе ромейских триер доблестного флотоводца Никиту (я говорю об Оорифе), который после нескольких дней благополучного плавания достиг Пелопоннеса. Причалив в Кенхрейской гавани и узнав, что варвары оскверняют западные области Пелопоннеса, Мефону, Патры и соседние коринфские земли, задумал он думу мудрую и разумную. Никита решил не плыть вокруг Пелопоннеса, не огибать Малеи, чтобы, отмерив морем тысячу миль[134], упустить время, а за одну ночь с помощью своего опыта и множества рук волоком перетянуть суда через Коринфский перешеек к другому его берегу, и сразу же приступил к делу. Нежданно предстал он перед ни о чем не подозревающим противником и внезапностью своего появления и незабытым ужасом прошлой битвы вселил страх и не дал врагу ни построиться в боевом порядке, ни вспомнить о мужестве. Одни из вражеских кораблей он сжег, [127] другие пустил ко дну, а из варваров одних погубил мечом, других утопил в пучине, начальника их убил, остальных же принудил рассеяться по острову[135]. Позднее он их поймал, схватил и подверг разным наказаниям: с одних содрал кожу (особенно с отрекшихся от христова крещения) и говорил при этом, что забирает у них не принадлежащую им собственность, у других, причиняя жуткую боль, вырезал ремни от шеи до пят, иных же, подняв на журавлях, сталкивал и сбрасывал с высоты в чаны со смолой и говорил, что подвергает их своему крещению, мучительному и мрачному. Так глумился он над побежденными и, наказав в соответствии с их виной, отбил охоту снова воевать с Ромейской державой. Так рассеяна была южная туча и с тех пор...
62. А с запада уже надвигалась новая страшная буря: амерамнун Африки оснастил огромные суда – числом шестьдесят – и устремился на державу ромеев[136]. Он опустошил все на своем пути, захватил множество пленников и подошел к островам Кефалиния и Закинф. Получив такое известие, царь немедленно пришел на помощь, снарядил множество триер, диер и прочих быстроходных судов и послал во главе большого флота начальника морских сил (это был Насар[137]). Насар немедленно отплыл и, воспользовавшись попутным ветром, вскоре подошел к Мефоне, но напасть на врага ему помешало вот что. Многие гребцы струсили и маленькими группами, тайком покинули суда, корабли из-за их бегства потеряли должную скорость и уже не могли с прежней силой и натиском напасть на врага, потому-то и отказался Насар от мысли со столь малыми силами выступить против неприятеля. О случившемся он немедленно через. гонца сообщил императору. А тот быстро послал людей, к сему предназначенных, которые схватили всех дезертиров и заключили их в тюрьму. Хотел же царь, не марая своих рук кровью соплеменников, вселить должный страх в остальных гребцов, дабы не стал заразителен дурной пример и не возжелали они в своем большинстве дурного и легкомысленного. И вот, задумав думу разумную, он приказал друнгарию виглы еще ночью вывести из претория узников числом тридцать, преступников, приговоренных по закону к смерти, сажей вымазать их лица, пламенем спалить волосы и бороды, изменить их вид до неузнаваемости, да к тому же и позаботиться, чтобы никто не осмелился назвать их или обратиться по имени, а наказанием за это установить смерть; потом на ипподроме, будто зачинщиков бегства матросов, наказать их бичами, со связанными за спиной руками провести по городской площади и в кандалах отправить в Пелопоннес, дабы приняли они положенное наказание в месте, откуда бежали. Совершить же это приказано было стратигу Пелопоннеса Иоанну, по прозванию Критскому, который во исполнение царева повеления приказал установить в Мефоне столько крестов, сколько отправили ему узников, и пригвоздить к ним этих мнимых зачинщиков бегства. Прослышал про это ромейский флот, увидел мнимых трусов, пожалел несчастных и сам приготовился к тяжким испытаниям, отрекся от распущенности и лени и попросил предводителя скорее вести его на врага.
63. Насар же пополнил остаток своего войска пелопоннесскими воинами и мардаитами[138], взял себе стратига-помощника и приготовился [128]. к наступлению. Тем временем сарацины, заметившие великую трусость ромейского флота (им казалось, что моряки только зря тратят время), в полной безопасности покидали свои суда и грабили подвластные земли и острова. Но морское ромейское воинство неожиданно и незаметно к ним приблизилось и по данному стратигом знаку ночью внезапно напало на врага. Не имея времени ни встать в строй, ни взяться за оружие, сарацины потерпели полное поражение, а их корабли были сожжены огнем вместе с людьми и всем оснащением. А тех, кто все-таки избежал пламени, Насар как благодарственную жертву даровал Божьей церкви в Мефоне. Добычей же и телами убитых он позволил воспользоваться своему войску. Он также спешно обо всем сообщил царю и спросил, что ему делать и куда направляться. Царь похвалил его за содеянное и велел двигаться дальше.
64. Поскольку войско было вдохновлено собственными подвигами, Насар переправился в Сицилию и Панорм, напал и разграбил тамошние города – данников карфагенских агарян. Он овладел также судами и множеством кораблей с большим грузом масла и другого товара, еще более ценного. Рассказывают, что в продажу тогда пошло столько масла, что цены пали, и фунт стоил один обол[139].
65. Потом этот флот переправился в Италию и, соединившись там с ромейскими гоплитами[140] и конниками (ими командовал и царский протовестиарий Прокопий и тогдашний стратиг Фракии и Македонии Лев, которого звали Апостипом), совершил немало полезного для Ромейской державы. Отплывшую же из Африки новую флотилию Насар разбил у острова Стели, а захваченные агарянами крепости Калаврии и Лонгивардии почти все освободил от варварской власти и отдал под начало ромеев. Вот так это морское воинство, преодолев коварство, зависть и злобу, с богатой добычей и победными венками вернулось к царю, наполнив ликованием сердца всех граждан и дав царю множество поводов вознести к Богу молитвы благодарения и признательности.
