Александр Гогун - Сталинские коммандос. Украинские партизанские формирования, 1941-1944
Пантелеймон Пономаренко писал Сталину 18 августа 1942 г., что немцы использовали все средства, чтобы привлечь к борьбе с партизанами отряды из жителей оккупированных областей: «Этим они хотят достичь того, чтобы партизаны увязли в борьбе не с немцами, а с формированиями из местного населения…»[506] Очевидно, что в значительной мере эта задача была выполнена.
С середины 1942 г., исчерпав людские ресурсы Германии, нацисты начали, помимо местной полиции, создавать более крупные формирования из граждан СССР — до батальонов, а с 1943 г. — до дивизий включительно. О количественном соотношении немцев и коллаборационистов, задействованных в антипартизанской борьбе, приводятся разные сведения. Например, согласно оценке российского исследователя Сергея Дробязко, оно составляло примерно 1: 3[507]. К похожим выводам пришел украинский автор Иван Дерейко, по сведениям которого соотношение немцев и украинцев в полицейских органах РКУ было 1: 4 соответственно[508]. Согласно справке Г. Гиммлера от 10 мая 1943 г., силы полиции и СС в генерал-губернаторстве состояли на 53 % из поляков и украинцев, на 47 % — из немцев. На оккупированной же территории СССР соотношение немцев к местным жителям в структурах полиции и СС было 1:11 соответственно[509]. Речь идет о 27 543 служащих немецкой полиции порядка и полиции безопасности, с одной стороны, с другой — «восточные батальоны» (50 000 человек) и местные полицейские «индивидуальной службы» — 250 000 человек. Правда, следует учитывать, что против партизан воевали и части Вермахта.
Между тем в донесениях красных партизан количество убитых немцев и коллаборационистов, наоборот, как правило, составляет примерно 10: 1[510]. Однако партизаны в своих отчетах в Центр постоянно перевирали не только абсолютные цифры, но и соотношение убитых немцев и коллаборационистов. Происходило это по двум причинам. Во-первых, зафронтовое руководство приказывало партизанским командирам воевать в первую очередь против немцев, а подчиненные в любой организации стремятся, чтобы в их сообщениях начальству последнее находило ожидаемые им сведения. Во-вторых, население оккупированных восточных областей, а также коллаборационистские формирования были инфильтрированы агентурой различных советских организаций. Поэтому данные об убитых полицаях было сложнее исказить, т. е. преувеличить или вообще выдумать.
Немецкие же документы, хотя и страдают неполнотой (особенно в отношении учета потерь «недочеловеков»), дают совсем иную картину.
Например, в тыловой зоне группы армий «Б» в августе 1942 г. партизанами было убито (в немецкой терминологии): 9 немцев, 6 венгров, 44 туркестанца, 2 казака и 15 членов вспомогательной полиции, состоявшей из украинцев (потери 1: 4)[511]. В отчете СС о борьбе с партизанами на ряде оккупированных территорий СССР (включая Украину) за август-ноябрь 1942 г. в графе «собственные потери» значилось, что немецкая полиция порядка, полиция безопасности СС потеряла: убитыми — 174, ранеными — 132, пропавшими без вести — 13. Охранные команды: убитыми — 205, ранеными — 127, пропавшими без вести — 133[512]. Полиция порядка и полиция безопасности состояла из немцев; охранные команды («Schutzmannschaft») — из советских граждан. Подводя итог, потери первых и вторых: 319 и 465 соответственно (1: 1,5).
Впрочем, иногда и отчеты партизан, в частности, в первый год войны, позволяют определить основных противников партизан того периода. Например, отряд Сабурова во второй половине декабря 1941 г. уничтожил «25 полицейских, всю местную администрацию, назначенную немцами в Суземском районе Орловской области»[513]. В отчетах соединения Сабурова в НКВД УССР, а потом в УШПД количество убитых немцев тоже всегда выше количества убитых полицаев. Однако в донесениях его подчиненных (командиров отрядов) в штаб соединения или самому Сабурову, нередко наблюдается совсем иная картина. Например, в отчете Харьковского отряда за первый год войны соотношение убитых немцев с убитыми в бою полицейскими составляет 1: 1 (200: 202)[514].
Немецкая разведсводка сообщала об отряде Сабурова, что он крайне активен «и постоянно предпринимает нападения на населенные пункты и украинскую вспомогательную полицию»[515].
Военная эффективность коллаборационистских формирований была различна. Небольшим партизанским группам, особенно в 1941 — 1942 гг., вполне успешно противодействовала местная деревенская полиция. Типичный случай описан в аналитическом отчете одной из полевых комендатур северо-востока Украины: «Ночью на 31.8.[1942] 70 бандитов с целью получения продуктов питания и зерна были в местечке Степановка, лежащем на расстоянии 21 км к юго-востоку от г. Ямполя [Сумской области]. После тревоги вспомогательной] по[лиции] соседнего [села] Княжичи, 28 по[лицейских] внезапно напали, вследствие чего банды были обращены в бегство, оставив домашнюю птицу и телегу с зерном»[516].
Однако против отрядов, насчитывавших от 100 до 1000 человек, группка полицаев, пусть и знающих территорию, пусть получивших военную подготовку, пусть даже часто имевших превосходство в вооружении и боеприпасах, была, как правило, бессильна. В случае появления крупного отряда партизан полицаи предпочитали спасаться бегством — в подвалы, в лес или в райцентры и города. В противном случае партизанами полицейские довольно легко уничтожались. Поэтому уже с начала 1942 г., но в массовом порядке — с конца 1942 — начала 1943 г. немцы стали объединять полицию нескольких сел в один куст. При появлении партизанского отряда полицаи группировались в райцентре или большом селе, где могли хотя бы в ряде случаев держать оборону.
С более крупными охранными формированиями партизанам, которые особенно с середины 1942 г. нередко сами имели превосходство в вооружении (в частности, в орудиях и минометах), сражаться было довольно-таки тяжело. После того как Сумское и Черниговское соединения совершили рейд на северо-восток Украины в июне-августе 1942 г., офицеры СС сделали вывод: «Банды вступают в боестолкно-вения с немецкими войсками только в том случае, когда не имеют другого выхода, когда они (т. е. немцы. — А. Г.) на них (т. е. партизан. — А. Г.) нападают, или препятствуют их привычному маршруту. Также и украинская милиция не подвергается атакам, если она выступает в больших группах… Венгерские части любой силы подвергаются нападению шаек, и почти все встречи с венграми заканчивались до настоящего времени успехом банд»[517].
Из соединения Ковпака, весной 1943 г. находившегося на правобережье Днепра, представитель ЦК КП(б)У Иван Сыромолотный после ряда изнурительных боев направил в УШПД раздраженное послание:
«Нетерпеливые сволочи эти немцы. Все ходят вслед. Сегодня второй день, как немного оторвались. Думали, [покой] еще будет продолжаться, но сейчас донесли, что из 2-х направлений, двумя группировками наступают. Все хотят окружить, но наша маневренность оставляет их в дураках. Не было бы обидно, если бы дрались только с немцами, а то еще на нашу голову сраная полиция и казачки мать [их] еб. Воевать не умеют, гибнут, как мухи, а покоя нам не дают…»[518]
В конце мая 1943 г. Ковпак, отчитываясь за очередной период борьбы, указал на отличия в поведении разных коллаборационистских частей: «В течение мая 1943 г. с националистами (т. е. с бан-деровцами. — А. Г.) не встречались; полицейские, с которыми мы дрались, дерутся лучше немцев. Наши бойцы их в плен не берут, а убивают. Казацкие части в большинстве не воинственно настроены и при первом случае переходят на сторону партизан»[519].
Если в первый год войны против полицейских партизаны в основном воевали, то с ноября 1942 г. начали стремиться либо перетянуть полицию в свои ряды, либо способствовать простому распаду (развалу) батальонов и полков. Специальная инструкция ЦШПД рекомендовала усилить разведку и агентурную разработку коллаборационистских частей, пропаганду против них. Перебежчиков предполагалось включать в партизанские ряды, при этом истребляя «враждебный элемент», активных организаторов и командиров вспомогательных формирований, а также с помощью агентурных комбинаций и провокаций направлять репрессии немцев против коллаборационистского командного состава, лояльного оккупантам[520].
Применение инструкции по времени совпало, удачно для Советов, с наступлением Красной армии под Сталинградом и со Сталинским рейдом соединений Сабурова и Ковпака. Командир одного из отрядов сабуровского соединения Леонид Иванов описал в дневнике характерный случай, произошедший 29 ноября 1942 г. на севере Житомирской области. Демонстративно окружив село Юрово, партизаны, дождавшись парламентария, послали полицаям письменный приказ сложить оружие, обещая сохранить жизнь в случае его выполнения: «Вдали из улицы показалось два неизвестных, они двигались навстречу нам, один из них нес какой-то листок бумаги. Дойдя до нас, один из них спросил: “Это ваш приказ?” Начальник штаба Проща-ков ответил: “Да, наш”. Неизвестный вытянулся, по-военному четко доложил майору: “Ваш приказ выполнен, оружие сложено, можете входить в село, выстрелов не последует”. Оказывается, тот, кто докладывал, и был пом[ощником] коменданта села…» Воспользовавшись телефоном полицейских, партизаны начали через переводчицу общаться с гарнизонам райцентра, от имени полицаев прося подмоги. Потом «комбат, заругавшись, сказал немецкому коменданту Олевска: “Е[… вашу] м[ать], пока не поздно, сматывайтесь из Олевска, а то сейчас и до вас очередь дойдет”. Те, бросив трубку, куда-то исчезли. Мы, не дождавшись немецкой помощи против партизан, уехали»[521].
