История сионизма - Уолтер Лакер
Базельская эйфория длилась недолго. Герцль не сообщил делегатам, что его первая миссия в Константинополь закончилась фактическим провалом. Султан заявил (насколько можно было верить Невлинскому), что он не может распоряжаться никакой частью Османской империи, потому что она принадлежит не ему, а турецкому народу. Так что у евреев есть возможность сберечь свои деньги. И пророчески добавил: «Когда моя империя распадется, возможно, они получат Палестину даром. Но распасться может только наш труп. На вивисекцию я никогда не соглашусь». Но Герцль не потерял надежду, а убедил своих последователей, что успех или неудача любого будущего предложения султану зависят от того, смогут ли сионисты добыть необходимые для этого средства.
Но сбор денег для Колониального банка (официально он назывался «Еврейский колониальный кредит»), акции которого составляли два миллиона фунтов стерлингов, шел весьма неважно. Взносы поступали медленно, Ротшильд решил не принимать в этом участия, богатые берлинские евреи не проявляли никакого энтузиазма, а русские евреи-миллионеры хотя и давали серьезные обещания, но выполняли их неполностью.
На протяжении нескольких лет Герцль отдавал много сил созданию фонда — делу, для которого он вовсе не годился и которого терпеть не мог. Как часто жаловался он на отсутствие «паршивого миллиона», которое не давало ему возможности вести крупномасштабную пропаганду и свободно маневрировать во время переговоров в Константинополе! Организация сионистов была настолько бедна, доход от взносов так мал, что Исполнительному комитету приходилось годами держать в секрете состояние финансового положения, чтобы не стать посмешищем.
2-й сионистский конгресс, состоявшийся через год после первого, отразил рост движения. Число депутатов достигло четырех сотен. Было объявлено, что по сравнению со 117 сионистскими группировками, существовавшими перед первым конгрессом, их количество выросло до 913.
На втором конгрессе Нордау сделал блестящий обзор положения евреев во всем мире, Герцль в своей речи призвал еврейские общины присоединиться к движению сионистов, и впервые появилось левое крыло сионистов-социалистов под руководством Намана Сиркина. Герцль проявил несколько больше лояльности по отношению к «Ховеве Сион». Мандельштам, один из ведущих представителей, предложил объединить герцлианский политический сионизм с принципами программы Ахада Гаама, целью которой была деятельность по постепенной колонизации, в результате которой Палестина должна была превратиться в культурный центр.
Первый конгресс пробудил великие надежды. О каком же прогрессе мог Герцль честно доложить спустя год? Он лучше всех понимал, что ощутимого успеха не было и, за исключением одного серьезного случая — массового митинга в 1898 году в Лондоне, на котором он намекнул, что недалеко время, когда мечты евреев осуществятся, — он осторожно воздерживался от возбуждения преждевременных надежд. Что если его дипломатические попытки в Турции полностью потерпят неудачу? Тогда евреям придется ждать, пока общий кризис на Востоке достигнет критической точки. И Герцль записал в дневнике: «Люди могут подождать». Но у него уже появились некоторые признаки раздражения. Накануне второго конгресса Герцль обдумывает вопрос: не стоит ли сионистам временно согласиться на более доступную территорию — например, Кипр, — отложив мечты о Сионе до лучших времен? Или, может, стоит присмотреться к Южной Африке или Америке, пока не распадется Турция? Ведь массовая эмиграция из Восточной Европы продолжается. Бедное еврейское население нуждается в немедленной помощи, а Турция все же еще не в столь отчаянном положении, чтобы пойти навстречу сионистам[68].
Герцль предпринимал непрерывные дипломатические усилия для привлечения к делу новых людей. Он лично встречался с Филиппом Эйленбургом[69], одним из ближайших друзей Вильгельма II, а при помощи эрцгерцога Бадена пытался получить аудиенцию у императора Германии. Но окружение кайзера, включая министра иностранных дел фон Бюлова, было настроено к нему враждебно, и во многих случаях Герцль склонен был переоценивать интерес кайзера к ближневосточным делам (он также переоценивал силу его характера и общий интеллект: «У него были глаза настоящего императора. Я никогда не видел таких глаз. В них отражалась удивительная, бесстрашная, пытливая душа»). В своем меморандуме Герцль играл на страхе кайзера и его приближенных перед революционерами-социалистами: евреи будут продолжать снабжать революционные партии лидерами и их сподвижниками, если не будут приняты меры для разрешения их положения. Вначале Герцль не сомневался, что кайзер, исходя из собственных интересов, окажет давление на султана и поддержит требования сионистов об учреждении германского протектората под сюзеренитетом Порты. Жизнь под покровительством этой сильной, великой, нравственной, прекрасно управляемой, крепко организованной Германии (как писал Герцль в своем дневнике) может оказать лишь самое благотворное влияние на еврейский национальный характер. Для Герцля было характерно увлекаться собственными, часто меняющимися идеями; шестью неделями позже, когда его попытки не удались, он пришел к заключению: то, что кайзер не согласился на протекторат, было на самом деле выгодно для будущего дела сионизма, так как «мы должны были бы заплатить слишком большую цену за этот протекторат»[70].
В промежутке между этими двумя записями, сделанными Герцлем в своем в дневнике, император Германии посетил Палестину, и Герцль с небольшой группой приверженцев последовал за ним в Константинополь и Иерусалим. Это был первый визит Герцля в Святую Землю, но он не восхитил его. Место у Яффы было неудобным. Герцль пришел в замешательство, увидев улицы и отели города: нищета, жара и «убогая пестрота». Даже наиболее восхваляемая Ришон Ле Сион — ближайшая к Яффе еврейская колония — поразила его своей страшной бедностью. На дорогах густой слой пыли, и повсюду вопиющая нищета. В домах еврейских рабочих — грязь и деревянные нары вместо кроватей. Поездка по железной дороге в Иерусалим в битком набитом душном купе была сущей пыткой, сельская местность выглядела уныло и безлюдно и приводила Герцля в отчаяние.
Иерусалимский ландшафт он нашел великолепным, прекрасным даже в своем упадке, но «затхлые вместилища бесчеловечности, нетерпимости и скверны двухтысячелетней давности на дурно пахнущих узких улочках» создавали ужасное впечатление. Еврейская больница была нищей и грязной, но ради соблюдения приличий ему пришлось засвидетельствовать в книге посетителей чистоту больницы («Вот так рождается ложь»). Местные еврейские чиновники и раввины боялись встречаться с Герцлем: их беспокоила реакция турецких властей. С другой стороны, Герцль был приятно удивлен, когда двадцать молодых отважных всадников, распевая еврейские песни, пригласили его в Реховот. Они напомнили ему ковбоев американского Запада: «У меня на глазах выступили слезы… Удивительно, какая метаморфоза может произойти с молодыми продавцами брюк».
2 ноября 1898 года в Иерусалиме Герцль со своими друзьями был принят императором. «Этот короткий прием навсегда останется в еврейской истории и, вероятно, может иметь мировые последствия», — записал Герцль в дневнике.
