Анатолий Левандовский - Дантон
Что предпочесть?..
Вопрос казался серьезным. Оставаясь министром, он оставался во главе правительства, а став депутатом…
Став депутатом, пожалуй, он получал нечто большее. Он вмешивался в самую гущу борьбы, мог следить за нею, влиять на нее непосредственно на поле боя. Терял ли он при этом свой приоритет, свое положение в правительстве? Формально – да. Но по существу, при его умении и при общей растерянности граждан министров можно было бы оставаться фактическим руководителем Совета…
А главное – демонстративный отказ от портфеля, добровольный уход в дни, когда он всесилен, – это блестящий политический ход! Дантон показывает всему миру, что звание народного уполномоченного он предпочитает всякому другому, пусть даже самому высокому! Не выиграет ли он этим еще больше в глазах народа?..
Жорж принял решение.
И, приняв, с еще большей лихорадочностью отдался текущим делам, спеша использовать оставшееся время, чтобы сделать как можно больше для своего будущего и будущего своей Франции, той Франции, которая казалась ему наиболее желанной…
Покидая пост министра
А дел была великая пропасть.
И внутри и извне завязывались все новые узлы, которые надлежало либо разрубать, либо распутывать. Дантон, как правило, предпочитал последнее.
Его по-прежнему беспокоил бретонский заговор. Ночная беседа с доктором Шеветелем доставила большую пищу для размышлений. Жорж принял иезуитский план. Он сделал из доверчивого доктора своего тайного агента, снабдил его золотом и инструкциями и отослал обратно в Бретань. Там Шеветель должен был вести двойную игру: с одной стороны, ему надлежало уверить Ла-Руери, что Дантон сочувствует заговорщикам (!) и даже намерен помочь им в восстановлении королевской власти (!!); с другой стороны, он должен был собирать новые сведения, осведомлять министра обо всех деталях заговора и чинить всевозможные помехи его развитию. Хорош ли был этот план и не марал ли он достоинства честного политического деятеля? Во всяком случае, именно благодаря его реализации Дантон и в дни своего министерства и позднее держал в руках нити одной из важнейших политических интриг. Ла-Руери удостоил Шеветеля великим доверием и отправил его с тайными поручениями в Англию и Бельгию; там агент Дантона вращался в избранном эмигрантском обществе, что давало ему возможность регулярно сообщать своему патрону бесценные материалы о замыслах врагов…
В конце концов главные заговорщики были схвачены и отправлены на гильотину.
Нити бретонского заговора уводили за рубеж. Международная изоляция Франции усиливалась с каждым днем. Министерство иностранных дел поглощало много внимания Дантона, и министр Лебрен с готовностью уступал ему свое место.
Главная цель Жоржа в области международной политики состояла в том, чтобы рассорить державы и восстановить их друг против друга. Англию он хотел противопоставить Испании, Пруссию – Австрии. Если бы это удалось, можно было бы попытаться привлечь Англию и Пруссию на свою сторону.
Конечно, все это могло осуществиться полностью лишь в весьма отдаленном будущем. А пока неутомимый министр вел широкую подготовительную работу: он наводнял вражеские страны своими агентами, прощупывал дипломатическую почву, устанавливал возможность неофициальных переговоров.
В центре его внимания была Англия. Когда лорд Гоуэр, английский посол, покинул Францию, французское правительство вопреки этикету не отозвало своего посла из Лондона. Напротив, в помощь ему Дантон отправил преданного агента, бывшего аббата, а затем журналиста Ноэля, к которому присоединил двух своих родственников. Дантон дал Ноэлю инструкции: любыми путями, даже в случае необходимости путем территориальных уступок, добиваться от английского премьера Питта сохранения нейтралитета Великобритании.
Переговоры с Пруссией осложняла война. Здесь Дантон действовал прежде всего через военное министерство. В армии у него был свой агент – Вестерман. Впрочем, он быстро установил непосредственный контакт с главнокомандующим.
Дюмурье был весьма симпатичен Дантону. Этот невысокий смуглый человек, обладатель мягкого взора, вкрадчивой, но решительной речи и галантных манер, знал Жоржа еще по мартовскому министерству «патриотов», где сам выступал в роли министра иностранных дел. Как ловко он тогда одурачил лидеров Жиронды! Вкравшись к ним в доверие, он им же подставил ногу и был косвенной причиной отставки Ролана. После этого Дюмурье пытался словчить, вел переговоры с Дантоном – отсюда и начиналось их знакомство – и, наконец, не сумев добиться желаемого, сам подал в отставку и уехал в Северную армию.
Жорж чувствовал, что у него с генералом где-то есть много общего: оба – пройдохи и хитрецы, оба – мастера маневрировать и дурачить добрых людей. Но Дантон не знал одного: до какого предела может дойти Дюмурье в своих честолюбивых комбинациях.
Дюмурье в письмах с фронта умолял:
«…Не заставляйте меня поверить, что вы бросаете министерство… Я так нуждаюсь в вашем уме…»
После Вальми прусский главнокомандующий начал отступление. Дюмурье усердно провожал его вплоть до самой границы. Вместо того, однако, чтобы нанести врагу новые удары, он с рыцарской галантностью посылал в лагерь прусского короля подарки в виде сахара и кофе…
Немецкие войска отныне мало интересовали честолюбивого генерала: он уже видел Бельгию, которая на ближайшее время была его главной целью.
Внезапное отступление пруссаков многим показалось чудом. Жирондисты, основываясь на болтовне эмигрантов, пустили слух, что герцог Брауншвейгский был подкуплен… Дантоном! Называли даже сумму подкупа: тридцать миллионов. Откуда министр юстиции мог взять такие деньги? И этому находили объяснение. Ничего не подозревавшего Жоржа обвинили в ограблении королевской кладовой![21]
Грязная клевета, состряпанная в салоне госпожи Ролан, стала не только предметом слухов: министр внутренних дел осмелился в завуалированной форме высказать ее с трибуны Законодательного собрания!..
Жирондисты, притихшие было в грозные сентябрьские дни, вновь начинали наглеть. Им казалось, что революция отступает. Ведь недаром провинция проголосовала за них! В новом Конвенте они получили вдвое больше мест, чем якобинцы. Значит, можно было приступать к сведению счетов. Можно было наносить удары Дантону, Коммуне, демократическому Парижу.
17 сентября Ролан поднялся на трибуну с сумрачным и напыщенным видом. Голос его звучал трагично. Он начал с того, что объявил кражу в королевской кладовой результатом «огромной махинации». Он обвинял «подстрекателей» и «коноводов», «авторов мятежных афиш» и «тех, кто их субсидирует». Оратор прямо указывал на Дантона. Затем с величайшей яростью он обрушился на Коммуну, на собрание парижских избирателей, на всех, кто предлагает «аграрный закон» – общий передел земель. Он кончил призывом образовать «многочисленную гвардию» для охраны депутатов-жирондистов, которые в столице якобы подвергались опасности.
Ролана горячо поддержали другие лидеры Жиронды, Собрание декретировало роспуск повстанческой Коммуны.
Так после жестокой шестинедельной борьбы «Коммуна 10 августа», уничтожившая монархию и спасшая от врага страну, должна была прекратить существование.
Но ее дело на этом не кончилось. Все свои идеи и борьбу она завещала якобинской Горе[22] Конвента.
Низринувшая ее Ассамблея пережила свою соперницу только на два дня: 21 сентября она была вынуждена уступить место Национальному Конвенту.
Как реагировал на все это Жорж Дантон? Поднялся ли он на защиту Коммуны, с которой еще недавно столь горячо сотрудничал? Бросился ли в контрнаступление на клеветников? Обнаружил ли свой львиный оскал, всегда повергавший в трепет врагов?..
Нет, ничего этого он не сделал. Дантон, казалось, вовсе не заметил того, что произошло. Он не желал ни за кого вступаться. Еще недавно столь энергичный, трибун решил, что революция затухает, что время решающих битв позади. И он жаждал умиротворения. Он думал, что путем обычного для него лавирования сможет всех успокоить и «образумить».
Плохо же знал он своих врагов!..
Коль скоро Дантон сделал выбор, он должен был 21 сентября оставить Совет и заседать в Конвенте.
Он заседал в Конвенте. Однако Исполнительный совет, казалось, не мог без него обойтись. Новая Ассамблея не спешила искать ему преемника.
Только 8 октября был избран новый министр юстиции. Им стал Доменик Гара, второстепенный литератор, политик посредственных способностей, близкий и с Дантоном и с лидерами Жиронды.
А на следующий день Жорж Дантон отослал в Конвент государственную печать и в последний раз прошелся по своим роскошным апартаментам.
