Константин Рыжов - 100 великих россиян
Первая неудача не повергла Петра в уныние, а напротив, только усилила в нем желание во что бы то ни стало овладеть Азовом и проложить себе путь к Черному морю. Прежде всего он видел, что необходимо построить на Дону гребной флот, во-первых, для удобного перевоза войска, во-вторых, для действий против турок с моря. Для устройства верфи Петр выбрал Воронеж.
Зимою он отправился туда сам и в течение нескольких месяцев занимался постройкой судов. К весне было окончено 23 галеры, 2 корабля, 4 брандера и 1300 струг. Это несмотря на большие затруднения: работники бегали от работы, жестокая зимняя стужа мешала работам, происходили пожары. Распоряжаясь всей постройкой, царь то и дело сам брался за топор.
С первых чисел апреля 1696 г. начали спускать суда на воду, а тем временем подходили собиравшиеся в Воронеж войска. 3 мая караван судов двинулся с войском по Дону. Всего войска было до 40 тысяч. По совету Гордона, около города был насыпан высокий земляной вал. Азов был осажден со всех сторон, а русская флотилия не давала возможности турецкому флоту помогать осажденным. 17 июля малороссийские и донские казаки пошли на штурм, но не смогли взять города. Однако турки, опасаясь возобновления штурма, на другой же день сдались — с условием выйти из города с ручным оружием и со своими семействами. Таким образом, весь Дон до самого устья перешел под контроль России.
В марте 1697 г. в Европу отправилось посольство для поиска союзников в войне с Турцией. Великими послами были назначены Лефорт, Головин и Возницын. При послах состояло около сотни волонтеров и дворян, отправленных для изучения корабельного искусства. Сам царь был записан в свиту посольства под именем Петра Михайлова. В Кенигсберге он усердно занимался артиллерийским делом у инженерного подполковника Штернфельда и привел его в изумление своей понятливостью. Затем Петр поспешил в Голландию, страну кораблей и военного мастерства. 7 августа он приехал в Саардам, вырядившись в одежду голландского плотника — в красной фризовой куртке, в белых парусиновых штанах и лакированной шляпе. Там нашел он знакомого кузнеца, работавшего полгода в Москве, и стал жить в его доме, упросив хозяина никому не говорить, кто он такой. Вскоре Петр нанялся на верфь и работал с неделю плотником. Вместе с другими работниками он ходил в трактир пить пиво, а в свободное время посещал разные заводы и мельницы, которых было много в окрестностях. Вскоре инкогнито царя оказалось раскрыто, толпы любопытных стали ходить за ним по пятам, и Петр должен был уехать. 15 августа он приехал в Амстердам и прожил здесь около четырех месяцев. При посредничестве бургомистра Витсена, который был некогда в России, Петр определился простым рабочим на ост-индийскую верфь и с чрезвычайным увлечением занялся постройкой специально для него заложенного фрегата, заставляя и своих русских волонтеров работать вместе с собою. Проработав до конца года, Петр узнал, «что надобно доброму плотнику знать», но, недовольный слабостью голландских мастеров в теории кораблестроения, в январе 1698 г. отправился в Англию для изучения корабельной архитектуры.
Принятый в Лондоне очень радушно королем и осмотрев наскоро столичные достопримечательности, Петр поспешил к своему любимому делу, поселился в городке Дептфорде на королевской верфи и принялся за работу под руководством мастера Эвелина. Он прилежно изучал теорию кораблестроения, занимался математикой, ездил в Вулич осматривать литейный завод и арсенал, обозревал госпитали, монетный двор, посещал парламент, побывал в Оксфордском университете, заглядывал в разные мастерские, но потом возвращался опять к своему любимому кораблестроению. 18 апреля Петр простился с королем и отплыл на подаренной Вильгельмом яхте в Голландию, но, не задерживаясь здесь, поехал прямо в Австрию. 16 июня посольство торжественно въехало в Вену. Австрийцы были традиционными врагами турок, и Петр сильно рассчитывал на союз с ними. Но, увы, — склонить императора Леопольда к войне с Турцией Петру не удалось. Та же неудача постигла посольство еще раньше в Голландии и Англии. Европейские державы были глухи к призывам России, поскольку стремились развязать себе руки для назревавшей войны с Францией за испанское наследство.
Оставался последний потенциальный союзник — Венецианская республика, куда Петр собирался ехать из Вены. Но тут пришло к нему известие о бунте стрельцов в пользу царевны Софьи. 19 июля царь отправился в Россию.
Он был сильно встревожен. По дороге пришло сообщение, что бунт усмирен воеводой Шейном. Петр поехал медленнее, осмотрел величковские соляные копи и в местечке Раве встретил нового польского короля Августа II. Встреча продолжалась три дня, и Петр был полностью очарован Августом. По возвращении в Россию он щеголял в кафтане, подаренном Августом, и с его шпагой и не находил слов для восхваления своего несравненного друга. За пирами и веселыми забавами венценосцы договорились о дружбе и взаимной помощи.
Петр обещал королю помощь против внутренних врагов, а взамен просил помощи против шведов. 25 августа 1698 г. Петр возвратился в Москву. Сразу же разнесся слух, что царь гневается: во дворец он не поехал, с женой не виделся, вечер провел у Лефорта, а ночевать отправился в Преображенское. Утром 26 августа толпа всякого звания людей наполнила Преображенский дворец. Тут, разговаривая с вельможами, царь собственноручно обрезал всем им бороды, начиная с Шеина и Ромодановского. Когда слух об этом пошел по Москве, служилые люди, бояре и дворяне сами стали бриться. Пришедшие с бородами на празднование Нового года 1 сентября попали уже в руки шута. Всем близким ко двору людям ведено было одеться в европейские кафтаны С половины сентября стали привозить в Москву стрельцов, оставшихся в живых после первого шеиновского розыска. С 17 сентября начались пытки отличавшиеся неслыханной жестокостью. Петр не только присутствовал на допросах, но, кажется, и сам пытал несчастных. В разгар следствия 23 сентября царь отправил свою жену Евдокию в суздальский Покровский монастырь и велел ее там постричь. (Ее место заняла через несколько лет любовница царя Марта Скавронская, будущая Екатерина I.) 30 сентября были казнены первые 200 стрельцов. Пятерым из них Петр собственноручно отрубил головы. Казни продолжались и дальше. 17 октября царь велел своим приближенным собственноручно рубить головы стрельцам, а сам смотрел на это зрелище, сидя на лошади, и сердился, что некоторые бояре принимались за дело трепетными руками. Около 200 стрельцов было повешено вокруг Новодевичьего монастыря и трупы их не убирали в течение пяти месяцев.
Одновременно начались внутренние преобразования в управлении, ломка старого и введение новых порядков на европейский лад: Петр вырос, возмужал и взял в свои руки управление государством. К этому времени вполне определились его характер и привычки, которым он потом следовал до конца жизни. Петр был великан двух с небольшим метров росту, на целую голову выше любой толпы, среди которой ему приходилось когда-либо стоять. От природы он был силач. Постоянное обращение с топором и молотком еще более развило его мускульную силу и сноровку Он мог не только свернуть в трубку серебряную тарелку, но и перерезать ножом кусок сукна на лету. В детстве он был живым и красивым мальчиком. Впоследствии это впечатление портилось следами сильного нервного расстройства, причиной которого считали детский испуг во время событий 1682 г., а также слишком часто повторяющиеся кутежи, надломившие здоровье еще неокрепшего организма. Очень рано, уже на двадцатом году, у него стала трястись голова, а по лицу то и дело проходили безобразные судороги. Непривычка следить за собой и сдерживать себя сообщала его большим блуждающим глазам резкое, иногда даже дикое выражение, вызывавшее невольную дрожь в слабонервном человеке Многолетнее безустанное движение развило в Петре подвижность, потребность в постоянной перемене мест, в быстрой смене впечатлений. Он был обычным и веселым гостем на домашних праздниках вельмож, купцов, мастеров, много и недурно танцевал. Если Петр не спал, не ехал, не пировал или не осматривал чего-нибудь, он непременно что-нибудь строил. Руки его были вечно в работе, и с них не сходили мозоли. За ручной труд он брался при всяком представившемся к тому случае. Охота к ремеслу развила в нем быструю сметливость и сноровку: зорко вглядевшись в незнакомую работу, он мигом усваивал ее. С летами он приобрел необъятную массу технических познаний. Чуть ли не везде, где он бывал, оставались вещицы его собственного изготовления: шлюпки, стулья, посуда, табакерки и тому подобное. Но выше всего ставил он мастерство корабельное. Никакое государственное дело не могло удержать его, когда представлялся случай поработать топором на верфи.
И он достиг большого искусства в этом деле, современники считали его лучшим корабельным мастером в России. Он был не только зорким наблюдателем и опытным руководителем при постройке корабля: он сам мог сработать корабль с основания до всех технических мелочей его отделки. Морской воздух нужен был ему, как вода рыбе. Этому воздуху вместе с постоянной физической деятельностью он сам приписывал целебное действие на свое здоровье. Отсюда же, вероятно, происходил и его несокрушимый, истинно матросский аппетит. Современники говорят, что он мог есть всегда и везде; когда бы ни приехал он в гости, до или после обеда, он сейчас готов был сесть за стол.
