Александр Бушков - Россия, которой не было — 2. Русская Атлантида
Так вот, Витаустас (Витовт) был сыном, и достойным сыном, своего мятежного отца, Кейстута. Тогда, в 1382 году, Витовт бежал во владения ордена и просил у него помощи — разгромить двоюродного брата и убийцу отца. За помощь в этом Витовт был готов отдать крестоносцам Жемайтию. В смысле, был готов от имени Великого княжества Литовского согласиться не помогать жемайтам и признать Жемайтию законным владением ордена.
Свести счеты с Йогайло тогда Витовт не смог и впоследствии не пытался сделать это ни разу. Простил смерть отца? Не думаю. Отказался от личной мести, чтобы не ослаблять династию и государство? Это более вероятно.
Родился Витовт в 1350 году, и во время подписания унии ему было уже 35 лет. Возраст, в котором и в наши дни людей принимают всерьез; по понятиям же Средневековья это не первый год зрелости.
В 1385 году Витовт не был противником союза Польши и Литвы. Он был сторонником литовской державности. Он не был врагом католицизма, скорее относился к нему так же равнодушно, как и к любой другой религии. Но он был сторонником мирного сосуществования католиков и православных.
Вражда с могучим Витовтом могла дорого обойтись Ягайле: за Витовтом пошло три четверти Литвы. Чтобы не оказаться свергнутым с престола (а тогда и в Польше он был бы никому не нужен), Ягайло предпочел пойти на соглашение и отступиться от части положений Кревской унии.
В 1392 году в Острове было подписано, а в 1401 году в Вильно подтверждено соглашение, по которому Витовт был признан пожизненным правителем Литвы (фактически великим князем). Но только пожизненным, без права передачи титула! Витовт умирает — и власть в Великом княжестве Литовском опять переходит к Ягелло. А пока пусть царят в Великом княжестве Литовском прежние порядки, без католицизации и без инкорпорации в Польшу. В документах порой Витовта называют великим князем (magnus dux), а Ягелло — верховным князем (supremus dux).
Вряд ли родившийся в 1348 году Йогайла рассчитывал пережить Витаустаса, родившегося в 1350. И впрямь, хотя оба они оказались куда как долговечны, ни один не «обогнал» другого. Король Польши скончался в 1434 году в возрасте 82 лет, пережив на 4 года двоюродного брата. Фактический великий князь литовский Витаустас умер в 1430 году в возрасте 80 лет, просидев 38 лет на литовском престоле.
Итак, двоюродные братья поделили королевский и великокняжеский престол. По понятиям того времени, всякий государственный союз был как бы союзом монархов, личным союзом людей, воплощавших в себе государственность.
Уния Великого княжества Литовского и Польши была скреплена брачным союзом Ядвиги Пяст и Ягелло. Родственные отношения Ягелло и Витовта были для современников верным гарантом реализации унии (пусть не совсем такого, какой замыслили поляки, без поглощения Литвы).
Ягелло взошел на престол под крестильным именем Владислава II, оставшись Ягелло, так сказать, в быту. Большинство подданных продолжали называть его так. Он оказался хорошим польским королем: в меру отважным, энергичным, умным. Он умел находить общий язык с самыми разными людьми, бурно пил и плясал на пирах, радуя сердца буйной шляхетской верхушки. Он был популярным королем, а это очень важно в Польше.
Польская знать была верхушкой народа, а не замкнутой гильдией потомков тех, кто захватил страну. Здоровая общинная демократия жила в сердце шляхты, не очень сильно оттесненная идеей феодальной иерархии. Аристократия не слишком боялась выносить сор из королевского дворца и вовсе не считала себя так уж и ниже королей. Избранный на престол король особенно нуждался не только в формальной власти, позволяющей казнить и миловать; да такой власти у него и было явно меньше, чем у византийского базилевса, московского великого князя, даже у великого князя Литвы. Выбранный польский король особенно нуждался в авторитете, в популярности. Без них, без желания идти за ним и добровольной готовности слушаться он бы просто не смог править Польшей.
Так вот, Ягелло быстро стал популярен. И благодаря светским мероприятиям: пирам, пьянкам, охотам, приемам, общению со множеством людей, в буйном стиле тогдашней шляхетской жизни, пьяноватой и прожорливой. И разумности принимаемых решений. И взвешенному балансированию между силами тогдашней международной политики.
Например, между папой римским, поддерживавшим крестоносцев, и самими крестоносными орденами. Благодаря откровенной подготовке к войне с Тевтонским орденом. Что воевать придется, понимали все, и идея войны с орденом в Польше была очень популярна. Ягелло сумел стать лидером этой популярной идеи.
Авторитета ему прибавило и еще два обстоятельства: Ягеллонский университет и его собственная жена.
Краковский университет основан в 1364 году Казимиром Великим. Это один из первых государственных университетов Европы, и уже тогда он числился в сильнейших.
Слава Краковского университета была велика, и отношение к нему у поляков было горделивым и серьезным. Примерно так относится народ к тому, что на его территории находится самый большой в мире замок или выкопана самая глубокая шахта.
Вторым источником авторитета Владислава II Ягеллона стала его собственная жена, Ядвига Анжуйская-Пяст.
Тощая, как щепка, и легкая, как былинка, всегда в грубых монашеских платьях, она вела жизнь настолько подвижническую, что в народе стали чтить ее, как новую святую.
Воспитанная в роскоши, при богатом дворе, королева совершено отказалась от золота, жемчугов, ожерелий, перстней, серег и прочих мирских украшений. Она даже скрывала лицо под повязкой, чтобы зрелище собственной красоты не возбудило в ней грех гордыни.
Многие видели в церкви сияние, разливающееся вокруг поднятых в молитве рук королевы.
Некие «заслуживающие доверия почтенные люди» рассказывали, как Христос лично беседовал с королевой во время литургии.
Говорили, что одно прикосновение королевы исцеляет больных и расслабленных членами.
Толпы дворян ломились в Краков, чтобы быть представленным святой королеве. Толпы горожан мчались туда же, чтобы посмотреть на королеву. Толпы крестьян из разных концов королевства прибывали, чтобы просить помолиться о ниспослании дождя, хорошей погоды, об изобилии рыбы в озерах и о здоровье пчел и хорошем медосборе. Все молитвы королевы, естественно, тут же бывали услышаны, и просьбы незамедлительно удовлетворялись, что и отмечалось «всем королевством». Толпы нищих ломились у ворот краковского замка и везде, куда шла королева.
Можно, конечно, спорить: а так ли уж счастлив человек, чья монашески одетая жена передвигается строго в окружении монахов, монахинь, юродивых, нищих, алчущих исцеления калек, посланцев Ватикана, умиленно сюсюкающих пожилых дам? Но имеют ли вообще всякие глупейшие понятия о счастье или о семейной жизни какое-то отношение к делам государственным? Не для того женятся короли.
Не для того они занимаются лю… гм… гм… не для того занимаются они интимными деталями важнейших государственных процессов. Постижимо ли нам, простым смертным, где парят души монархов при вершении дел семейных, то есть в смысле династических?
Испорченные простолюдины могут пожалеть королеву (и ее будущего мужа). Еще более испорченные типы даже свяжут судьбу королевы Ядвиги и ее своеобразный, очень уж монашеский образ жизни. Эти испорченные типы могут даже сказать какую-нибудь неслыханную гадость: например о том, что Ядвига Пяст изломала собственную судьбу, и что от несчастной женщины и ожидать ничего другого невозможно. И что понятно, отчего «дикий» Ягелло сам ударился в религиозный фанатизм и что еще хорошо, что не начал заводить любовниц. Некоторые дамы его еще и пожалеют, что уж совершенно нестерпимо.
Но, конечно же, таких гадостей никогда не скажут те, кто понимает: короли и королевы слеплены из совсем особого теста, чем все остальные люди; и что не нам понять высоких мер, Творцом внушаемых вельможам.
Много лет брак остается бесплодным. Трудно сказать, в пылкой ли любви супругов тут дело или в чем-то еще, но факт остается фактом. Только на седьмой год супружества наконец-то совершается то, зачем и задуман был этот династический брак: на свет должен появиться младенец, по материнской линии восходящий к легендарным первым Пястам.
Может быть, иные из читателей сумеют найти что-то возвышенное в этом повороте судьбы. Любуются же люди всевозможными катастрофами, несчастьями и ужасами?
Эстетизируют же они несчастную любовь, развалы семей и ситуации, когда «гладят, глядя в потолок, чужих и нелюбимых»?
По мне же весь этот династический брак Владислава Ягелло и Ядвиги Пяст окончательно приобретает оттенок какого-то мрачного издевательства, когда 17 июля 1399 года 18-летняя королева умерла, пережив свою дочь на три недели.
Позволю себе еще одно циничное замечание дикаря, плохо понимающего суть монархии: давно известно, что в безлюбом браке не живут дети, что поделаешь. И очень жаль несчастной королевы с ее вывернутой, прервавшейся на самом взлете судьбой, не согретой хотя бы детьми.
