Михаил Савинов - 7 тайн Древней Руси. Детектив Временных лет
Впрочем, некоторые восточные авторы уверенно пишут о принятии Русью ислама. По-видимому, такие рассказы появились как реакция на крещение Руси. Сообщениями о принятии русским правителем ислама мусульманские писатели XI–XII веков да и более позднего времени нередко дополняли уже известный нам рассказ об острове русов.
Дело, по словам арабских писателей (ал-Марвази, Мухаммада Ауфи и некоторых других) обстояло следующим образом. Русы будто бы приняли христианство, однако новый «закон» принес им одни неприятности, поскольку они теперь не могли нападать на соседние народы (а ничем иным русы заниматься не умели и другого способа обеспечивать себя всем необходимым не знали). Желая получить право вести священную войну за веру, они стали склоняться к исламу и отправили посольство в Хорезм. Посольство русов встретило теплый прием у хорезмшаха, на Русь был направлен имам, и грозные воины стали мусульманами… Правитель русов в этих рассказах носит титул Буладмир – по-видимому, это переосмысление имени князя Владимира.
Впрочем, как мы увидим чуть дальше, реальные обстоятельства крещения Руси на Востоке были хорошо известны, и сочинения восточных авторов даже позволяют дополнить в некоторых местах нашу летопись.
Владимир отказал булгарам.
Следующими явились ко двору русского князя «немцы» – германцы-католики. Они осуждали идолопоклонство («а бози ваши древо суть!»), из конкретных требований религии назвали только пост, да и то нестрогий:
...«пощенье по силе, аще кто пьеть или ясть, то все во славу Божию, рече учитель наш Павел…»
Владимир отказал и немцам:
...«Рече же Володимер немцем: «Идете опять, яко отци наши сего не прияли суть».
Этот ответ Владимира вызывает некоторое недоумение. Что значит «яко отцы наши сего не прияли суть» (т. е. «отцы наши сего не приняли»)? Получается, что «отцам» уже предлагалось принять христианство в его западной версии?
Ответ на этот вопрос может дать обращение к западноевропейским источникам. Посмотрим, что на сей счет известно самим «немцам», т. е. германцам.
Среди множества германских хроник, ставленых на протяжении десятого столетия, есть памятник, известный под названием «Продолжение хроники Регинона Прюмского». В этом сочинении, которое составил в 970-х гг., некий германский епископ по имени Адальберт описал (говоря о себе в третьем лице) историю неудачной католической миссии на Русь, которая имела место в 961 г., в правление княгини Ольги.
...«Послы Елены, королевы ругов, крестившиеся в Константинополе при императоре константинопольском Романе (имеется в виду сын Константина Багрянородного император Роман II. – М.С .), явившись к королю (германскому королю Оттону I. – М.С .) притворно, как выяснилось впоследствии, просили назначить их народу епископа и священников… Адальберт из обители Святого Максимина, хотя и ждал от архиепископа лучшего и ничем никогда перед ним не провинился, должен был отправиться на чужбину…»
А под следующим, 962 годом в «Продолжении хроники Регинона» записано:
...«В этом же году Адальберт, назначенный епископом к ругам, вернулся, не сумев преуспеть ни в чем из того, ради чего он был послан, и убедившись в тщетности своих усилий. На обратном пути некоторые из его спутников были убиты, сам же он, после больших лишений, едва спасся…»
Упоминание о неудачной поездке епископа Адальберта на Русь в 961 г. есть и в других германских памятниках, например в анналах так называемой херсфельдской традиции.
...«К королю Оттону явились послы от народа Руси с мольбою, чтобы он прислал кого-либо из своих епископов, который открыл бы им путь истины, они уверяли, что хотят отказаться от языческих обычаев и принять христианскую веру. И он согласился на их просьбу и послал к ним епископа Адальберта правой веры. Они же, как показал впоследствии исход дела, во всем солгали…»
Итак, миссия Адальберта, о которой сами же русы и просили, не удалась. Ясно, что и западные источники многого недоговаривают, однако нам важен в первую очередь факт – попытка обращения киевлян в католичество имела место, и попытка эта была связана с именем Ольги, крестившейся незадолго до того в Константинополе. Почему же Ольга, которая в своей внешней политике ориентировалась на Византию, попыталась столь резко переменить курс?
Возможно, дело тут было в неудачных переговорах Ольги и Константина. Вспомним историю с византийскими послами, которые просили у Ольги «вои в помощь». Однако к моменту прибытия Адальберта в Киев положение могло измениться. Недаром в «Продолжении хроники Регинона» упомянут император Роман II, правивший в Константинополе с 959 по 963 г. Ольга, не сумев договориться с императором-отцом, вполне могла уладить какие-то спорные вопросы уже с его сыном. Может быть, и сам запрос на миссию Адальберта был сделан для того, чтобы оказать на Византию давление. Не пойдете на уступки – перейдем в католичество, не хотите с нами сотрудничать – мы будем сотрудничать с Римом и Германской империей (Оттон в 962 г. был провозглашен императором). Во всяком случае, уже в 960–961 гг. русский корпус принял деятельное участие в отвоевании у арабов Крита.
Вопрос о конкретных политических движениях Руси на рубеже 950–960-х гг. пока еще во многом гипотетичен и спорен, но очевидно, что «Русская земля» накануне эпохи Святослава вела сложную внешнеполитическую игру, лавировала между Римом и Константинополем. И выбор был, в конечном счете, сделан в пользу традиционного партнера – Византии, о чем и напомнил германским послам князь Владимир.
Далее к Владимиру пришли иудеи («жидове Козарьстии»). Не вполне ясно, о каких именно иудеях, да еще хазарских, здесь идет речь. Каганат, точнее, то, что от него осталось после походов Святослава, уже был исламским. Кто такие эти «иудеи хазарские» – какие-то беглые представители хазарской верхушки, не принявшие новой веры? Может быть, и так, но более вероятно, что князя посетили представители иудейской общины Киева.
То, что в Киеве такая община существовала, известно и по нашим, и по иностранным источникам.
От десятого века сохранилось интересное письмо, написанное в самой иудейской общине Киева. Сохранилось оно в собрании Каирской генизы (рукописного хранилища при синагоге). Кстати, из этой же Каирской генизы происходит и знаменитый «Кембриджский документ».
Письмо из киевской общины – рекомендательное, податель его Мар Яаков бен Р. Ханукка направлялся в путешествие «по святым общинам», собирать средства на возмещение соплеменникам, выкупившим его из разбойничьего плена. Подписи под письмом разнообразны, среди них не только собственно еврейские, но и иноязычные, возможно, тюркские имена. Так что, вероятно, беглые хазары в киевской общине тоже были.
После гибели Хазарии в мире не осталось такого государства, национальной религией которого был бы иудаизм. Это подтвердили и приходившие к Владимиру иудеи.
...«Разгневася Бог на отци наши, и расточи ны по странам грех ради наших…»
Политической выгоды от принятия иудаизма (опять же совершенно чуждого по обрядам) не было никакой. Владимир сделал из объяснений иудеев тот вывод, что Бог их не любит, а, следовательно, и «закон» их нехорош…
Кроме того, в обоих случаях (ислам и иудаизм) принятие веры привело бы к жестким внешнеполитическим осложнениям для Руси – главным торговым и военным партнером Киева была христианская Византия.
И тут греки прислали к Владимиру некоего «философа». Если все предыдущие послы лишь не очень внятно излагали внешнюю сторону своей веры – обряды, то философ взялся за дело совершенно иначе. Начал он с того, что в сильных выражениях описал гнусные нравы тех, кто приходил к Владимиру до того. Затем философ произнес огромную речь (в Лаврентьевской летописи она занимает 9 листов!), в которой изложил основы христианского вероучения. Он рассказал ряд ветхозаветных сюжетов, кратко изложил историю Христа. Владимир в этом эпизоде легенды тоже ведет себя иначе – он не делает отповедей или язвительных замечаний, а задает вопросы по существу и получает развернутые, подробные ответы. В конце рассказа князь щедро одаряет философа и отпускает его «с честию великою».
Древнему читателю летописи уже было ясно, в какую сторону склонится Владимир.
Продолжение легенды помещено под следующим, 987 г. Владимир созвал бояр и уже знакомых нам старцев градских. Он сказал им, что все посланцы хвалили свой «закон», особо упомянул философа и христианскую концепцию спасения и вечной жизни. Бояре и старцы посоветовали Владимиру отправить делегацию во все представленные страны, дабы познакомиться с обычаем и богослужением на деле. Конечно, лучше всех боярам Владимира показалось византийское православие. «Не знали, на небе ли были или на земле. Ибо нет на земле такого вида и красоты такой!» [48] – сказали они, побывав на богослужении в византийском храме.
