Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн
Из дальнейшего изложения о заседаниях съезда видно, что предложение литовцев было принято, решение об уничтожении произведений Ржецицкого и Гейденштейна было утверждено в публичном заседании съезда, правда, уже не имевшем обычного многолюдства.
Ответ Замойского на это постановление, сообщенное ему в письме примаса, передан Варшевицким с гораздо большею отчетливостию, чем у самого Гейденштейна, на первый взгляд ближе заинтересованного в [XX] этом деле, если бы только он не желал уклоняться от щекотливых вопросов о сотрудниках. «Требование об истреблении сочинений Ржецицкого и Гейденштейна — несправедливо: комментарии Гейденштейна служат свидетельством славных деяний, совершенных не только королем, но и Речью Посполитою; сам король не только видел их, но и поправлял; экземпляр с сделанными королем исправлениями находится в руках автора[31]. И почему — это требуют уничтожения Комментариев, прежде чем они были подвергнуты проверке? Не следует — ли скорее допросить тех которые не только присутствовали при событиях, но и заправляли делами, и посмотреть, существуют ли в самом деле какия неверности в этих Комментариях? Иначе тщетны будут попытки затушить истину; напротив чем больше будут преследовать сочинение, тем больше будут содействовать его распространению. (Следуют примеры из классической древности: Анти-Катон Цесаря, Филиппики против Антония).
«Комментарии Рейнгольда разошлись не только внутри, но и вне королевства, они находятся в руках многих и даже очень многих ученых людей; если в них чего-либо не достает, следует это указать; не все сразу можно, как следует, увидеть и рассмотреть»[32]. [XXI]
В последних словах как будто заключается намек на возможность новых исправленных изданий сочинения. Вероятно, в том же смысле нужно понимать и заключительную мысль письма, очень неясно и дурно выраженную Варшевицким «типографщик новым и последним изданием, без сомнения, отнимет цену у предшествовавших»[33]. Нужно, де, желать не уничтожения книги, а того чтобы автор получил возможность сделать в ней исправления, необходимость которых ему будет доказана; когда появится новая исправленная редакция, она, конечно, вытеснит старую, так как никакой издатель не станет перепечатывать книгу в старом виде, раз признанном за неудовлетворительный. — Таким именно образом разъясняется смысл приведенных слов в полной редакции письма Замойского — (на польском языке), которою мы, однако, не считаем возможным пользоваться вследствие сомнений возникающих относительно ее подлинности[34]. [XXII]
Новые издания книги Гейденштейна действительно появились и в очень скором времени, но только не в Кракове. Прежде всего Комментарии о Московской войне были перепечатаны в Базеле у Вальдкирха; на заглавном листе этого издания in 4°, экземпляр которого тоже находится в Императорской Публичной Библиотеке, стоит 1588-й год[35]. Никаких исправлений оно в себе не заключает, да и перепечатано, вероятно, без ведома автора, так как в данное время обычай контрафакции [XXIII] был весьма распространен и особенно процветал в Базеле; права литературной собственности ограждались специальными привилегиями государей, но только в пределах известной страны и на определенный срок. Тоже самое следует думать и относительно кельнского издания Комментарий в виде приложения к сочинению Кромера, издания, относящегося к 1589-му году[36].
Во всяком случае повторяющияся одно за другим издания свидетельствуют о том внимании, с каким в тогдашней Европе, интересовавшейся, правда, и борьбою Стефана Батория с царем Московским, относились к сочинению Гейденштейна. По словам Замойского, оно обращалось в руках самых ученых людей тогдашнего времени. Что эти слова были сказаны канцлером Батория не без основания, в этом мы убеждаемся из переписки современных корифеев науки и вместе публицистики. Приписка в письме Бруто, обещавшего пересдать книгу тотчас по отпечатании в Вену, нам известна.
Знаменитый ученик Меланхтона, профессор университета в Ростоке, со вниманием следивший за политическими и церковными делами Европы, Давид Кохгофф больше известный под именем Хитрея (Chytraeus), приветствовал автора Комментариев о Московской войне весьма лестным письмом. "Я, — так говорится в нем — прочитал записки о войне храброго и мудрого короля Стефана против Московского тирана с великим [XXIV] удовольствием и пользою для себя, удивляюсь политическому смыслу и здравому суждению автора, правильности выражения, ясности, изяществу и чистоте речи»[37]. Не имев до тех пор никакого знакомства и никаких сношений с Гейденштейном, Хитрей решился ему писать, и желая ответа, посылает в подарок новое отдельное издание собственного сочинения «Вандалия», в котором идет речь тоже о севере[38]. Труд Гейденштейна не остался безызвестным и для знаменитого французского историка Де-Ту (de Thou, Thuanus), который отзывается о нем в следующих выражениях: «Книги о Московской войне, обращающияся с именем Рейнольда Гейденштейна, королевского секретаря, изложенные, если я не ошибаюсь в своем суждении, с большим изяществом и точностию, написаны либо [XXV] самим Замойским, либо каким-либо другим лицом, опытным в латинском стиле, под диктовку самого Замойского, или же на основании сообщенных им его собственных записок[39]. — Таким образом прославленный автор «Истории своего времени» (1553–1617) относительно самостоятельности Гейденштейна разделял взгляд некоторой части польских его современников. — Заключение выведено им, повидимому, из близкого знакомства с Комментариями и, конечно, не лишено основательности. Обращают на себя внимание похвалы литературным достоинствам книги Гейденштейна, ее изложению и языку. Похвалы эти, хотя оне отчасти и повторяются новейшими писателями, могут быть приняты только с большими ограничениями[40]. Правда, что в Комментариях заметно старание о хорошей внешней форме, есть стремление к группировке фактов, к некоторому объединению однородного содержания, к последовательному излoжeнию мотивов действующих лиц, что достигается посредством сжатого изложения произнесенных ими речей и соединения нескольких речей в одну; документы, на которые автору приходится ссылаться весьма часто, приводятся не в подлинном сыром виде, и не в буквальных извлечениях, а в сжатом изложении [XXVI] их существенного содержания. Тем не менее остается в силе основная форма записок — то есть рассказа о событях шаг за шагом, с соблюдением хронологического порядка, и неудобства этого способа повествования сказываются по местам в бессвязном нагромождении фактов, в внезапных переходах от Пруссии в Крым и обратно при перечислении разного рода дел посольских и сеймовых. Что касается собственно языка, которым пишет Гейденштейн, то, конечно, латынь его никак не может быть признана изящною или даже просто хорошею.
