Записки о московской войне - Рейнгольд Гейденштейн
При первом издании, теперь сделавшемся весьма редким, сочинение Гейденштейна сопровождалось предисловием, которое в новейших не повторяется. В этом предисловии, которое в тоже время служит и посвящением, автор обращается к князю Трансильванскому, Сигизмунду Баторию, племяннику короля Стефана, и говорит прежде всего о великой важности и пользе исторических сочинений, а также об их трудности. Впрочем, существует два рода исторических сочинений, и автор хочет писать не историю в собственном и высшем значении этого слова, а только комментарии. Различие между сими двумя родами такое, что комментарии имеют как бы служебное значение по отношению к настоящей истории; в них поветствуется о событиях просто и без всяких украшений, о которых обязан думать историк; кто пишет комментарии, тот не имеет нужды заботиться об ораторских приемах и о соблюдении правил красноречия, а только обязан как можно правдивее передать то, что случилось; совершенно иные требования с точки зрения внешней формы и обработки могут быть предъявлены настоящему историку. Однако, и комментарии имеют свои требования по отношению к изложению; главное требование от них — простота, но простота, соединенная с чистотою речи и своего рода изяществом изложения. Недосягаемый образец в этом роде представляют комментарии Цесаря. Если кому покажется, что автор не удовлетворил означенным сейчас требованиям, тот пусть обратит внимание на то, в какое короткое время он написал свое сочинение и среди какой неудобной обстановки он должен был работать; [IX] он писал свое сочинение, занятый делами при дворе, который почти не имел постоянной резиденции, но всегда почти находился в пути или в сборах в путь[12]. На ряду с военными делами в Комментариях излагаются и гражданския; ибо они были тесно связаны с военными — как по времени, так и по самому своему существу; неудобно было бы разделять то, что на деле было связано. Первое и важнейшее достоинство всякого исторического произведения есть, конечно, правдивость, уважение к истине. Гейденштейн уверяет нас, что он свято соблюдал это само собою разумеющееся требование. За правдивость его повествования ручается самое его отношение к предмету сочинения. Он пишет не о каких-либо происшествиях, далеких от памяти современников, при чем ошибки и даже прямой вымысл могли бы не встретить противоречия со стороны людей помнящих: «я издаю то, что должно сделаться известным для лиц, принимавших участие в событиях, пишу для того, чтобы ознакомить с событиями минувшей войны лиц, остававшихся вдали от них, на основании свидетельства мужей, которые давали направление событиям и которые до сих пор живы и находятся на лицо[13]. Положение мое было такое, [X] что с одной стороны я легко мог собирать сведения от многих, лично принимавших участие в делах, а с другой стороны я не мог ни в чем отступать от истины, связанный сознанием, что о том же знают столь многия лица[14]… К этому нужно прибавить, что, благодаря месту, которое занимаю, я имел полную возможность пользоваться оффицальными документами, которыми засвидетельствована большая часть фактов, заключающихся в этих книгах»[15]. В конце предисловия, снова обращаясь к Сигизмунду, Гейденштейн объясняет, почему именно ему посвящается это сочинение. Основания заключаются в том, что часть славы, приобретенной королем в минувшей войне, как бы по праву наследства принадлежит его родственнику, и в том, что сам Сигизмунд подает надежды, что он способен пойдти по стопам дяди и также совершить славные дела.
Не останавливаясь пока на разъяснении общих показаний Гейденштейна об его источниках, мы можем уже теперь извлечь из его слов одно не лишенное важности заключение. Гейденштейн ссылается только на документы и на сообщения живых свидетелей, [XI] участвовавших в делах, и совсем не упоминает о каких-либо личных наблюдениях; ясное дело, что сам он не участвовал ни в одном из трех походов Стефана Батория в пределы Московского государства не был очевидцем ни взятия Полоцка (1579), ни осады Великих Лук (1580), ни Псковской осады (1581). На это потом прямо указывали его недоброжелатели, его политические враги, о которых речь будет ниже[16]. «Гейденштейн не видал ни Москвы, ни Московской войны», говорится в одном современном сочинении, отражающем неблагоприятные толки против нашего автора. И так, если Карамзин, описывая взятие Полоцка и ссылаясь при этом на Гейденштейна, называет его очевидцем[17], то он допустил тут маленькую неточность, весьма, конечно, извинительную. Что же касается слов самого Гейденштейна о том, что он постоянно должен был следовать за королевским двором, по неволе отрываясь от своей работы, то они должны быть относимы ко времени после окончания войны. Не ранее 1582 года он мог приняться за составление своих записок, а если припомним, что в этом году он два раза ездил в Пруссию, то еще вернее срок этот должен быть перенесен на 1583 год. Впрочем еще у современников существовало такое мнение, что труд, выпавший на долю Гейденштейна, если и не был очень легкий, то был для него весьма облегчен его вдохновителями. Гейденштейн в предисловии ссылается на сообщения очевидцев, принимавших в делах [XII] непосредственное и направляющее участие; он никого не называет по имени, но очень естественно думать, что главным его руководителем был его ближайший начальник и его всегдашний патрон, сам Ян Замойский, правая рука Стефана Батория во время Московской войны, с саном канцлера соединявший звание главнокомандующего (гетмана), и после удаления Батория самостоятельно распоряжавшийся Псковскою осадой. Еще в 1587 году высказывалось мнение, что собственно автором Комментариев был не Гейденштейн, а Замойский; другие более сведущие и осторожные утверждали, что история о войне Московской была пересмотрена и где нужно исправлена не только канцлером, но и самим королем. Удивительно, что никакого прямого намека на такое высокое сотрудничество нет в предисловии; тем не менее оно должно быть признано за факт весьма достоверный. Все это разъяснилось по случаю гонения, которое было воздвигнуто на произведение Гейденштейна тотчас после кончины короля Стефана.
Когда Стефан Баторий умер (12 декабря 1586 г.) и наступило новое безкоролевье, в Польше поднялось сильное брожение, загорелась борьба между двумя партиями; оне и раньше существовали, так как всегда было много недовольных политикою Батория и влиянием Замойского, а теперь вопрос о замещении трона должен был обострить отношения и глухую борьбу превратить в открытую. Партия покойного короля, с Яном Замойским во главе, примкнула к Шведскому королевичу Сигизмунду, отпрыску старых Ягеллонов, так как избрание его представляло больше видов на успех и обещало известные выгоды. Вожаками другой [XIII] партии были Зборовские; ими руководила не какая либо
