Столетняя война. Том IV. Проклятые короли - Джонатан Сампшен
Принцы и высшие прелаты королевства, по традиции являвшиеся ближайшими советниками короля и главными фигурами в его Совете, проводили большую часть своего времени в столице, вблизи центра событий, гораздо больше, чем их предшественники. На левом берегу Орлеанские герцоги занимали Наваррский отель у ворот Бюси на улице Сент-Андре-де-Ар, рядом с особняками графов д'Э, герцогов Бретани, Дофинов Оверни и полудюжины более мелких дворян, а также двадцати пяти видных епископов и аббатов. Между городской стеной и берегом реки напротив Лувра, на месте, которое сейчас занимает Институт Франции, стояло укрепленное здание Нельского отеля с его дворами, садами и галерейными аркадами, которое занимал дядя короля Иоанн (Жан) герцог Беррийский, это была одна из шести парижских резиденций, принадлежавших этому великолепному принцу, в дополнение к пяти большим домам за стенами города. Роскошно украшенный особняк герцога, Бисерт, расположенный к югу от стен у Итальянских ворот, на фоне тогдашнего пейзажа открытых полей и виноградников, был перестроен, чтобы вместить его сокровищницу книг, картин, гобеленов и драгоценностей, "самую богатую и ценную коллекцию произведений искусства в королевстве", по словам одного осведомленного судьи. На правом берегу Сены плотное скопление внушительных резиденций вокруг Лувра было занято представителями древней знати: "богатый и приятный" дворец, недавно перестроенный герцогами Бурбонскими; старый особняк короля Богемии, убитого при Креси, который теперь использовался в качестве главной резиденции герцогом Орлеанским; городские особняки графов Алансонского, Лаваля, Сен-Поля, Эно, Клермона, Арманьяка и Ла Марша, все они стали видными участниками гражданских войн последующих лет. Стоящий отдельно, немного восточнее, Бургундский отель служил парижской штаб-квартирой Филиппа Смелого, герцога Бургундского, главенствующей фигуры во французском королевском Совете и владельца по меньшей мере трех других особняков в столице в дополнение к дому Конфлан, великолепному пригородному особняку, который стоял у моста Шарантон, окруженный прекрасными садами. Владельцы этих городских дворцов всегда находились на виду. Их залы и дворы были заполнены слугами, фаворитами и просителями. Их сторонники носили их цвета, публично заявляя о своей принадлежности тому или иному сеньору. Аристократы пробивались сквозь толпы верхом на лошадях, одетые в великолепные бархаты и меха, усыпанные драгоценностями, в сопровождении ливрейных всадников[11].
Профессиональные слуги короны, эти маленькие короли (petits royetaux), которых высмеивал Жильбер де Мец, выделялись почти так же. Они разжирели на гонорарах и поборах своих должностей, на щедрости неспособного короля и на спекулятивных возможностях, которые предоставляли нуждающееся правительство и быстро растущий город. Сохранившиеся налоговые списки свидетельствуют о том, что, если не принимать во внимание принцев и древнюю аристократию, которые были освобождены от налогов, большинство самых богатых парижан были судьями и королевскими чиновниками. Их дома заполняли пространства между резиденциями аристократов на левом берегу. Они строили для себя великолепные дома по краям квартала Маре, недалеко от резиденции короля Сен-Поль, в тех местах, где сейчас находятся улица Вьель-дю-Тампль, улица Архивов, улица Франс-Буржуа и переулки, ведущие от них. Здесь находился отель Клиссон, построенный опальным коннетаблем во времена его величия, от которого до сих пор сохранилась сторожевая башня; особняки, которые занимали его протеже, эти чрезвычайно успешные мошенники Бюро де Ла Ривьер и Жан ле Мерсье, до своего падения; отель Барбетт, перестроенный казначеем, камергером и дворецким короля Карла VI Жаном де Монтегю. Это были символы амбиций новой аристократии чиновников и напоминание о хрупкости состояний, построенных на мимолетных королевских милостях[12].
В приходах Сен-Жак-ла-Бушери и Сент-Оппортюн, к северу от Шатле, и на многолюдных улицах вокруг рынка Ле-Аль стояли дома банкиров, поставщиков, торговцев и ремесленников, которые снабжали этих высокопоставленных особ и процветали благодаря их крупным тратам. За один год, 1400, герцог Бургундский потратил на украшения почти 40.000 ливров. В следующем году королева потратила вдвое больше на золотые ткани, шелка, меха, драгоценности, вышивку и различные головные уборы для себя и своей дочери. Герцог Беррийский наполнил свои многочисленные дворцы сокровищами и диковинками. На драгоценности, которые королевские принцы традиционно дарили друг другу на каждый Новый год, уходили десятки тысяч ливров. Немногочисленные сохранившиеся экспонаты раскрывают дух эпохи лучше, чем любые выцветшие списки счетов и описей. Знаменитый скульптурный ансамбль "Золотой конь" из Альтэттинга, тонко детализированные скульптуры из золота и серебра, инкрустированные сапфирами, рубинами и жемчугом, изображающие Карла VI, стоящего на коленях перед Богородицей и Младенцем, в то время как конюх держит его коня внизу, является, возможно, самым замечательным памятником эпохи поистине королевской щедрости. Подаренный королевой своему мужу в 1404 году, он сохранился в немецкой церкви, поскольку через год был заложен герцогу Баварскому в качестве обеспечения кредита, который так и не был погашен. Подобные произведения не давали покоя парижским торговцам роскошью и приносили целые состояния мастерским и посредникам, которые их поставляли. Жильбер де Мец называет имена Гийома Сангена и банкира из Лукки, Дино Рапонди, кредитора герцогов Бургундии, Симона и Бюро де Даммартена, поставщиков королевы и Орлеанского дома. Другие представители элиты буржуазии