Сергей Павлюченков - Крестьянский Брест, или предыстория большевистского НЭПа
Общая парадигма России и Германии ярко подтверждается событиями 1921 года. Отказ от военного коммунизма в России и от военного социализма в Германии произошел почти синхронно. X съезд РКП (б) принял решение о замене продразверстки налогом в начале марта, а 14 апреля германский министр земледелия внес в рейхстаг законопроект о регулировании сделок с зерном, который вскоре был принят. В нем предусматривался переход от политики изъятия всего урожая, за вычетом потребностей земледельцев, к продовольственному налогу.
Сравнительный анализ исторического опыта двух стран подтверждает общую закономерность возникновения системы военного коммунизма. Но история никогда не бывает однообразна и прямолинейна. В каждом отдельном случае всегда происходит своеобразное и специфическое проявление закономерностей. В Германии государственная диктатура проводилась в рамках компромисса с буржуазией, юнкерством, прочими собственниками и рабочим классом без абсолютизации ее значения, с полным пониманием вынужденности и временности этой меры. Но поскольку в России сложилось так, что ее проводили иные политические силы, то была предпринята попытка использовать ее более масштабно, как инструмент перехода к новому общественному строю.
В рассуждениях о том, что-де некая политическая сила, в данном случае большевики, действовала в русле исторической необходимости, нет большого смысла. Нельзя забывать, что понятия «необходимость» и «свобода» есть категории парные и неразлучные. Та степень свободы, которой обладает каждый субъект истории, и отличает красочный и неповторимый исторический процесс от уныло однообразного процесса падения камней с Пизанской башни, в созерцании коего, по преданию, находил смысл и удовольствие Галилео Галилей.
Захват большевиками политической власти в октябре 1917 года явился результатом потребности общества в радикальных государственных мероприятиях по разрешению вопросов о войне, снабжении населения продовольствием и урегулировании социально-экономических отношений. Об этом красноречиво говорят приведенные в книге М. Геллера и А. Некрича записи члена французской военной миссии в России Пьера Паскаля, записавшего в свой дневник в сентябре: «Пажеский корпус голосовал за большевиков», в октябре:
«Вчера г-н Путилов мне сказал, что он голосовал за большевиков»[14].
Но большевики, помимо общепризнанных и неоднократно провозглашавшихся ими лозунгов 6 мире, хлебе, свободе и Учредительном собрании, имели и свои особенные цели в соответствии со своей природой как политической партии — захват власти с целью осуществления социалистической революции и установления диктатуры пролетариата. Поэтому вся послеоктябрьская история становления и расцвета военного коммунизма стала историей борьбы «свободы», определяемой внутренней природой и идеологией господствующей партии, с общественной «необходимостью», историей активных попыток «свободы» пожрать, подчинить себе «необходимость».
«Вопрос о хлебе и вопрос о мире»
После Октябрьского переворота большевики получили по наследству от царского и Временного правительств не только государственную власть, но и застарелую головную боль. «Два вопроса стоят в настоящий момент во главе всех других политических вопросов: вопрос о хлебе и вопрос о мире», — говорил Ленин в декабре 1917 года[15]. Предоктябрьская платформа большевиков не давала ясного представления, как они собираются решать первый из этих важнейших вопросов. Взятый партией точный прицел на главную цель — захват политической власти делал ее взгляд на окружающие обстоятельства несколько размытым.
Антикризисная программа большевиков опиралась на совпадение вызванных войной злободневных, насущных потребностей общества со стратегическим курсом большевизма на строительство централизованной плановой экономики. Наиболее полно Ленин изложил ее в своей сентябрьской брошюре с обещающим названием «Грозящая катастрофа и как с ней бороться». В ней говорилось о последовательном наступлении на частную собственность, о развитии государственного сектора и государственном регулировании в области производства, обмена и финансов. Понятно, что в этом случае под государством имелось в виду не буржуазное правительство, а диктатура пролетариата и революционного крестьянства.
В предоктябрьской платформе Ленин старается не акцентировать внимание на проблемах отношений города и деревни и продовольственной политике, очевидно, потому, чтобы не обострять заранее отношений с крестьянством, хотя в отдельных его выступлениях и статьях временами чувствуется понимание будущих проблем. На апрельской Всероссийской конференции РСДРП (б) он говорил:
«Крестьяне хлеба не дадут. Чтобы получить хлеб, должны быть меры революционные, которые может осуществить революционный класс»[16].
Пытаясь более детально наметить развитие антикризисных мероприятий, Ленин предполагал, что «целью общегосударственной организации должна быть, ввиду полного расстройства всей финансовой системы и всего денежного дела… организация в широком, областном, а затем и общегосударственном масштабе обмена сельскохозяйственных орудий, одежды, обуви и т. п. продуктов на хлеб и другие сельскохозяйственные продукты»[17].
Однако эти слишком общие предположения, с которыми в ту пору согласились бы многие политические противники Ленина, не могли служить базой и руководством для конкретных действий. Лидер революции не скрывал, что следовал Наполеону, для которого важно было ввязаться в бой. Для Ленина ввязаться в бой означало захватить власть, и до Октября он бил в одну точку. «При переходе политической власти к пролетариату, остальное приложится само собою», — утверждал он[18]. «Я „рассчитываю“ только на то, исключительно на то, что рабочие, солдаты и крестьяне лучше, чем чиновники, лучше, чем полицейские, справятся с практически трудными вопросами об усилении производства хлеба, о лучшем распределении его, о лучшем обеспечении солдат»[19]. Таков в основном был тот конструктивный багаж, с которым партия Ленина вошла в коридоры власти. Он невелик, как говорил персонаж Достоевского Фома Фомич Опискин, собираясь в путь.
Вместе с тем Ленин хорошо понимал, что успех переворота в конечном счете зависит от того, насколько новому правительству удастся сконцентрировать в своих руках продовольственные ресурсы. В этом случае, указывал он, «мы будем господствовать над всеми областями труда, во всех областях промышленности»[20]. 26 октября 1917 года II Всероссийским съездом Советов был образован Народный комиссариат по продовольствию. При выборе первого наркома продовольствия Лениин «шутил»: плохонького надо — все равно в Мойке утопят.
«Маловерный! Зачем ты усумнился?» — сказал Христос своему ученику Петру, когда тот начал тонуть, захотев, подобно учителю, пойти по морю. Первый нарком продовольствия И. А. Теодорович и впрямь оказался «плохоньким». Во время первого кризиса в советском правительстве Теодорович встал на позицию противников Ленина в Совнаркоме по вопросу об «однородном социалистическом правительстве», когда те требовали создать коалиционное правительство с участием представителей всех социалистических партий. В заявлении группы наркомов — Рыкова, Милютина, Ногина и Теодоровича, оглашенном 4 ноября на заседании ВЦИК, говорилось, что только создание однородного социалистического правительства из всех советских партий дало бы возможность закрепить плоды победы рабочего класса и армии в Октябре. Другой путь ведет к разгрому революции. «Нести ответственность за эту политику мы не можем и потому слагаем с себя перед ЦИК звание Народных Комиссаров»[21].
Мотивы Теодоровича и других наркомов были ясны. Они не верили в то, что штыки революционных масс могут быть надежной опорой и, наоборот, при случае очень быстро превратятся в те копья, на которые в Древней Руси бросали неугодных правителей с красного крыльца.
С первых же дней своего назначения советский нарком продовольствия оказался полководцем без армии. Служащие Министерства продовольствия более чем холодно отнеслись к Октябрьскому перевороту. В резолюции, принятой по поводу захвата власти большевиками, они заявили:
«Произведенный в Петрограде захват власти, как ныне выяснилось из заявлений Совета крестьянских депутатов, фронтовых и других демократических организаций, не встречает поддержки широких кругов русской демократии. При создавшихся условиях нет возможности спасти дело снабжения страны продовольствием, так как оно основано на работе этих кругов в лице местных продовольственных органов.
