Эльгот Лендж - В джунглях Амазонки
Желтая лихорадка передается укусами иного вида москита, который предпочитает другие районы реки Жавари, но все же эта болезнь встречается довольно часто и в Ремати-ди-Малис. Желтая лихорадка, которую называют здесь черной рвотой, всегда кончается смертью. Точно так же неизвестны случаи выздоровления от болезни бери-бери. В некоторых местностях, в провинции Мату-Гросу в Бразилии или в Боливии, больные имеют еще некоторый шанс на выздоровление, если они немедленно покинут зараженный район и спустятся по рекам в более благоприятный климат, к берегу океана. Но здесь на Амазонке путь до океана слишком длинен, и на всем протяжении его климат остается одинаковым, так что больной умрет гораздо раньше, нежели достигнет океана. Эта болезнь проявляется в параличе, начинающемся с кончиков пальцев и постепенно распространяющемся по всему организму, пока не затронет сердечные мышцы; тогда наступает смерть.
Для защиты от этих злокачественных лихорадок применяются сильные дозы хинина, а также употребляются специальные сетки против москитов, так называемые москитеро. Эта последняя мера, однако, весьма проблематична.
Но не одни москиты являются бичом этого отдаленного уголка земного шара. Не менее ужасны крупные муравьи. Будучи распространены всюду, они строят свои гнезда под домами, в столах, в щелях полов и сидят в засаде, ожидая свою жертву, на которую и нападают со всех сторон. Они вцепляются в вас, и требуется иногда несколько часов, чтобы от них освободиться. Я пробовал привязать кусочки ваты, покрытые вазелином, к крючкам, на которых висел мой гамак. Но и это не помогало. Как только вазелин оказывался покрытым телами арьергарда, остальное полчище проходило по ним и добиралось до гамака, вызывая поспешное бегство с моей стороны.
Если мне случалось оставлять еду на столе, то в несколько минут она целиком уничтожалась этими хищными насекомыми.
Я помещаю здесь список различных видов муравьев вместе с теми особенностями, которые отличают их друг от друга.
Аракара - так называемые огненные муравьи, потому что места их укусов горят в течение нескольких часов.
Аухикви - живут в домах, где пожирают все съедобное.
Киситайя - укус его вызывает лихорадочное состояние.
Мониуара - строят гигантские муравейники в джунглях, для чего специально очищают от растений большое пространство в тропическом лесу.
Т а ч и - черный муравей, укус которого вызывает скоропреходящую лихорадку.
Танахура - величиной в один дюйм; эти муравьи съедобные и довольно вкусные, поджаренные в свином жире.
Таксирана - живет в домах, как аухикви.
Термиты - строят типичные конусообразные муравейники в сухих местах леса.
Т р а к о а - укус его не вызывает лихорадки, но чувствуется продолжительное время.
Тукандейра - черный муравей, величиной в полтора дюйма: укус его не только болезненный, но и опасный для жизни.
Т у к у ш и - вызывает лихорадку.
Уса - строит огромные муравейники в деревьях.
Есть еще одно неприятное насекомое, с которым я познакомился во время моего пребывания в Ремати-ди-Малис. Это гигантский паук, который свободно может покрыть собой окружность около шести дюймов в диаметре. Этот паук питается крупными насекомыми и мелкими птицами. Научное его название Mydale avicularia. На туземцев он нагоняет страх своей величиной и волосатым туловищем, и есть основание бояться, так как укус его ядовит. О его проворстве и ловкости я многое знаю по собственному опыту. Один из таких пауков поселился в одной хижине со мной. Первый раз, когда я его увидел, он полз по стене, у самого гамака. Я встал и попытался раздавить его кулаком, но паук сделал молниеносное движение и очутился в пяти или шести дюймах от того места, по которому пришелся удар. Несколько раз я повторял нападение с таким же успехом, так как паук всегда успевал отбежать в сторону раньше, чем я до него дотрагивался. Потеряв терпение, я схватил большой молоток и продолжал охотиться на паука, пока не обессилел. Когда рука моя немного отдохнула, я взял автоматический револьвер, который я употреблял для крупной дичи и, прицелившись в толстое туловище паука, выстрелил. Однако молниеносным движением паук снова избежал опасности, и я вынужден был признать себя побежденным. Насколько мне известно, это животное - я не могу его называть насекомым с тех пор как стрелял в него из револьвера, - и теперь продолжает преспокойно жить в той же хижине.
Глава III ПРИГОТОВЛЕНИЯ К ПУТЕШЕСТВИЮ
Ремати-ди-Малис вместе с Назаретом и Сан-Франциско расположен среди самой дикой природы. Непосредственно позади поселка начинается почти непроходимый лабиринт тропических джунглей. Если, вооружившись мачете 1, войти в лес, то уже после минутной прогулки в нем не найти дороги обратно; разве только кудахтанье кур поможет определить, где находится жилье. Густая стена растительности скрывает поселок со всех сторон. Верхушки пальм возвышаются над остальными деревьями; под ними растут менее высокие, но более роскошные растения и всюду, куда ни взглянешь, извивающиеся и переплетающиеся лианы, превращающие лес в темный лабиринт. Тут и там пестреют тропические цветы, виднеются древовидные папоротники, фантастические губчатые растения или редкостно красивые орхидеи, корни которых прицепляются к стволам деревьев. И всюду заглушенный гул, свидетельствующий об интенсивной жизни джунглей.
1 Мачете-широкий нож, вроде меча, употребляемый туземцами для резки тростника, для расчистки леса, а также в качестве оружия.
Бросив взгляд вверх по течению реки Итакуаи, не видишь ничего, кроме бесконечных джунглей. И тот же пейзаж тянется на расстоянии 800-900 миль до самых верховьев реки, где-то далеко на территории Боливии. На всем этом протяжении нет ни одного поселка; несколько каучуковых плантаций, разбросанных на расстоянии 75-100 миль друг от друга, представляет единственное человеческое жилье в этой огромной области. Вся местность настолько пустынна и дика, что течение Итакуаи, даже на самых подробных картах Бразилии, обозначено пунктиром. Есть предположение, что она берет свое начало в двух неделях пути от ее номинальных истоков, в совершенно неисследованной области.
Жизнь в Ремати-ди-Малис показалась мне очень однообразной, в особенности, когда вода стала спадать. Это означало - быть почти совершенно отрезанным от внешнего мира, так как нельзя было больше ожидать прибытия пароходов, а вместе с тем и писем с родины. Вдобавок в это время года еще сильнее чувствуются всякие лишения, которые приходится испытывать в этой местности.
Единственное облегчение после палящего дневного жара я находил на илистом берегу Итакуаи, когда при закате солнца, с огромных болот поднимались испарения, и западный горизонт неба расцвечивался фантастическими узорами. Но это продолжалось недолго. Наступающая ночь приносила с собой и мучения. Начиналось с хора миллиона лягушек. Сперва раздавалось одиночное кваканье, постепенно к нему примыкали другие, и вскоре от громкого пронзительного кваканья дрожал тихий, насыщенный парами воздух. Эти звуки напоминали мне шум на металлургических заводах от пневматических молотов, вбивающих заклепки в стальные брусья. К этим звукам, впрочем, привыкаешь сравнительно легко и не обращаешь больше на них внимания.
Река медленно несла свои воды, направляясь к далекому океану. Большие дельфины появлялись иногда на поверхности и с громким фырканьем снова исчезали под водой. Почти каждый вечер я слышал страшный рев, доносившийся из глубины леса. Казалось, это были смешанные крики какого-то огромного быка и напавшего на него ягуара. Потом я узнал, что этот вой исходил из одной глотки, а именно, из глотки обезьяны-ревуна. Ревун сидит часами один на верхушке дерева и испускает эти ужасные звуки, заставляющие одинокого путника останавливаться и разводить костер для самозащиты.
Со всех сторон поселка неслись разнообразные крики домашних животных. Коровы, козы и свиньи, казалось, задавались целью упражнять перед сном свои голосовые связки. Собаки лаяли на луну, кошки гонялись за крысами в промежутках между пальмовыми листьями на крыше, угрожая каждую минуту упасть вместе со своей жертвой в гамак. Вампиры летали из комнаты в комнату, садясь иногда на верхнюю перекладину перегородки и издавая звуки, похожие на писк хриплых воробьев. По временам с темной реки доносились жуткие звуки, как будто какое-нибудь огромное животное задыхалось в иле и в предсмертной судороге ловило воздух. Даже звери пугались этих звуков и шарахались в сторону, как бы боясь, что какая-то неведомая сила потянет их в эти мрачные воды. То был ночной крик аллигатора.
Временами нежная, жалобная песня маленькой куропатки, называемой инамбу, иногда дрожала в воздухе и заставляла меня забывать жуткие звуки лесных и речных зверей. В течение всего вечера влюбленная птичка звала свою подругу, и где-то далеко в лесу раздавался ответный зов. Часто по ночам, страдая от лихорадки, я прислушивался к их нежным призывам. Казалось, однако, что никогда не удавалось им встретиться, так как после короткого перерыва они снова возобновляли нежную перекличку.
