Лев Шильник - А был ли мальчик? Скептический анализ традиционной истории
Между прочим, очень часто упускается из виду то немаловажное обстоятельство, что практически любая древняя рукопись создавалась с определенной целью. Объективная фиксация событий не занимала хронистов почти никогда; в той или иной мере они всегда выполняли социальный заказ. Помимо возведения правящей династии к легендарному предку это могли быть самые разные соображения – от сиюминутных конъюнктурных до политических и религиозных. Первоначальный текст не оставался неизменным – поколения переписчиков продолжали его править и редактировать в угоду изменившейся политической ситуации. Если даже Лицевой летописный свод создавался и редактировался по прямому указанию Ивана Грозного и несет на полях многочисленные поправки и приписки, то что уж говорить о древних документах, пришедших к нам из тьмы тысячелетий! Их исходное содержание могло измениться до неузнаваемости за время путешествия сквозь века.
Вернемся, однако, к Ньютону. Кроме метода выявления дубликатов он практиковал и другие подходы – лингвистический, астрономический и проч. Несомненный интерес представляют его хронологические расчеты по поколениям. Считая три поколения на протяжении ста лет, Ньютон обратился к сочинениям древнегреческого историка и писателя Плутарха (ок. 45 – ок. 127), который рассказывает, как Аполлодор и Эратосфен рассчитывали время по царям Лакедемона (древняя Спарта). Оказалось, что правление каждого царя они принимали в среднем равным 30–35 годам. Надо полагать, это была обычная практика античности, потому что Манефон в своих царских списках тоже отводит каждому правителю 33 года. Ньютон не поленился и обработал огромный материал как из древней истории, так и из истории Англии и Франции, и убедительно продемонстрировал, что если поколение и в самом деле можно принимать равным 33–35 годам, то средняя продолжительность правления монарха (царя, фараона, короля, князя – значения не имеет) никогда не бывает больше 18–20 лет. Весьма любопытно, что через двести с лишним лет после Ньютона Н. А. Морозов получил весьма близкие цифры, оттолкнувшись от физиологии полового созревания, и предложил в связи с этим поправки к стандартным хронологиям династий.
К сожалению, стало хорошим тоном упрекать Ньютона в том, что он в своих построениях опирался на авторитет Священного Писания и даже пытался обосновать непогрешимость Ветхого Завета. Иногда даже приходится слышать, что, дескать, сэр Исаак на старости лет выжил из ума, махнул рукой на свои великие открытия и занялся толкованием Апокалипсиса и ревизией всемирной истории. Между прочим, нечто похожее в свое время говорилось и о Морозове: отсидел человек 25 лет в Шлиссельбургской крепости, вот и поехала у бедняги крыша. Юрий Олеша с присущим ему изяществом высказался куда тоньше и парадоксальнее: «Пусть сама система и невежественна, но сам факт ее создания, повторяю, гениален, если учесть то обстоятельство, что Морозов был посажен в крепость на двадцать пять лет, то есть лишен общения с миром, по существу, навсегда. – Ах, вы меня лишили мира? Хорошо же! Вашего мира не было!»
Между тем утверждать такие вещи могут только малограмотные или недобросовестные люди. Разумеется, Ньютон опирался на Священное Писание, потому что в те далекие времена (годы жизни Ньютона – 1643–1727) Библия считалась богодухновенным текстом, который мог быть испорчен поколениями переписчиков и экзегетов. Совершенно не исключено, что в отделении зерен от плевел Ньютон и видел свою основную задачу. Но ставить ему это лыко в строку по меньшей мере неумно. А разве Иосиф Скали-гер был атеистом? Точно так же, как сэр Исаак и другие ученые того времени, он основывался на авторитете Священного Писания. Более того, он активно использовал в своей работе магию чисел, нумерологию и откровенно оккультные практики. Но никто на этом основании почему-то не призывает отказаться от длинной хронологии Скалигера и Петавиуса.
Не лишен интереса и тот факт, что Н. А. Морозов, по всей вероятности, ничего не знал о работах Ньютона по пересмотру традиционной хронологии (во всяком случае, он ни разу на него не ссылается). И хотя сочинение сэра Исаака носит несколько клочковатый характер и лишено систематичности и фундаментальности морозовской концепции, весьма показательно, что многие полученные им результаты замечательно согласуются с последующими исследованиями Н. А. Морозова. Подобного рода пересечения в трудах двух ученых заставляют задуматься, по крайней мере, о справедливости выбранного ими подхода. Помимо метода выявления дубликатов, лингвистического и астрономического, Н. А. Морозов широко применял еще три подхода, которые можно условно назвать географическим, материально-культурным и этнопсихологическим. Географический метод состоит в проверке достоверности сообщений древних авторов на основе данных географии, геологии и климатологии. Попросту говоря, следует ответить на вопрос, могло ли описанное в старинных рукописях событие иметь место в силу географических, геологических и климатологических особенностей региона той эпохи, к которой оно отнесено. Скажем, изучение окрестностей полуострова Цур и всего сирийского побережья от Яффы до Анатолии однозначно свидетельствует, что здесь не могло сложиться центров крупного мореплавания по причине полного отсутствия закрытых от ветров бухт и удобных гаваней. Между тем хроники уверяют, что на этой узкой полоске земли некогда существовала могущественная морская держава Финикия, а на полуострове Цур располагался крупнейший морской порт Тир. В древности портовые города всегда вырастали только там, где имелись естественные гавани. В указанном регионе этим условиям отвечают только Константинополь, западное побережье Малой Азии, острова Эгейского моря и материковая Греция. Точно так же имеются серьезные сомнения в том, что Рим мог стать в античное время центром мировой державы. Чтобы на протяжении многих лет вести успешные завоевательные войны, кроме человеческого ресурса нужно иметь, так сказать, первоначальный капитал, потому что война – дело весьма дорогое. Столичные города всех без исключения будущих империй всегда располагались на пересечении морских или сухопутных торговых путей или были крупными портовыми городами. Рим не отвечает ни одному из этих требований, поскольку стоит достаточно далеко от морского побережья на несудоходном Тибре и находится в стороне от торговых путей древности. Отнюдь не случайно в Средние века процветающими культурными и промышленными центрами этого региона были портовый Неаполь и города Северной Италии – Генуя, Венеция, Милан, Флоренция. Поначалу Рим уступал им очень сильно. Его возвышение началось только тогда, когда он сделался резиденцией сначала понтификов, а потом пап, и в город хлынули толпы паломников со всего света. Очевидно, что в античную эпоху Рим не мог быть столь привлекательным местом, пока не подчинил себе всю Италию. А подчинить ее он, в свою очередь, тоже не мог, поскольку на такое предприятие у него элементарно не было денег. Одним словом, перед нами типичная ситуация порочного круга, выхода из которого не видно.
Материально-культурный метод призван дать ответ на вопрос, в какой мере можно доверять сообщениям старинных хроник о научно-технических достижениях глубокой древности, если они откровенно противоречат естественной эволюции орудий производства. Например, все наслышаны об изобретениях гениального уроженца Сиракуз Архимеда, жившего в III в. до н. э. К сожалению, его выдающиеся открытия находятся в разительном несоответствии с уровнем развития тогдашней техники. Но самое поразительное даже не это. После смерти Архимеда его блестящие изобретения оказались никому не нужными и были быстро забыты, хотя имели несомненное прикладное значение. Вновь появляются на свет они только в эпоху Возрождения, что решительно противоречит эволюции науки и техники.
Наконец, этнопсихологический метод исследует возможность появления выдающихся литературных и научных трудов исходя из мыслительной эволюции общества. Примеров тут более чем достаточно: это и замечательные достижения древнегреческих астрономов, точно определивших окружность земного шара и вычисливших расстояние от Земли до Луны, и философские и исторические трактаты античности, написанные великолепным слогом, и многое-многое другое. Впрочем, более подробно мы рассмотрим все эти вопросы во второй главе, где основательно разберем достижения античной научной и художественной мысли. Здесь же хотелось бы только отметить, что материально-культурный и этнопсихологический методы представляются нам наиболее плодотворными и перспективными даже по сравнению с астрономическим подходом, который заключается в точной датировке древних текстов по имеющимся в них описаниям солнечных и лунных затмений. И хотя этот последний метод широко применялся Н. А. Морозовым и группой А. Т. Фоменко, существуют определенные сомнения в его целесообразности и надежности. Старинные рукописи – это все-таки не учебник по астрономии, поэтому характеристики затмений, приводимые хронистами, часто грешат неполнотой и расплывчатостью. По этой причине однозначное их «прочтение» нередко связано с немалыми трудностями, из-за чего с равной степенью убедительности они могут быть помещены в разные эпохи, что мы и видим зачастую на практике.
