Режин Перну - Ричард Львиное Сердце
Заметим также, что обряд этот затрагивал еще трех человек, о чем с первой минуты церемонии, приветствуя короля Франции, возвестил сам Генрих:
— Сеньор, в сей день Богоявления[8], когда три царя приносят дары свои Царю царей, я испрашиваю у вас покровительства вашего над тремя моими сыновьями и моими землями.
И действительно, оказывается, что подле короля английского находятся трое молодых людей, из которых Людовик немного знал лишь старшего, хотя и в других различал кое-какие знакомые черты, поскольку все они были детьми его первой супруги, той самой королевы Алиеноры, которую он так пылко любил в юности и которая покинула его семнадцать лет назад, чтобы сойтись с тем самым Генрихом II, что явился сюда принести присягу феодальной верности. Итак, трое очаровательных мальчиков: старшего, как и отца, зовут Генрихом, ему пятнадцать лет, лицо приветливое, поступь изящная; ему уготован престол Англии, а также Нормандия, Мэн, Анжу. Самый юный, Джеффри, совсем еще дитя, ему нет и одиннадцати; он смугл, черняв, резв, настоящий очаровательный принц, подстрижен чуть короче, чем братья. Ему уготована Бретань. А вот второй, Ричард, наоборот, выглядит уже юношей, хотя ему нет еще и двенадцати. Походка решительная, светлые вьющиеся волосы шапкой опускаются на уши, и его пышная шевелюра тотчас привлекает внимание. Его доля в наследстве не менее завидна: Пуату и Аквитания — фьефы его матери, те самые, которыми Людовик и Алиенора некогда распоряжались совместно…
— Поскольку Царю, принявшему дары трех волхвов, было угодно внушить вам речи ваши, — отвечал Людовик, — да подаст Он помощь сыновьям вашим в обретении ими земель своих во владение и во всяком деянии по провидению Божию.
Он говорил медленно, чтобы слова звучали весомо; ибо за видимой стороной происходящего чувствовалась некая подоплека, неявный второй план — соперничество, личные обиды, феодальные раздоры, оправдывающиеся упования и несбыточные надежды, обманутые притязания… — все, чего не могли забыть и о чем, должно быть, и теперь вспоминали эти двое мужчин, которые встречались друг с другом чаще всего на поле боя с оружием в руках, а теперь обменивались словами мира и согласия.
И в самом деле, встреча в замке Монмирай — превосходной твердыне в каких-то шести лье к северу от Вандома, в графстве Перш, между Мэном и землями Шартра — ознаменовала подлинный поворот в политике королей Франции и в еще большей степени Англии. Плантагенет подчеркнуто склонился к миру; более того, он счел должным согласиться с феодальными установлениями, наделявшими юных принцев ответственностью, которую они должны будут принять на себя в весьма близком будущем, и вводившими их во взрослый мир. Ради этого он смирился с обычаем, превращавшим двух равноправных королей в сеньора и вассала. По очереди, друг за другом его сыновья преклоняли колени пред французским королем, и каждый из них объявлял себя его вассалом, принимающим от сеньора свои домены. Это был первый акт их участия в общественной жизни.
Для Ричарда же это был и первый шаг во взрослую жизнь, поскольку в Монмирайе он должен был обрести невесту. Навязываемые несовершеннолетним брачные союзы тогда были делом обыкновенным: договор о мире норовили скрепить, как печатью, бракосочетанием или обручением. Старший брат Ричарда, Генрих Младший уже считался супругом одной из дочерей короля Франции, Маргариты, рожденной во втором браке Людовика с Констанцией Кастильской, а Джеффри, несмотря на нежный возраст, был обручен с Констанцией Бретонской. В 1169 году пришла очередь и Ричарду понести бремя или, если угодно, издержки: за подобающие им почести отпрыскам благородных семейств приходилось расплачиваться, в том числе и браками по политическому расчету. Вторая дочь Людовика и Констанции станет супругой Ричарда. Девочку зовут Элис, Алиса или Аделаида; ей только девять лет. В этот день, 6 января, она вошла в новую семью, во всяком случае, совершила первый шаг в этом направлении, пойдя по стопам своей сестры Маргариты, которая, в летах еще более нежных (тогда ей только-только исполнилось три года!), в свое время обручилась с Генрихом Младшим, тогда семилетним. У Ричарда уже когда-то была невеста, обещанная ему то ли еще до ее рождения, то ли в самом раннем младенчестве, — Беренгария, дочь графа Барселонского Раймонда Беренжера. Но из этого замысла так ничего и не вышло.
* * *Беседам в замке Монмирай сопутствовало еще одно явление, заслужившее свое место в истории. После того как с ритуалами оммажа и договора о согласии было покончено, вошел еще нестарый человек в монашеском облачении, на аскетическом лице которого сияли ясные, лучистые очи. Когда он появился, король Генрих II слегка вздрогнул, но Генрих Младший обрадованно кинулся к вошедшему и сразу оказался подле того, кто столько лет был его наставником и учителем: это был Томас Бекет. В хронике приводятся слова, произнесенные при этом бывшим канцлером Англии, которого король назначил архиепископом Кентерберийским, а затем изгнал из Англии и вынудил просить помощи и защиты у Людовика VII: «В присутствии короля Франции, легатов папы и принцев, ваших сыновей, — сказал Томас, — я передаю все дело и все трудности, которые возникли между нами, на ваш королевский суд»; после некоторого молчания он добавил: «Без ущерба для славы Божией». Никто и представить не мог, как повлияют эти несколько слов на ход последующих событий…
И все же чувствовалось, что на переговорах в Монмирайе недоставало одного лица, обязанного участвовать в церемонии, — королевы Английской Алиеноры. А ведь земли, за которые принес присягу Людовику VII второй из ее сыновей — Аквитания и Пуату, — считались ее личными владениями. Может быть, она досадовала на хлопоты, итогом которых стало явное послушание ее сына Ричарда своему отцу? Едва ли. Чтобы лучше разобраться в хитросплетении притязаний, которые могли иметь отношение к разбираемой игре интересов и устремлений, — игре утонченной, малопонятной, как все прочее, из-за чего феодальное право так часто смущает нас или ставит в тупик, — нелишним будет окинуть мимолетным взглядом романтическое прошлое той женщины, которая на описываемый момент титуловалась королевой Английской.
Итак, некогда Алиенора была замужем за Людовиком VII. Однако после пятнадцати лет совместной, подчас бурной жизни она пожелала развода и под надуманным предлогом кровного родства, в котором они с Людовиком якобы находятся, объявила брак недействительным. От Людовика у нее родились две девочки, Мария и Алике. После этого она, согласно обычаю, возвратила себе свои личные владения и восстановила свою столицу, Пуатье, чтобы по прошествии неполных двух месяцев выйти замуж во второй раз, и не за кого иного, как за Генриха Плантагенета, бывшего тогда герцогом Нормандии и графом Анжу и не замедлившего вскоре увенчаться и короной Англии. 19 декабря 1154 года, то есть за пятнадцать лет до встречи в Монмирайе, супруги совместно и весьма торжественно обрели королевское достоинство в Вестминстере.
Несколько последующих лет Алиеноры были заполнены триумфальными победами. Она выступала плечом к плечу со своим юным мужем (Генрих был моложе ее на десять лет, но являл собою самое зрелость). Все как будто бы указывало на преуспеяние этой пары, с беспредельной энергией распространявшей свою власть от Северного моря до Пиренейских гор, от равнин Шотландии до того залива Атлантики, где народ Байонны в то время еще жил китобойным промыслом. Выдающийся администратор, Генрих обнаружил не меньшее умение прислушиваться к советам и прибегать к помощи своей жены, пользуясь ее политической искушенностью и материнской мудростью. Со временем у них родилось восемь детей. Хотя их старший сын Уильям умер в возрасте всего трех лет, казалось, что королевскую чету ждет осуществление самых честолюбивых замыслов: разве не стала их старшая дочь Матильда невестой могущественного имперского князя, Генриха Льва, герцога Саксонского? В 1167 году, в возрасте одиннадцати лет, маленькая принцесса взошла на корабль, стоявший у пристани в Дувре, чтобы в сопровождении матери отправиться в гости к будущему своему супругу…
Но случилось непредвиденное. Незадолго до того, как в декабре, разродившись в десятый раз, королева Алиенора произвела на свет сына Джона (Иоанна), ставшего ее последним отпрыском, было объявлено о ее разрыве с Генрихом Плантагенетом. Мало того что Генрих стал изменять жене с прекрасной Розамундой — «Fair Rosamund» английских баллад, — он делал это открыто, показываясь со своей пассией на людях.
С тех пор политика униженной и оскорбленной королевы в отношении супруга стала враждебной и проводилась она столь же настойчиво, как и прежде, когда ее направление было благожелательным и благотворным. Королева решила обратить против короля мощь его собственных, рожденных ею детей и на протяжении последующих лет упорно осуществляла этот замысел. Вот почему, хотя ее и не было на переговорах в замке Монмирай, где она оказалась бы в слишком щекотливом положении, потому что ей пришлось бы сидеть напротив своего первого супруга, Людовика VII, она, должно быть, в душе радовалась заключению договоренностей о порядке наследования обширного королевства Плантагенетов, благодаря чему каждый наследник отныне знал, какой собственно фьеф он получит. А ее собственная политика должна была отныне вращаться вокруг второго сына, так как именно его провозгласили будущим графом Пуату и герцогом Аквитанским, из чего следовало, что он будет собирать ее домены, чтобы вернуть их ей, Алиеноре.
