Елена Ржевская - Геббельс. Портрет на фоне дневника.
Позже, став нацистским функционером, он измышлял, что уже в 1922 году вступил в партию, приписывая себе убедительный стаж. Но тогда он еще не был членом партии. Да и как знать, могло ведь все сложиться по-другому. Он хотел после гимназии изучать медицину. Может, это уберегло бы его от воплощения в нациста. Но учитель наставлял Йозефа: только словесность. При эгоцентризме юного Геббельса занятия литературой породили в нем тщеславные притязания стать писателем и обрекли в неудачники. В юности он был подвержен романтическим порывам: вместе со своим единственным другом Ричардом мечтал уехать в Индию. Мечта отпала. Потом была смерть Ричарда, поразившая Геббельса («Товарищи меня никогда не любили». Все, кроме одного — Ричарда). И его смерть надолго осталась зарубкой в душе Геббельса. Любимая Анка предпочла ему другого.
Множились обиды, страх одиночества, страх прозябания, социальной незащищенности. Неотступны страдания из-за ноги. Тиранила неудачливость. Безуспешна до отчаяния была картина самой побежденной Германии. Все это создавало комплекс крайней уязвленности жизнью в сочетании с пылающей жаждой выделиться — во что бы то ни стало! И все больше склоняло Геббельса к национал-социалистам.
Но он еще на распутье. И краеугольный камень идеологии нацизма, центральный пункт программы — антисемитизм, покуда что у Геббельса дилетантский, традиционный, а не тот матерый, профессиональный, которым он овладеет и примется насаждать его. Если к этому добавить то, о чем умалчивает Геббельс, но пишут его биографы, получается и вовсе смешанная, пестрая картина. Так, в университете его любимейшим профессором был знаменитый Фридрих Гундольф. Геббельс посещал его семинар, профессор дал ему тему для диссертации. Но интеллект тщеславного молодого человека не произвел на Гундольфа убедительного впечатления, и в узкий кружок своих учеников он не ввел Йозефа. Геббельс тем не менее продолжал чтить его. Однако не исключено, что уязвленность, которую он тогда испытал, припомнится в свой час евреям. Его «Doktorvater»[4] профессор Макс Вальдберг, тоже еврей, помог Геббельсу в работе над диссертацией и при защите ее.
Приятель родителей Конен снабжал подростка Йозефа книгами, открывая незнакомых ему современных писателей (Томаса Манна и его «Будценброков»). К Конену обращался за советом Геббельс, когда в юношеские годы пытался писать, носил ему свои сочинения. А в тягчайшие дни студенческого безденежья тот оказывал Геббельсу материальную помощь. В письмах Геббельс обращается к нему: Onkel — дядя — и просит выслать деньги. Как нечто само собой разумеющееся он записывает в воспоминаниях о присылаемых ему по почте Коненом деньгах. Конен — еврей.
Стремясь преуспеть в журналистике, Геббельс за образец себе берет известного талантливого писателя и журналиста Теодора Вольфа, многолетнего редактора либеральной «Берлинер тагеблат», еврея, и только в его видном органе, а не где-либо еще он мечтает напечататься. Он упорно шлет одну за другой статьи редактору и неизменно получает бездушный отказ. Последствия нанесенных ему поражений, которыми он не делится с дневником, испытал на себе опрометчиво обращавшийся с его рукописями редактор. Вольф, эмигрировавший с установлением нацистского режима, в 1940 году — он уже старик — был при вступлении немцев в Париж схвачен, доставлен в рейх и погиб в концлагере Заксенхаузен.
Мстительность была органичной чертой Геббельса, установившего с приходом к власти теснейшую связь со спецслужбами.
Как пишут дотошные его биографы, Геббельс подарил Анке томик своего любимого поэта Гейне, книги которого будут гореть в первом же аутодафе из серии фашистских бесчинств и насилия, учиненного министром пропаганды и просвещения Геббельсом. Да только именно Гейне провидел: «Wer die Bucher verbrennt, irgendwann die Menschen verbrennen wird» — «Кто сжигает книги, когда-нибудь будет сжигать людей».
Август — октябрь 1923 г. «Плохо с деньгами. Инфляция. Уход из банка. Что теперь? В числе безработных. Прометей жжет мне душу. Отчаяние». Прометеев комплекс! Эдаким запросом и впредь, воспаляя себя, будет он терзаться: «Горю и не могу зажечь. Еврейство… Гибель немецкой мысли». Это уже напрямик Шпенглер. «Я больше не могу выдержать муки. Эльзе подарила мне тетрадь для дневника. Я должен писать, чтобы выразить горечь сердца».
«ПИВНОИ ПУТЧ»Та тетрадь, что подарила ему Эльзе Янке, «возлюбленная, невеста», кстати сказать, полуеврейка, пропала. Геббельс, заполнив тетрадь, подарил ее Эльзе. И в дневнике нет записей о «величайшем» событии, каким станет в мифологии нацизма «пивной путч» 8–9 ноября 1923-го — авантюрная попытка Гитлера поднять мятеж и, подобно осуществленному годом ранее походу Муссолини на Рим, возглавить такой же поход на Берлин, чтобы свергнуть республиканское правительство и встать во главе страны.
Работая в московском архиве, я обнаружила две никому не известные рукописи. Автор обеих — военнопленный, бывший начальник личной охраны Гитлера, СС-обер-группенфюрер и генерал-лейтенант полиции Ганс Раттенхубер. Одна из рукописей — его собственноручные показания, другая, более полная, написана немного позже, в плену, — о Гитлере и о себе.
В 1918-м он обучался на офицерских курсах. Но уже год спустя Версальским договором Германия была разоружена, и состав рейхсвера (вооруженных сил) не мог превысить 115 тысяч человек. Безработный, упраздненный офицер поступил в мюнхенскую полицию. Будущий начальник личной охраны Гитлера повидал своего шефа в разных ипостасях.
«Мне часто приходилось при выполнении своих полицейских обязанностей наблюдать за поведением Гитлера в мюнхенских пивных. Шутники тогда говорили, что если бы не было мюнхенского пива, то не было бы и национал-социализма. Гитлер начал свою политическую деятельность в мюнхенских пивных, где сперва выступал как агитатор-одиночка, а затем как глава созданной им партии. Идеи реванша, воинственные призывы к походам на Запад и на Восток, погромные выкрики, заклинания, начинающиеся словами: «Мы, немцы», или «Мы, солдаты», имели особенный успех в возбужденной атмосфере пивных». На своих противников, оппонентов Гитлер со своими сторонниками набрасывались, избивали, «частенько их оружием были пивные кружки».
«В тот период «этот крикливый парень из пивной», как называли его в нашей полицейской среде, доставлял нам немало хлопот. Помню, каким он предстал перед моими глазами в момент совершения им путча 8 ноября 1923-го. (Это происходило в пивной «Бюргербройкеллер».) Его «молодцы» окружили здание, в котором выступали члены баварского правительства перед мюнхенцами, а сам Гитлер с наиболее преданными штурмовиками ворвался в зал. Он казался одержимым. Вскочив на стул, Гитлер выстрелил в потолок и с криком бросился в президиум. Под угрозой оружия гитлеровцы заставили правительственный кабинет публично отречься от власти. Гитлер объявил себя правителем и тут же сформировал новый кабинет, который не просуществовал и одного дня. Никто из нас тогда не думал, что этот фарс является прелюдией одной из самых страшных трагедий». Так готов судить о фашистском режиме, пережив его крах, главный телохранитель Гитлера, оказавшийся военнопленным.
Члены баварского правительства, согласившиеся в критический момент на требования Гитлера, сложили свои полномочия и присягнули ему. Но как только оказались вне опасности, распорядились арестовать Гитлера.
При нестабильной ситуации в стране, сотрясаемой вспышками рабочих волнений, баварское правительство в своем отношении к Гитлеру было непоследовательно: то преследовало его, то порой готово было видеть и возможную опору в нем.
Состоялся суд, предоставивший Гитлеру трибуну. Наглость, крикливость Гитлера на суде, скандальность, запугивание властей угрозами со стороны левых, игра на болезненных национальных чувствах и амбициях, готовность на все, только бы привлечь внимание, — известная тактика политических персонажей определенного толка. Мюнхенский эпизод не остался локальным. Освещавшийся в прессе суд имел широкий резонанс по всей стране, создал Гитлеру большую популярность.
Геббельс, когда познакомился с Гитлером, упорно желавшим считать мюнхенский путч революцией, позволял себе в дневнике подтрунивать над ним: «Шеф (так Геббельс долго называл в дневнике Гитлера) крупный путчист». Но с захватом власти нацистами 9 ноября, дата путча, который устойчиво теперь именовался «революцией», отмечалось ежегодно со всей помпезностью при активной режиссуре Геббельса. На месте действия, в Мюнхене, — многотысячное факельное шествие во главе с Гитлером, с колоннами «старых борцов», накаляющая толпы барабанная дробь, «последняя перекличка» — выкликание Гитлером имен нацистов, погибших в годы уличных схваток. В один из юбилеев (1935) — церемония «воскрешения из мертвых», как торжественно писали газеты. На площадь доставлены в саркофагах извлеченные из могил останки 16-ти погибших в дни путча нацистов, артиллерийский салют в их честь — апофеоз празднества.
