Япония эпохи Мэйдзи - Лафкадио Хирн
Когда я смотрю туда,
Откуда послышался крик
Хототогису,
Там, увы, ничего не вижу,
Кроме бледнолицей утренней луны.
Городской житель может прожить жизнь, ни разу не услышав хототогису. Посаженное в клетку, это маленькое создание будет упорно хранить молчание, пока не умрет. Поэты часто понапрасну ждут ночи напролет, от заката до рассвета, не прячась от утренней росы, чтобы хоть раз услышать ее странный крик, внушавший им вдохновение. Но те, кому довелось услышать хототогису, находят ее крик столь скорбным, что сравнивают его с предсмертным криком смертельно раненного:
Хототогису
Tu ни наку коэ ва
Ариакэ но
Цуки ёри хока ни
Кику хито мо наси.
Кроме одной лишь
Утренней луны,
Никто не слышал
Крик хототогису,
Словно истекающий кровью.
Я ничего еще не сказал о совах Идзумо. В их отношении я ограничусь цитированием сочинения одного из моих японских учеников:
«Сова — зловредная птица, которая видит в темноте. Маленьким детям, которые капризничают, грозят, что сова прилетит и заберет их; ибо сова кричит: «Хо! Хо! Соротто кока! Соротто кока!», что значит: «Эй ты! Что, мне уже можно войти?» Она также кричит: «Норицукэ хосэ! Хо! Хо!», что значит «Готовь крахмал, завтра будешь стирать!» И когда женщины слышат такой крик, они знают, что завтра будет погожий день. Она также кричит: «Тотото!» — «Мужчина умирает!» и «Ко-тококко!» — «Мальчик умирает!». Поэтому люди ненавидят ее. А ворбны ненавидят ее так сильно, потому что с ее помощью ловят ворон. Крестьянин усаживает сову на рисовом поле, и все ворóны слетаются, чтобы заклевать ее, и тут же попадают в силки. Это должно служить нам уроком, не проявлять открыто своей неприязни к другим людям».
Коршуны, целый день парящие над городом, не живут в ближних окрестностях. Их гнезда далеко, на голубых вершинах высоких гор; но большую часть своего времени они занимаются ловлей рыбы и покражами с задних дворов. Они совершают внезапные и стремительные налеты на сад; их зловещий покрик — пи-ёрооёроо, пи-ёрооёроо — от рассвета до заката время от времени раздается над городом. Из всех пернатых созданий они, без сомнения, самые наглые — еще наглее, чем даже их собратья-грабители ворбны. Коршун камнем падает из поднебесья, чтобы умыкнуть карпа из корзины торговца рыбой или пирожок из руки ребенка, и стрелой мчится обратно к облакам, прежде чем жертва грабежа успеет наклониться за камнем. Отсюда поговорка: «Он выглядит таким изумленным, будто коршун выхватил у него абурагэ». Совершенно невозможно предугадать, что коршун может счесть достойным похищения. Например, девочка-служанка моего соседа пошла на днях на реку, вплетя в волосы нитку мелких алых бусинок, сделанных их рисовых зерен, сваренных и окрашенных особым оригинальным способом. Коршун спустился ей на голову, вырвал и проглотил эту нитку бус. Чрезвычайно интересно кормить этих птиц мертвыми крысами или мышами, пойманными за ночь в расставленные ловушки, а после утопленными. Как только мертвая крыса оказывается на виду, коршун тотчас же камнем падает на нее с небес, чтобы унести прочь. Иногда какой-нибудь вороне удается опередить коршуна, но, чтобы сохранить свою добычу, эта ворона должна быть крайне проворной и успеть вовремя укрыться в лесу. Дети распевают такой куплет:
Тоби, тоби, майтэ мисэ!
Асита но ба ни
Карасу ни какуситэ
Нэдзуми яру.
Коршун, коршун, покажи, как ты танцуешь,
И завтра вечером,
Пока ворóны не прознали,
Я вынесу тебе крысу.
Под танцем подразумевается то, как коршун покачивает крыльями в полете. Это движение поэтично сравнивается с грациозным покачиванием майко — танцовщицы, когда она, раскинув руки, подобно парящей птице, плавно помахивает широкими рукавами шелкового кимоно.
В лесу за моим домом имеется многочисленная колония ворон, но генеральный штаб всевороньего войска находится в сосновом бору, на землях старинного замка, который виден из моих передних комнат. Наблюдать, как ворóны ежевечерне, в один и тот же час, все дружно летят домой — весьма занятное зрелище, и народное воображение нашло ему забавное сравнение с суматохой, царящей, когда народ бежит на пожар. Им объясняется смысл песенки, которую дети поют воронам, возвращающимся в свои гнезда:
Ато но карасу саки инэ,
Варэ га иэ га якэру кэн,