Коллектив авторов - Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре
(октябрь 1788 – январь 1789 г.)
Деятельность Четырехлетнего сейма 1788–1792 гг., на котором бы ли реализованы важнейшие государственные реформы Речи Посполитой, уже долгие годы является предметом исследований польских историков. К сожалению, практически нет работ отечественных исследователей, посвященных изучению данного периода. Между тем он был ключевой вехой в истории российско-польских отношений и предопределил их развитие в последующие годы. В кругу вопросов, связанных с деятельностью Великого сейма, стоит обратить внимание на причины резкого ухудшения отношений между Польшей и Россией уже в первые недели работы сейма и – в значительной степени – выход Речи Посполитой из сферы российского влияния, до сих пор казавшегося незыблемым.
С момента вступления Станислава Августа на польский трон при поддержке Екатерины II в 1764 г. Польша считалась сферой исключительного влияния России. После первого раздела Речи Посполитой в 1772 г. и заключения с государствами, принимавшими участие в разделе, трактата 1775 г. о гарантии ее территориального и политического устройства, зависимость Польши от России стала еще большей. Во всех важных вопросах король Станислав Август должен был считаться с мнением российского посла Отто Штакельберга.
В 1775 г. по инициативе России в Варшаве был учрежден Постоянный совет, в котором в значительной мере были сосредоточены функции исполнительной власти. Отдельная Военная комиссия была отменена, а на ее месте образован Военный департамент, входивший в состав Совета. Внешней политикой руководил Департамент иностранных дел. Совет состоял из короля, сенаторов и послов, выбранных на сейме. Хотя с установлением Совета прерогативы короля были сокращены, Станислав Август поддерживал его, видя в нем законное польское правительство.
Однако против Постоянного совета выступала магнатская оппозиция. Ее главные представители – коронный гетман Ф.К. Браницкий, С. Любомирский, С. Жевуский, А.К. Чарторыский, И. Потоцкий (а со временем и его брат Станислав), а также К.Н. Сапега расценивали существование Совета как нарушение республиканских свобод. Гетман и его сторонники не могли согласиться с утратой реальной военной власти. Аристократии не нравилось то, что в состав Совета вошли представители шляхетского сословия, до сих пор не занимавшие высших постов в администрации страны. Кроме того, большое недовольство вызывало то, что Совет имел право толкования законов, которое оппозиция демагогически расценила как покушение на полновластие и прерогативы сейма. С 1776 г. предпринимались попытки восстановления Военной комиссии. Оппозиция, недовольная поддержкой, которую Штакельберг оказывал королю, желала назначения другого, более расположенного к ней посла, либо большего контроля Петербурга над Штакельбергом. Впрочем, все эти попытки не имели успеха[444].
Изменение международной обстановки в связи с русско-турецкой войной в 1787–1791 гг. не могло не иметь влияния на внутренние события в Речи Посполитой. Еще накануне войны, во время встречи Екатерины II и Станислава Августа в Каневе в мае 1787 г., король предлагал императрице заключить союз и оказать военную помощь, надеясь получить согласие России на проведение реформ в Речи Посполитой, в том числе и на увеличение войска. Польский монарх желал замены российской «гарантии» территориально-политического устройства Польско-Литовского государства 1768 и 1775 гг. на более равноправный договор. Это, по его замыслу, позволило бы устранить угрозу нового раздела Речи Посполитой и позволило бы ей играть более активную роль на международной арене. Для России союз с Польшей был бы гарантией удержания внутреннего спокойствия в стране и предотвращения выступлений, подобных Барской конфедерации во время русско-турецкой войны в 1768–1774 гг. 7 октября 1787 г. в Петербург был выслан запрашиваемый проект российско-польского союза, разработанный королем и его младшим братом – примасом М. Понятовским[445].
Средство для реализации этих планов и заключения на сейме союза с Россией король усматривал в скорейшем провозглашении конфедерации под эгидой Постоянного совета, с тем чтобы выборы на посольских сеймиках наступили уже после этого. В противном случае выборы могли бы не обеспечить желаемых результатов и сторонники реформ не получили бы большинства на сейме. Станислав Август хорошо понимал, что пассивность привела бы его к потере контроля над ситуацией. Военные неудачи России могли оказать влияние на настроения в Польше и способствовать негативному отношению к идее союза. Проект короля во многих пунктах был одобрен Штакельбергом. Так же, как и король, Штакельберг допускал, что для скорейшего решения вопросов, связанных с заключением российско-польского союза, нужно было созвать чрезвычайный сейм. Однако в отличие от Станислава Августа посол не считал необходимым незамедлительное провозглашение конфедерации. Он допускал такой вариант единственно в случае беспорядков в провинции. По мнению Штакельберга, конфедерация должна была быть провозглашена непосредственно перед началом сейма[446].
Петербург долгое время медлил с ответом. Контрпроект в ответ на предложенный королем союзный договор пришел в Варшаву только в начале июня 1788 г. Оборонительный трактат между Россией и Польшей взаимно гарантировал целостность обоих государств и подтверждал все предыдущие договоры между ними. Екатерина выражала согласие на увеличение польской армии, а также на конфедерацию сейма, однако, как и Штакельберг, считала, что нет никакой необходимости в скорейшем провозглашении конфедерации[447].
Подобно Станиславу Августу, представители оппозиции также не хотели свободных посольских выборов, поскольку не были уверены в их результате. С осени 1787 г. они выдвигали проекты организации своей конфедерации в юго-восточных воеводствах страны, чтобы соединить все силы поляков для оказания помощи России в войне с Турцией. Эти планы вызывали недовольство Екатерины, которая усматривала в них как попытку государственного переворота, так и возможность для прусского короля ввести свои войска на территорию Речи Посполитой[448].
Екатерина II и вице-канцлер И.А. Остерман рекомендовали Штакельбергу склонить Станислава Августа к возможно бóльшим уступкам по отношению к оппозиции. В Петербурге считали, что интересам России отвечает поддержание равновесия между монархом и его противниками, которое являлось гарантией политической инертности Речи Посполитой. Посол, обязанный подчиняться приказам, делал это вопреки собственному мнению. За долгое время, проведенное в Польше, он убедился, что на Станислава Августа можно положиться. Наученный неудачными попытками реформ в начале царствования и горьким опытом первого раздела страны, король был очень осторожен в своей политике. Зато от представителей оппозиции можно было ожидать всяких неожиданностей[449].
В связи с благоприятной для Польши внешнеполитической обстановкой, вызванной русско-турецкой войной, в стране возрастало возбуждение общественного мнения. В апреле – мае 1788 г. на фоне неудачного для России начала войны и неэффективных действий русской армии усилились антироссийские настроения, которые в значительной степени были вызваны злоупотреблениями российских войск во время их переходов через территорию Речи Посполитой. Недовольство общества также было направлено против короля и Постоянного совета, которых обвиняли в бездействии, нежелании воспользоваться благоприятными обстоятельствами, чтобы укрепить политическое значение Речи Посполитой. Это недовольство правительством объяснялось еще и тем, что не было известно о предполагаемом союзе с Россией, а все контакты с Петербургом осуществлялись в тайне[450].
В этих условиях сильно возросло влияние оппозиции. Вследствие предписанной Петербургом уступчивости короля его противникам удалось провести большее, чем в предыдущие годы, количество депутатов на посольских сеймиках. Из числа магнатов-оппозиционеров Станиславу Августу и Штакельбергу удалось обеспечить себе поддержку только генерала артиллерии коронной Щ. Потоцкого[451].
В тех воеводствах, где оппозиция получила большинство голосов, в посольских инструкциях говорилось о необходимости уничтожения Постоянного совета и воссоздания независимой Военной комиссии. Такой была, например, инструкция люблинского сеймика[452]. Однако требование об увеличении численности армии в качестве условия восстановления политического престижа Польши присутствовало в посольских инструкциях всех сеймиков. В отношении русско-турецкой войны польское общество занимало позицию нейтралитета, что объяснялось антироссийскими настроениями. С этим должны были считаться и представители магнатской оппозиции. На сеймиках, где большинство получили оппозиционные депутаты, в посольских инструкциях говорилось о нейтралитете Польши в отношении русско-турецкой войны[453].
