Жан Мари Констан - Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн
Теперь нам остается понять, какие политические функции исполняла община в XVI веке. Составленный в 1576 году протокол выборов в одной из деревень бальяжа Шартр позволяет нам хотя бы отчасти разобраться в этом вопросе.
Сельские выборы в 1576 году: избиратели деревни Бевиль-ле-Конт
В приходе Бевиль-ле-Конт, расположенном к востоку от Шартра, на территории современного кантона Оно, проживало примерно шесть-семь тысяч жителей. Текст наказа, составленного от имени прихожан, отличается крайне слабой культурой, хотя составителем его указан легист. Для нас этот документ интересен прежде всего приложенным к нему протоколом общего собрания жителей. Из этого протокола мы узнаем, что на собрании, состоявшемся сразу после мессы, не было кворума, и легисту пришлось ходить по домам и собирать кворум. Простой подсчет показывает, что из восьмидесяти пяти человек на воскресном богослужении был только двадцать один, а шестьдесят четыре (то есть 75%) от посещения службы воздержались.
На службе присутствовали нотариус, две трети ремесленников, половина работников с мельницы, треть батраков и земледельцев, несколько ткачей и виноделов. Отчего на службу не явились остальные? Судя по дате — а дело происходило в начале сентября — сельскохозяйственные работы были еще в разгаре и могли помешать посещению церкви. Возможно, среди населения деревни преобладали протестанты, или же, по мере усиления волнений в стране, жители потеряли интерес к обрядовой стороне веры. К сожалению, в документах нет даже намека, какой ответ ближе к правильному. И, разумеется, мы не знаем, идет ли речь об исключительном случае, или же этот пример характерен для приходов всего региона.
Зато нам известны результаты выборов и число полученных голосов. Каждый голосующий имел два голоса, так как выбрать надо было двух делегатов. Избиратель указывал обе свои кандидатуры, о чем делалась соответствующая запись в протоколе.
На примере протокола такого собрания можно попытаться узнать, является ли представленный на нем избирательный корпус репрезентативным для сельского общества. Это делается путем сравнения списка участников собрания с фискальными списками, составленными в следующем веке. В результате отмечаем, что голосовать ходили все мелкие землевладельцы, виноделы и ремесленники, а среди батраков голосовали только трое, тогда как всего батраков в приходе насчитывалось не меньше шести десятков. Таким образом, батраки в большинстве своем из «наиболее здравой части общества» исключались.
Вот как распределились голоса: Мэтр Ранверсе, нотариус, получил — 65 голосов
Россиньоль, лейтенант сеньории — 36 голосов
Шаслу, скорее всего, ремесленник — 20 голосов
Мийошо, земледелец — 15 голосов
Дорьенж, земледелец — 12 голосов
Леваше, земледелец — 9 голосов
Пти, торговец и земледелец — 9 голосов
Тубер, ткач — 2 голоса
Среди указанных в списке только Ранверсе и Шаслу были на воскресной службе, но, на наш взгляд, присутствие на мессе на является обязательным критерием. Нотариус, человек, известный во всех слоях населения, получил все голоса ремесленников, три четверти голосов виноделов, 68% голосов земледельцев, голос лейтенанта и голос одного из трех батраков. Лейтенант сеньории получил меньшую поддержку: за него проголосовала только половина земледельцев, 41% виноделов, а ремесленники (всего 21%) отнеслись к нему с явным недоверием.
Состоятельные земледельцы могли рассчитывать на голоса своих собратьев, таких же сельских предпринимателей, как и они, а также на виноделов. Все вместе земледельцы получили больше голосов, чем лейтенант. Профессиональная солидарность сыграла свою роль, но голоса распылились, распределившись между лицами одной и той же профессиональной принадлежности. Попробуем предположить, отчего произошло это распыление. Прежде чем отдать голос за нотариуса, земледельцы голосовали сами за себя. В целом же их выбор, похоже, совпал с выбором сельских нотаблей, сознающих свое экономическое и общественное превосходство.
Виноделы и ремесленники отдали свои голоса в основном нотариусу, а земледельцы сумели лучше убедить виноделов, чем ремесленников. Следует ли из этого делать вывод, что ремесленники выказали недоверие к своим клиентам, которые не слишком любили платить долги, и что это недоверие сказалось на результатах голосования? Батраки, слишком малочисленные, чтобы историк мог собрать о них точные сведения, вряд ли выбирали землевладельцев, своих работодателей и сходных с ними по уровню жизни виноделов; скорее всего, их голоса были отданы ткачу и легисту.
Есть ли основания говорить о «крестьянском голосовании», о «крестьянской власти»? В какой мере те, кто непосредственно трудился на земле, кто ее обрабатывал и от нее зависел, проявляли свою заинтересованность по отношению к другим жителям деревни — торговцам, ремесленникам, служителям правосудия, чьи занятия, на их взгляд, являлись, говоря современным языком, «подсобными»? Чтобы ответить на этот вопрос, надо посчитать тех, кто голосовал только за крестьян: таких всего 7%, то есть явное меньшинство.
20% избирателей отдали оба своих голоса служителям закона (прежде всего нотариусу, полагая, видимо, что тот имеет возможность оказать реальные услуги жителям). Тем не менее электорат Бевиль-ле-Конт захотел дать в помощники нотариусу земледельца. Как и в Прюнэ-ле-Жийон, селяне хотели создать тандем: служитель закона — земледелец, дабы их интересы представлял и знаток законов, и тот, кто непосредственно работает на земле и в курсе всех деревенских проблем.
Рассмотрев на примере одного прихода, как происходил выборный процесс в разгар Религиозных войн, убеждаешься, что крестьяне были вынуждены постоянно прибегать к «посредникам», умеющим писать и обладающим определенным багажом знаний, в том числе знаний в области законов, а значит, могли бы помочь им защитить свои интересы или выдвинуть свои требования. Когда же законника-легиста под рукой не было, или же полагали, что этот легист не может представлять их интересы по причинам морального характера или по причине отсутствия у него надлежащего образования, крестьяне брали дела в собственные руки.
Исследуя тексты наказов, становится ясно, что в каждой деревне существовала более или менее многочисленная группа глав «очагов», и эта группа проводила, а иногда и навязывала остальным свою политику.
Проблемы религии на первом месте
Во всех пятидесяти списках наказов, составленных в бальяже Шартр, большая часть требований связана с церковью и духовенством — более 20%. Аналогичные показатели характерны для шателенств Труа, а в селениях Шампани с религиозными проблемами связано целых 37% наказов. На основании этих цифр можно оценить, как широко ставился вопрос о реформе католической церкви. Не удивительно, что в следующем веке реформа эта была проведена с необычайным энтузиазмом. Еще более наглядным является сравнение с 1789 годом, когда в том же самом бальяже Шартр только 3,7% наказов касалось религиозных проблем. К концу XVIII века вопросы религии прочно отошли на задний план, уступив место проблемам налогов, феодальных прав и реформы государственной власти.
В XVI веке, напротив, бушевали религиозные страсти и проблемы, связанные с верой, находились в центре животрепещущих дискуссий как в городе, так и в деревне. И хотя историографическая традиция на протяжении полувека пытается доказать, что религиозные проблемы являлись всего лишь фасадом, за которым скрывались конфликты экономического и социального характера, мы с удовлетворением можем сказать, что собранные нами статистические данные подтверждают, что в то время люди основное внимание уделяли вопросам религии. Полученные нами данные вписываются в историческое предвидение крупнейшего историка Люсьена Февра, одного из основателей школы Анналов. Сельский житель XVI века был бы наверняка изумлен, узнав, что есть люди, утверждающие, что его требования, связанные с вопросами веры и религиозной практики, были второстепенными, в то время как сам он считал их основными, они доминировали над прочими его проблемами.
Интересно, что сельские жители не касались вопроса присутствия в их деревне протестантов. Только в четвертой части наказов (иначе говоря, в одиннадцати из пятидесяти) есть требования, направленные «против существования разных религий». Значит, три четверти крестьян, проживавших в приходах вокруг Шартра, либо приспособились к соседям-протестантам, либо не считали нужным вспоминать о их существовании. Те же, кто, подобно жителям Марвиль-ле-Буа, подчеркивал, что «война и разруха пришли в королевство из-за двух разных религий», или, подобно жителям Булэ-д'Ашер, объяснял, что «пришлось претерпеть огромное зло по причине веры, именующей себя реформированной», считали, что зло происходило от «злонамеренных», «злоупотреблявших новой религией». Для этих людей единственным решением проблемы было только возвращение к «католической вере, апостольской и римской». Жители Геонвиля вспомнили даже о гневе Господнем и написали в наказе, что «все, приводящее к дурной жизни, будет уничтожено, и тогда гнев Господа утихнет». В наказах Илье, Сен-Лу, Липланте, Эрменон-виль-ла-Птит и ряда других деревень говорится, что религиозное единство должно привести к миру, а потому «следует истребить новые ереси и покарать тех, кто их изобрел».
