Алексей Исаев - Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг
К слову сказать, Гейер дает нам еще одно свидетельство относительно использования советскими частями немецких флагов. В своих воспоминаниях он позднее написал: «29 июня еще нельзя было точно сказать, находится ли Зельва в наших руках или все еще принадлежит врагу. Летчики докладывали о том, что видели немецкие подразделения, ясно различали знамена со свастикой. И одновременно наземные войска докладывали, что в Зельве идет стрельба». Судя по всему, это те же машины, о которых писал Хейдорн (см. выше). То, что такой прием не применялся позднее, объяснимо: ВВС Красной армии в 1942–1943 гг. были активнее, и цеплять на крышу машины тряпку со свастикой было попросту опасно.
Советское командование осознавало, что промедление уже в прямом смысле смерти подобно. Уже вечером 29 июня начались отчаянные попытки прорыва при поддержке артиллерии, танков и кавалерии на немецком фронте восточнее Зельвы и на реке Зельвянке. Как пишет Хейдорн: «Развернувшиеся тяжелые бои, отличавшиеся жертвенными атаками советской кавалерии, продолжались до 04.00 30 июня. Немецкий 15-й пп смог удержать свои позиции; однако он не смог помешать отходу советских частей на восток севернее его позиций»[143].
Очевидно, что неудача с обходным маневром через долину Зельвы заставила советское командование сменить стратегию. Теперь главный удар наносился к югу от Зельвы. Новая попытка прорыва последовала с утра 30 июня. Дальнейший ход событий описан в докладе командира 29-й моторизованной дивизии:
«На рассвете 30 июня с направления Кошели последовала мощная атака противника восемью волнами пехоты при поддержке танков. Противнику удалось продвинуться в направлении Клепаче — Озерница. Командир 107-го пп[144] доложил начальнику оперативного отдела штаба дивизии, что его полк больше не может удерживать позиции из-за больших потерь и нехватки боеприпасов. Командир сражавшегося на южном участке батальона погиб, командиры рот убиты или ранены. Связи с остальными батальонами нет»[145].
Передовая линия обороны была прорвана, и немцы сосредоточили усилия на обороне узла дорог к востоке от нее — Озерницы. В Озерницу стягивались все оказавшиеся под рукой части. Оборону в деревне и на подступах к ней заняли части противотанковых дивизионов 29-й и 34-й дивизий, легкий зенитный дивизион, две роты пехотинцев и даже подразделения связи и штаба 29-й дивизии. Отступающие части 107-го пехотного полка также были вновь собраны в Озернице и по мере возможности введены в бой. В итоге Озерницу не штурмовали, а обходили с севера и юга.
Ситуация была для немцев настолько серьезная, что была особо отмечена специальным промежуточным донесением группы армий «Центр» для Верховного командования вермахта. В нем говорилось:
«Сегодня утром противник прорвался через Зельвянка южнее Зельва на правом фланге 34 пд. Затем был отброшен. Ведется контратака двумя полками по обеим сторонам Озерница. Такой же прорыв противника произошел в лесу северо-восточнее Зельва»[146].
Прорыв «северо-восточнее Зельва» был, скорее всего, организован последними частями 7-й танковой дивизии. При этом в бою были массово использованы танки новых типов. В итоговом донесении группы армий за 30 июня говорилось: «Использование 55-тонных танков и продвижение их друг за другом в 8—10 рядов показывает, что противник через Слоним намерен выйти из окружения по наилучшим дорогам в направлении на юго-восток»[147]. Противник у советских танкистов на этом направлении был прежний — боевая группа полковника Томаса. Она оборонялась на высотах вокруг Деречина. Точных данных о ее потерях не имеется. Однако известно, что к 1 июля число боеготовых танков в 7-м танковом полку снизилось с176 до 152 машин[148]. 15-й полк 29-й моторизованной дивизии также был атакован крупными силами противника при поддержке танков с севера. Либо это были попытки прорваться с проселочных дорог на шоссе, либо часть общего плана содействия прорыву ударом во фланг и тыл немецкой обороне на Зельвянке.
Упомянутая в специальном донесении «контратака двумя полками» была произведена за счет подтягивания к Озернице двух полков 34-й пехотной дивизии. Большой удачей для немцев было то, что рядом с Озерницей находились готовившиеся к отправке дальше на восток три роты 5-го пулеметного батальона. Почти полсотни пулеметов этих рот были серьезным аргументом против прорывающихся советских колонн. Командир пулеметных рот вскоре доложил, что «наступление противника было отражено широко развернувшимися пулеметными ротами с тяжелыми потерями и части противника отступают». Тем не менее большие группы бойцов и командиров смогли прорываться как на восток, в район Новогрудка, так и по другим направлениям. К последним, в частности, относился отряд во главе с командиром 7-й танковой дивизии Борзиловым. В своем отчете он написал: «30.6 в 22.00 двинулся с отрядом в леса и далее Пинские болота по маршруту Вулька, Величковичи, Постолы, ст. Старушка, Гомель…»[149]. Судя по этому маршруту, он избежал новогрудского «котла» и сумел прорваться через шоссе на юг, в район Пинских болот.
Здесь же имеет смысл остановиться на некоторых легендах, связанных с прорывом частей 6-го мехкорпуса у Зельвы. Опрашивавший уже в наше время местных жителей исследователь Дмитрий Егоров пишет:
«Разведка у германцев работала прекрасно. Уже не столь важно как (с воздуха ли, с земли ли), но немцы в Клепачах были предупреждены: из окружения пробивается крупный штаб, готовьтесь встретить. Они подготовились к встрече очень тщательно и профессионально.
На всякий случай подготовили живой щит: согнали население к церкви, стоявшей на холме, и кладбищу. У излучины Ивановки, откуда хорошо просматривалась дорога на Кошели, артиллеристы установили орудия, расчистили сектора обстрела, спалив дома и другие постройки на краю деревни; А чтобы у тех, кому готовили ловушку, не возникло никаких подозрений, на другой возвышенности, тоже за рекой, создали видимость штабного расположения, подняли красный флаг»[150].
Перед нами написанная яркими красками и законченная картина: всевидящие и коварные немцы, заранее знающие обо всем и устраивающие тщательно продуманную засаду с использованием красного флага. Каким образом в постоянно меняющейся обстановке они умудрились вычислить движущийся штаб — непонятно. Не иначе в колонне был переодетый «бранденбургер» с сотовым телефоном, извините, небольшой рацией. Чаще всего штабы вычислялись немцами по работе раций, иногда — по показаниям перебежчиков и пленных. Но когда штаб двигался, сделать это было практически невозможно.
Надо сказать, что Д. Егоров дополнительно нагнетает атмосферу коварства и пишет: «Прибрежная теснина — идеальное место для засады. Ведомая злым роком, в нее и втянулась длинная колонна штаба 6-го мехкорпуса, его медсанбата, других тыловых подразделений»[151].
Теперь, имея немецкие донесения, мы знаем реальную обстановку в районе Клепачей и Кошелей 30 июня. Вышеописанные события могли произойти именно 30 июня, т. к. в предыдущие дни линия обороны немцев по Зельвянке сохраняла устойчивость. Соответственно о выходе к Клепачам штабной колонны не было и речи. Прорыв советских войск происходил по полевой дороге, точнее дорогам, ввиду неудач предыдущих попыток прорыва вдоль шоссе и севернее его. С точки зрения противника, ситуация также была отнюдь не радужной: фронт прорван, немцы лихорадочно собирают отовсюду подвернувшиеся под руку части и пытаются остановить прорывающиеся советские колонны. Им было не до выбора хитроумных способов противодействия отдельно взятой колонне.
Весь этот душераздирающий рассказ о засаде— это додумывание местными жителями несуществующих событий апостериори, ввиду обладания знанием случившейся в Белоруссии в июне 1941 г. катастрофе. Не обошла местных жителей и одна из фобий 1941 г. Так, согласно их рассказам, над Озерницей был 21 июня выброшен немецкий десант. Хотя на самом деле в этот район немецкие части 29-й моторизованной дивизии вышли прозаично по дорогам, без театральной и никому не нужной высадки на парашютах.
Работа историка заключается в том, чтобы извлекать из путаных и украшенных додуманными деталями рассказов пригодный для использования и анализа материал. Помимо конспирологической версии о засаде жители д. Клепачи рассказали о гибели в танке Т-34 в ходе того же боя некоего старшего командира Красной армии. Его танк был подбит заброшенной в открытый люк гранатой. Взрыва боекомплекта не последовало — ни одного снаряда в «тридцатьчетверке» уже не было. Вскоре удалось выяснить личность командира, прорывавшегося в этом танке:
«Когда немцы приказали населению закопать тела погибших советских военнослужащих, из тридцатьчетверки, стоящей у церкви, достали и похоронили тела четырех человек. Один из погибших, как установили по найденным при нем документам, был генерал-майор М.Г. Хацкилевич. Его документы Петр Ракевич спрятал на чердаке школы. Тела троих положили в одну общую могилу, тело Хацкилевича — в отдельную. Когда генерала хоронили, сверху его тело засыпали советскими деньгами (банкнотами — «тридцатками»), которые вывозились в этом же танке, а потом уже землей»[152].
