Александр Пыжиков - Питер - Москва. Схватка за Россию
«Я боюсь, когда вы разъедетесь, то окажется, что условия Добровольного флота значительно превысят ту сумму, которая вам рисуется сегодня»[569].
В этой ситуации, заключил он, лучшим вариантом будет продление договора с РОПиТ, хотя бы на временной основе, раз Дума категорически отказывается вотировать предлагаемый правительством шестнадцатилетний контракт[570]. Депутат от Калужской губернии Л.К. Шешминцев возражал: обязательные линии, прописанные в контракте, РОПиТ обслуживает из рук вон плохо. На них курсируют корабли, построенные еще в 60-х годах XIX века, а они по своей ветхости требуют громадных расходов на содержание. Несомненно, субсидия из бюджета приходится здесь весьма кстати. Общество терпело убытки на этих направлениях не вследствие их действительной убыточности, а из-за крайне низкого уровня эксплуатации[571]. Причем за эту работу, как справедливо упомянул министр, не берется никто другой. Это неудивительно: ведь РОПиТ имеет таких высоких покровителей, что любые предложения будут все равно отвергнуты.
«РОПиТ – есть не что иное, как кладбище русской предприимчивости, а памятники его – это пароходства, скупленные им у несчастных конкурентов»,
– заключил Шешминцев[572]. После этого большинство Думы отвергло сотрудничество с крупнейшим пароходством страны.
В следующем, 1911 году споры о заключении контракта разгорелись с новой силой. На этот раз правительство подготовилось к думским дебатам гораздо основательнее. Тимашев сообщил депутатам, что РОПиТ мало дорожит обязательными отношениями с правительством и «мечтает сделаться свободным предприятием», поставив свои корабли на выгодные линии. Таким образом, налицо была та же дилемма: или прекращение обязательных рейсов, или Добровольный флот. Но когда мы обращаемся к последнему, уверял министр, то вступаем в область полной неопределенности. Во-первых, ему только еще предстоит развернуться, а платить за это должна казна. Во-вторых, большой вопрос: выдержит ли он конкуренцию на рынках перевозок и сможет ли удержать клиентуру РОПиТ? Государственная дума, по словам Тимашева, поступала явно опрометчиво, доверившись представленным Добровольным флотом расчетам и заверениям. Результат, считал правительственный чиновник, предопределен: если договор с РОПиТ не будет заключен, то Россия просто потеряет свои рынки, которые очень быстро займут иностранные компании[573]. Со своей стороны, оппозиция, как и прежде, привела целый ряд контраргументов. В стенограмме заседания Думы выделяется яркая речь А.А. Уварова, октябриста, перешедшего затем из-за конфликта с А.И. Гучковым во фракцию прогрессистов. Он обратил внимание на то, что акции РОПиТ на бирже за год неплохо подросли. Всем казалось, что прошлогоднее решение Думы уронит бумаги общества, но все вышло наоборот. В июне 1910 года его акции стоили 550 руб., 3 мая 1911-го – уже 800 руб., а в день заседания – 830 руб. Трудно избавиться от ощущения, констатировал оратор, что все было предрешено заранее и что это злосчастное общество не сомневалось в благоприятном исходе дебатов в нижней палате. Указал Уваров и еще на одно любопытное обстоятельство: главным противником Добровольного флота выступил министр торговли и промышленности, которому этот флот подчинен. Ситуация парадоксальная: вместо того чтобы отстаивать интересы своего ведомственного актива, министр лоббирует частное пароходство, проявляя неплохую осведомленность о его делах и намерениях[574]. Тем не менее на этот раз общий оппозиционный настрой оказался более сдержанным, а итоги оказались благоприятными для властей. Со второй попытки общее собрание Государственной думы при незначительном перевесе голосов поддержало предложения Министерства торговли и промышленности о продлении контракта с РОПиТ; Тимашев расценивал это как свое значимое достижение на посту министра[575]. Однако правительство все же не оставило без последствий думское лоббирование Добровольного флота. Ему поручалась организация сообщений между Одессой и Владивостоком, на что выделялись небольшие субсидии. Но главное, флоту было решено предоставить беспроцентный кредит (около 4 млн руб.) на приобретение пароходов в 1914-1923 годах[576].
Неудачи, которыми сопровождались попытки Государственной думы обуздать правящую бюрократию, вызывали серьезные раздумья в купеческой элите. Как мы видели, за эти годы она смогла не раз убедиться в неэффективности существующего думского формата для реализации своих интересов. Крупнейшая предпринимательская организации страны – Совет съездов представителей промышленности и торговли – приносила московской буржуазии еще меньше пользы. Исследователи справедливо квалифицировали это объединение не только как один из каналов взаимодействия предпринимателей с властями, но и как своего рода противовес Государственной думе в деловой сфере[577]. Напомним, что деятельность Совета съездов с момента образования в 1906 году вдохновлялась прямыми конкурентами купечества – буржуазией Петербурга, юга России и Польши. Видные предприниматели из названных регионов в противоположность коммерсантам из Центрального промышленного района и Поволжья были широко представлены в руководящих органах этой организации[578]. Москва:
«если официально не была вне общероссийского объединения, то, по существу, почти никакого участия в его жизни не принимала, и даже более того, почти не интересовалась его существованием»[579].
Из состоявшихся ежегодных съездов в период 1906-1914 годов лишь один (в 1907-м) прошел в Первопрестольной. А глава Московского биржевого комитета Г.А. Крестовников, получив однажды приглашение из Петербурга председательствовать на съезде, предпочел отказаться, сославшись на болезнь жены; не поехали тогда на съезд и многие другие[580]. Если же купеческие лидеры все-таки появлялись на съездах, то, как правило, для выяснения отношений со своими традиционными конкурентами, причем «со стороны московских деятелей враждебность чувствовалась сильнее»[581]. Один такой конфликт произошел на IV съезде, в сентябре 1909 года. Московские биржевики критиковали практику распределения железнодорожных заказов. Правительство, говорили они, распределяет казенные заказы в пользу нескольких избранных заводов в ущерб остальным, что наносит громадный вред металлургической индустрии страны в целом. Ю.П. Гужон потребовал прекратить это безобразие; его тут же поддержали П.П. Рябушинский, С.Н. Третьяков, Н.А. Куров и др. Однако им стали бурно оппонировать горнопромышленники южного региона – те самые «избранные», о которых и шла речь. Они сочли этот вопрос не подлежащим обсуждению на съезде и отказались вырабатывать какую-либо резолюцию по этому поводу[582]. На VIII съезде, в мае 1914 года, нападки на правительственную политику со стороны московской делегации заметно усилились. Купеческие ораторы прибыли на форум с целью подвергнуть обструкции Петербургскую бюрократию, которая, по их мнению, не только ничего не делала для развития производительных сил страны, но и всячески его тормозила; между тем все были вынуждены ездить к ней на поклон, как в «ханскую ставку»[583].
Политическое лицо московской буржуазии формировалось не в рамках Совета съездов представителей промышленности и торговли, а совсем в другом формате – в ходе так называемых экономических бесед, которые происходили в купеческих особняках Москвы с 1909 года. От пятидесяти до ста представителей крупной буржуазии центра России, Поволжья и Сибири ежемесячно собирались для обсуждения различных вопросов, рассматривавшихся в Государственной думе. В беседах самое деятельное участие принимали оппозиционные депутаты думы, известные в стране ученые: ректор Московского университета А.А. Мануйлов, экономист П.Б. Струве, юрист С.А. Котляревский, проф. М.М. Ковалевский, И.X. Озеров, С.Н. Булгаков и многие другие. Информация о встречах в виде коротких отчетов и статей участников дискуссий иногда появлялась в печати[584]. И.X. Озеров метко назвал их «московским торгово-промышленным парламентом»[585].
Члены этого «парламента» разрабатывали для России свой рецепт модернизации – по западным стандартам. Опорой развития провозглашался исключительно частный бизнес, который идейно обслуживают разноликие слои прогрессивной общественности. Влияние бюрократии, считали участники собраний, следует свести к минимуму, к технической роли. Во всех дискуссиях звучала критика правительства, которое все активнее пользовалось полицейско-бюрократическими методами руководства экономикой:
