Джек Уэзерфорд - Чингисхан и рождение современного мира

Полгода спустя и всего за несколько дней до полной победы над тангутами Чингисхан умер. «Сокровенное сказание» четко указывает, что он умер в конце лета. Хотя «Сказание» подробно описывает каждого коня, на котором ездил хан, оно неожиданно сжато говорит о его смерти. Другие источники указывают, что когда смерть приблизилась к нему, его жена-татарка, Есуй, приготовила его тело к похоронам так же просто и скромно, как он жил. Слуги обмыли тело и облачили его в белые одежды, войлочные сапоги и шапку, затем завернули его в белое войлочное покрывало, наполненное сандалом, который должен был отогнать насекомых и придать телу приятный аромат. Они закрепили войлочный гроб тремя золотыми ремнями.

На третий день в сторону Монголии выступила процессия. Тело Великого Хана везли на простой повозке. Впереди несли Духовное Знамя Чингисхана, за ним следовали плакальщицы, а за ними женщина-шаман. Замыкал процессию конь с болтающейся уздой и пустым седлом Чингисхана.

Трудно сказать, какую память надеялся оставить после себя Чингисхан. Мы можем получить только косвенный намек на это в хронике, которую составил Минхадж аль-Сирадж Джузджани. Он именует Чингисхана «проклятым» и описывает его смерть, как сошествие в преисподнюю, но он же приводит разговор, якобы состоявшийся с неким имамом, который служил при дворе «мерзостного завоевателя». Сам имам хвастливо утверждал, что он заслужил стать одним из приближенных монгольского хана. Во время одной беседы Чингисхан якобы сказал: «Могучее имя останется в мире после меня».

С некоторой неуверенностью имам сказал Чингисхану, что тот убил уже столько людей, что может не остаться никого, кто помнил бы его имя. Хану не понравился ответ священнослужителя, и он сказал: «Видно, что ты ничего не понимаешь, и что мудрость твоя мала. Много в мире царей», — объяснил он этому ученому мужу. Он добавил, что в мире еще много народов и царств. Чингисхан уверенно заявил: «Они и поведают мою историю!»

Более убедительную информацию о самооценке Чингисхана в конце жизни мы находим в одном письме. Чингисхан написал его некоему китайскому монаху-даосу, копию текста составил один из его учеников. В отличие от «Сокровенного сказания», которое описывает только события и сказанные слова, это письмо — единственное свидетельство размышлений Чингисхана о самом себе и своем месте в мире. Хотя это письмо доступно нам только в переводе на классический китайский язык, который был сделан, несомненно, кем-то из киданей, странствующих вместе с монгольским двором, чувства и принципы Чингисхана довольно ясно отражаются в этом документе.

Его голос доносится до нас просто и ясно, в нем звучат опыт и здравый смысл. Он склонен приписывать поражение своих врагов скорее их собственной ущербности, чем своим уникальным способностям: «Сам я особыми дарованиями не отличаюсь». Он говорит, что Вечно Синее Небо обрекло соседние цивилизации из-за их «заносчивости и развращенности». Несмотря на огромное богатство и власть, которые он скопил, Чингисхан продолжал вести простую жизнь: «Я ношу ту же одежду и ем ту же пищу, что и пастухи в степи. Мы приносим одни и те же жертвы, и мы делим богатства поровну». Он предлагает краткое резюме своего мировоззрения: «Я ненавижу роскошь» и «Я практикую умеренность». Он старался обращаться со своими подданными как со своими детьми, а одаренных людей считал себе братьями, не смотря на их происхождение. Он описывает свои отношения со своими чиновниками как близкие и основанные на уважении: «Мы всегда согласны в наших принципах и всегда объединены взаимной привязанностью».

Хотя он послал это письмо накануне своего похода против мусульманских земель, и письмо было написано по-китайски, он явно не считал себя наследником культурных традиций той или иной стороны. Он признавал только одну прежнюю империю, которая восхищала его — ту, что построили его предки гунны.

Было ясно, что он не хочет править ни в мусульманском, ни в китайском стиле. Он хотел найти свой собственный путь, подходящий степной империи потомков гуннов.

Он утверждает, что его победы стали возможны только благодаря помощи Вечно Синего Неба, но «поскольку призвание мое высоко, обязанности возложены на меня столь тяжкие». Тем не менее, он не считает, что в мирной жизни он был столь же успешен, как в войне: «Я боюсь, что правлению моему чего-то не хватает». Он говорит, что хорошие чиновники так же нужны, как хороший руль — лодке. Хотя ему удалось найти людей одаренных, чтобы они стали его военачальниками, он признает, что не смог найти людей, которые были бы такими же хорошими управителями.

Но важнее всего то, что в этом письме отражен поворот в политическом мышлении Чингисхана. Признавая свои недостатки, он, тем не менее, показывает растущее чувство собственного значения и собственной роли на земле. Он начал войну против чжурчженей — его первую большую войну вне степи — как ряд набегов и грабежей, но в конце ее он создал там вассальное царство. Его слова указывают на более глубокий и широкий план, чем простое обогащение и контроль над торговыми путями. Он признает, что он отправился на юг, чтобы совершить то, что никто еще не совершал в истории. Он трудился над «великой работой», потому что хотел «объединить весь мир в единую империю». Он был уже не вождем какого-то племени, теперь он хотел стать правителем всех людей и земель от востока до заката.

Наверное, самое подходящее описание смерти Чингисхана принадлежит перу Эдварда Гиббона, английского историка XVIII века, крупного специалиста в истории империй и завоеваний. Он написал просто, что Чингисхан «умер в полноте своих лет и своей славы, со своим последним дыханием заклиная и повелевая своим сыновьям завоевать Китайскую империю». Чтобы исполнить это последнее желание Чингисхана, нужно было сделать еще очень многое.

6

Завоевание Европы

Том же лете, по грехом нашим придоша языци незнаеми.

В пьяном угаре щедрости во время празднества по поводу восхождения на престол Великого Хана Угедея, он сам открыл сокровищницу своего отца и стал свободно раздавать богатства, лежавшие там. Он раздаривал жемчуга, которые так ценили монголы, целыми коробами. Мотки шелка просто швыряли в толпу. Коней и верблюдов пышно украшали, и все монголы получили шелковые дэлы с золотой оторочкой. У них было столько ярких цветных одежд, что придворные могли каждый день обряжаться в одеяния одного цвета, а на следующий день был предписан другой цвет.

Они пили, пировали и играли в разные игры на протяжении всего лета 1229 года в Аварге, где были в свое время возведены хранилища для огромной части добычи привезенной Чингисханом из его походов. День синего шелка сменялся днем желтого, зеленого и белого. Самая влиятельная семья в мире праздновала восхождение нового Хана. Спиртное лилось рекой. Мужчины и женщины пили до потери сознания, затем они забывались пьяным сном, а когда просыпались, то продолжали пить.

Примерно в это время семья приняла имя Золотой Семьи или Золотого Рода. Золото символизирует у монголов ханскую власть, но оно так же легко могло отражать и несметное богатство, которым обладала семья, и которое она тут же начала использовать. Без Чингисхана, чтобы укротить безумное веселье, его наследники упивались сокровищами, которых не заслужили, и вином, к которому успели пристраститься. Пьяная оргия во славу Хана Угедея задала тон всему его правлению, и на какое-то время овладела духом всей империи. Как вскоре написал Ата-Малик Джувайни, Угедей «всегда расстилал ковер увеселения и ткал узор наслаждения вином и прекрасными женщинами».

Во время междуцарствия после смерти Чингисхана и во время монгольского празднества по поводу избрания Угедея некоторые из недавно покоренных народов откололись и перестали посылать монголам дань. Угедею пришлось посылать большие армии обратно в северный Китай и Среднюю Азию, чтобы вновь утвердить там власть монголов. Как только его утвердили в 1230 году, он послал три тумена, то есть примерно тридцать тысяч солдат, чтобы усилить монгольский контроль в Средней Азии, но большая часть сокровищ уже была вывезена. Он послал туда армию оккупантов, а не завоевателей. Они даже брали с собой свои семьи. Уровень дани, которая поступала в Монголию из северного Китая и Средней Азии, тем не менее, оставался вполне скромным по сравнению с первичным разграблением.

Угедей не поехал со своей армией, завоевания его мало интересовали. Он решил, что как и все другие великие цари, он должен иметь свою собственную столицу — не просто несколько гэров, а самые настоящие здания с крышами стенами и окнами. Вопреки мнению своего отца, Угедей считал, что империя, завоеванная в седле, не обязана из седла управляться. А ведь то, что управление осуществлялось очень мобильным ханом и его двором, было одним из главных факторов, который принес монголам военный успех. Угедей попробовал создать стационарный центр для управления всей империей — это была одна из первых серьезных ошибок его короткого правления.