Джеффри Хоскинг - История Советского Союза. 1917-1991
Колхозы медленно оправлялись от страшного разорения и к концу тридцатых годов стали регулярно получать урожаи большие, чем десять лет назад. Они работали в соответствии с планами, спущенными из Народного комиссариата земледелия. Политический и экономический контроль осуществлялся через машинно-тракторные станции (МТС), каждая из которых надзирала над дюжиной колхозов. Официально МТС были созданы для того, чтобы снабжать хозяйства сельскохозяйственной техникой (ее не хватало для того, чтобы оснастить ею каждый колхоз). Плата за пользование техникой производилась натурой, так что МТС действовали как заготовительные конторы. К тому же партийные ячейки базировались в МТС, директора которых обычно были сотрудниками ГПУ (или НКВД — Народный комиссариат внутренних дел, как эта организация стала называться с 1934 г.): они должны были выслеживать “подрывной элемент”. Со временем при МТС были даже созданы “политические отделы”, подобные тем, что существовали в Красной Армии.
Оплата колхозников зависела от доли их труда на общественных полях. Единицей измерения заработной палаты был “трудодень” — рабочий день квалифицированного работника стоил дороже. Тракторист мог зарабатывать в четыре раза больше, чем ночной сторож. Но действительная проблема “трудодней” состояла в том, что на них выплачивались лишь остатки: трудодни оплачивались только после того, как колхоз выполнял все свои обязательства — перед заготовительными конторами, МТС, банками и т.д. В неурожайные годы оставалось очень немногое. Даже в относительно благоприятном 1939 г. в 15 700 колхозах из 240 тыс. люди не получили на трудодень вообще ничего.
Нет ничего удивительного в том, что крестьяне рассматривали работу в колхозе как возрождение барщины. Ощущение того, что они превратились в крепостных, усиливалось отказом государства выдавать колхозникам паспорта тогда, когда его наличие стало обязательным для перемены места жительства (1932 г.). Таким образом они действительно были более или менее прикреплены к земле, к удовольствию председателей колхозов.
Только в одном партия пошла на компромисс с крестьянством. “Примерный устав колхоза” 1935 г. гарантировал им право иметь небольшой приусадебный участок и выращивать на нем продукты для собственных нужд, держать корову, ограниченное количество свиней или овец и птицу неограниченно. Продукты с приусадебных участков предназначались прежде всего для собственного потребления, но любой прибавочный продукт мог быть продан на специальных разрешенных властями рынках. От рынков, как мы видели, города зависели довольно сильно, получая с них некоторые виды продовольствия. Эти частные участки стали, таким образом, существенной поддержкой и для крестьянской экономики, и для питания горожан. Партия же допустила их существование с большой неохотой. Для работы на приусадебных участках у крестьян находилось и время, и трудолюбие, которые пропадали неизвестно куда во время работы на колхозных полях.
Говоря коротко, коллективизация в известной степени решила зерновую проблему (после первоначального провала), но оставила после себя наследство в виде деморализованного сельского населения и малопроизводительной системы хозяйствования.
Помимо преобразований в области сельского хозяйства и промышленности, на очереди была еще одна область, которую Ленин считал даже более важной, чем две первые. Речь идет о “культуре”. В русском языке слово “культура” куда более многозначно, чем в английском. Ленин подразумевал прежде всего техническую грамотность, трудовую дисциплину, производительность труда, честность и патриотизм. В последние годы жизни он понял, что именно этих качеств не хватает новой России. Из этого следовало, что новый режим сохранит еще на некоторое время зависимость от иностранных и “буржуазных” специалистов.
С этой логикой Ленин примирился еще во время гражданской войны. Уже тогда приглашали старых администраторов, чтобы снова запустить заводы. Им дали возможность работать так, как те привыкли, — применять сдельную оплату труда, прекратить деятельность “рабочего контроля”, использовать “научные” тейлористские методы организации производства. Первые попытки планирования в советской стране были основаны на предложениях, выдвинутых именно такими специалистами. Так, в 1920 г. план электрификации — ГОЭЛРО был основан на расчетах, сделанных профессором Гриневским, возглавлявшим Московское высшее техническое училище. ВСНХ и Госплан также первоначально имели в своем штате экономистов и администраторов, которыми страна в то время располагала. В большинстве своем они не испытывали к большевикам особой симпатии, но понимали, что страну надо восстанавливать.
Отношения между новой властью и старыми специалистами складывались, разумеется, нелегко, а временами и бурно. В особенности это относится к провинции, где власти не всегда разделяли широту взглядов партийной верхушки. Так, например, в марте 1919 г. профессор Дукельский, преподаватель агрономии в воронежском техникуме, написал Ленину письмо, где жаловался на притеснения со стороны новых местных политических руководителей. Все они, по презрительному замечанию Дукельского, происходили из низов среднего класса и в прошлом были деревенскими урядниками, мелкими городскими чиновниками и лавочниками. По словам Дукельского, трудно описать весь ужас чинимых ими унижений и страданий. Постоянные позорные угрозы и обвинения, бессмысленные, но чрезвычайно унизительные обыски, угрозы расправы, реквизиций и конфискаций, вмешательство в наиболее интимные стороны жизни. Так, от Дукельского требовали, чтобы он, человек, живший в том же училище, где и преподавал, обязательно спал бы со своей женой в одной постели.
Сам Ленин, разумеется, подобное поведение не приветствовал. Чтобы заставить всех относиться с большим уважением к квалифицированным специалистам, в которых так нуждалась страна, Ленин опубликовал письмо Дукельского в “Правде”. Разногласия не прекратились, но тем не менее многие специалисты пришли к выводу, что с коммунистами можно работать, поскольку их правительство явно собирается восстановить закон и порядок, уделить особое внимание развитию техники и даже поставить рабочих на место. Генерал Ипатьев, ведущий специалист в области химического производства при царе и человек весьма консервативных взглядов, согласился стать при коммунистах директором Государственного научно-технического института, поскольку, что бы там о них ни говорили, коммунисты “спасли страну от анархии и по крайней мере временно сохранили ее интеллигенцию и ее материальное благополучие”. Среди специалистов широко распространилось сменовеховство, теория, согласно которой большевики теперь воплощали в себе Великую Россию, т.е. делали именно то, в чем потерпело фиаско царское правительство.
С самого начала правительство организовало строгий учет специалистов, которых явно катастрофически не хватало. Уже в декабре 1918 г. Совнарком начал их регистрацию, чтобы потом использовать в промышленности и управлении экономикой. На XII съезде партии Оргбюро объединило эти списки с досье, которые вел Сталин “для учета и распределения кадров”, и эта объединенная система начала быстро разрастаться. Таким образом, государство получило возможность в большей степени контролировать благонадежность специалистов, хотя пока что не пыталось избавиться от наименее надежных — их просто было некем заменить. Даже в 1928 г. из списков следовало, что из всех инженеров, работающих в советской промышленности, только 138 были членами партии. Прямо противоположное положение существовало среди административного аппарата управления промышленностью, где количество членов партии доходило до 70%, но лишь немногие из них были действительно квалифицированными работниками. Так случилось потому, что партия выдвинула многих своих представителей на руководящие должности. На этих практиков — людей, не имевших специального образования, но обладавших практическими навыками, — партия могла положиться больше, чем на беспартийных специалистов.
Этот разрыв между аппаратом управления и образованными специалистами партия не могла терпеть до бесконечности. Она хотела разрешить проблему, подготовив собственных специалистов. Но эта работа в течение 1920-х гг. сталкивалась с серьезными трудностями. В институты и техникумы, занятые подготовкой специалистов, предпочтительно допускались лица рабоче-крестьянского происхождения. Разумеется, они были хуже подготовлены к учебе, чем представители среднего класса и интеллигенции. Для восполнения пробелов в знаниях наименее грамотные студенты прежде всего проходили курс подготовки на рабфаках, или “рабочих факультетах”. Созданные в 1919 г. рабфаки были предназначены для того, чтобы студенты из рабочих и крестьян, не имевшие полного среднего образования, могли получить начальные знания, необходимые для дальнейшего обучения по избранной специальности. Результаты были неоднозначны, и многие из выпускников техникумов обманули ожидания своих преподавателей. Совершенно очевидно, что некоторое их количество — советская статистика не сообщает, какое именно, — вообще не смогли закончить курса. В университетах и техникумах поднималась волна негодования против преподавателей, особенно в комсомольских организациях.
