Эпоха веры - Уильям Джеймс Дюрант
При входе в собор смешиваются четыре впечатления: простые линии нефа и свода, едва ли сравнимые по размерам и красоте с нефами Амьена или Винчестера; богато украшенный экран хора, начатый в 1514 году ярким Жаном ле Тексье; мирная фигура Христа на колонне южного трансепта и, наполняющие все мягким цветом, непревзойденные витражи. Здесь, в 174 окнах, 3884 фигуры из легенд и истории, от сапожников до королей. Это средневековая Франция, увиденная через самые богатые цвета из когда-либо созданных — темно-красные, нежно-голубые, изумрудно-зеленые, шафрановые, желтые, коричневые, белые; здесь, прежде всего, слава Шартра. Не стоит искать в этих витражах реалистичный портрет: фигуры нескладны, порой абсурдны; голова Адама в медальоне «Изгнание из Эдема» болезненно перекошена, а двусторонние прелести Евы вряд ли могли бы склонить богомольца к распутству. Этим художникам казалось достаточным, чтобы картины рассказывали историю, а цвета сливались в представлении зрителя и в своем смешении окрашивали воздух собора. Превосходно по дизайну окно Блудного сына; знаменито по цвету и линиям окно символического Древа Иессея; но лучше всех остальных — Нотр-Дам де ла бель верриер — «Богоматерь прекрасного окна». По преданию, это прекрасное панно было спасено из пожара 1194 года.22
Стоя на пересечении трансепта и нефа, можно увидеть главные розы Шартра. На главном фасаде центральная роза занимает сорок четыре фута, почти столько же, сколько неф, который она пересекает; некоторые называют ее самой прекрасной работой из стекла, известной истории.23 В северном трансепте находится «Роза Франции», подаренная Людовиком IX и Бланш Кастильской и посвященная Деве Марии; напротив нее через всю церковь — «Роза Дрё» на фасаде южного трансепта, подаренная врагом Бланш, Пьером Моклерком из Дрё, и противопоставляющая Сына Марии Богоматери Бланш. Тридцать пять меньших роз и двенадцать еще более мелких розочек завершают реестр круглого стекла Шартра. Современный дух, слишком торопливый и нервный, чтобы достичь терпеливого и спокойного совершенства, в изумлении стоит перед произведениями, которые следует приписать не гению отдельных личностей, а духу и труду целого народа, сообщества, эпохи и веры.
Мы взяли Шартр как образец зрелой или лучезарной готики, и не должны потакать подобным образом Реймсу, Амьену и Бове. Но кто может в спешке пройти мимо западного фасада Реймса? Если бы на башнях по-прежнему возвышались оригинальные шпили, этот фасад был бы самым благородным творением человека. Поражает единство и гармония стиля и деталей в строении, возведенном шестью поколениями. Собор, законченный Хинкмаром в 841 году, сгорел в 1210 году; в первую годовщину этого пожара было начато строительство нового собора, спроектированного Робером де Куси и Жаном д'Орбе, который должен был подойти для коронации королей Франции. После сорока лет трудов средства закончились, работы были прекращены (1251 год), и великая церковь была завершена только в 1427 году. Пожар 1480 года уничтожил шпили; сбережения собора были израсходованы на ремонт основного строения, а шпили не были восстановлены. Во время Первой мировой войны снаряды разбили несколько контрфорсов и пробили огромные бреши в крыше и своде; внешняя крыша была уничтожена огнем, и многие статуи были разрушены. Другие фигуры были изуродованы фанатиками или эрозией веков. История — это поединок между искусством и временем.
Скульптуры Реймса, как и его фасад, являются вершиной готического искусства. Некоторые из них архаически грубы; непревзойденными являются скульптуры в центральном дверном проеме; в различных местах порталов, пинаклей, интерьера мы натыкаемся на фигуры, которые имеют почти перикловскую завершенность. Некоторые, как Богородица в колонне центрального портала, возможно, слишком изящны и свидетельствуют об ослаблении готической силы; но Богородица Очищения слева от того же портала и Дева Посещения справа относятся к тем достижениям замысла и исполнения, перед которыми немеет язык и перо. Более известными, но не столь близкими к совершенству, являются улыбающиеся ангелы в группе Благовещения на этом фасаде. Как отличаются эти радостные лица от Святого Павла из северного портала — одного из самых сильных портретов, когда-либо высеченных в камне.
Скульптуры Амьенского собора превосходят Реймсские по изяществу и отделке, но не дотягивают до них по достоинству замысла и глубине откровения. Здесь на западном крыльце стоит знаменитый Бо Дье, немного формальный и безжизненный после живых фигур Реймса; здесь же Святой Фирмин, не испуганный аскет, а твердый, спокойный человек, который никогда не сомневался, что право восторжествует; здесь же Дева, держащая на руках своего ребенка со всей проникновенной нежностью юного материнства. На южном портале Vierge dorée, Золотая Дева, улыбается, наблюдая за своим ребенком, играющим с мячом; она немного приукрашена, но слишком милостива, чтобы заслужить неблагозвучный эпитет Рёскина «пикардийская субетта». Приятно видеть, как готические скульпторы после столетия служения теологии открыли для себя мужчин и женщин и высекли радость жизни на фасадах церквей. Церковь, которая тоже научилась радоваться земле, подмигнула этому открытию, но сочла разумным поместить на главном фасаде Страшный суд.
Амьенский собор был построен в 1220-88 годах несколькими архитекторами — Робертом де Лузаршем, Томасом де Кормоном и его сыном Регно. Башни были завершены только в 1402 году. Интерьер — самый удачный из готических нефов; он поднимается к своду высотой 140 футов, и кажется, что церковь скорее тянет вверх, чем несет на себе груз. Непрерывные валы от земли до свода связывают трехъярусные аркады нефа в величественное единство; своды апсиды — триумф гармоничного дизайна над сбивающими с толку неровностями; сердце замирает при первом взгляде на окна клироса и розы трансептов и фасада. Но неф кажется слишком узким для своей высоты, стены слишком хрупкими для крыши; элемент неуверенности входит в благоговение, вызываемое этим жизнеутверждающим камнем.
В соборе Бове эти сводчатые амбиции готики пересилили себя и достигли своего рокового падения. Великолепие Амьена возбудило зависть жителей Бове. В 1227 году они начали строительство и поклялись поднять свод своей святыни на тринадцать футов выше, чем у Амьена. Они довели хор до обещанной высоты,