Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным
Любе не понравилось угощение. Ей было девять лет. Даже опытный кудесник не мог бы предсказать тогда, что именно за эти початки получит Люба орден, что о ней будут писать в газетах и самый уважаемый человек в государстве скажет о ней: «Молодец, Люба!»
* * *
Моя «раскладушка» — рядом с Колькиной кроватью. Просыпаемся оба от стука и шепота в форточку:
— Люба! Люба!..
Слышно, как за перегородкой одеваются, плещет вода в умывальнике, скрипят резиновые Любины сапожки. Потом вспыхивает фонарик. Желтое пятно света скользнуло по бревенчатой стенке, по темной иконе в углу, по бороде Фиделя Кастро, осветило медали на груди Долинюк и остановилось на ходиках. Шесть часов…
Скрипнула дверь. Слышны два голоса. Загрохотал и поехал от дома трактор. Ксенья Фроловна заходит в комнату, говорит о чем-то с Любиной матерью.
— Люба новый трактор осваивает? — спрашиваю я у Кольки.
Он прыгает с кровати, начинает делать зарядку:
— Уже вовсю ездит… На «Беларуси» легче, чем на этом… И меня научить обещала…
…У каждого из нас много учителей. Став на ноги, мы вспоминаем детство и юность, и в этих светлых воспоминаниях на первом месте — учитель, наставник, советчик. Он, может, и не делал тебе строгих внушений, не поучал. Он просто жил рядом с тобой своей жизнью, он показал тебе, как надо жить.
Простая, почти неграмотная женщина Ксенья Фроловна Горина не дала племянникам «отойти от земли». Научила Любу, ее сестер и братьев любить землю, научила трудиться. Они выращивают сейчас кукурузу, ходят за птицами и коровами, построили дома, и все у них ладится и хорошо идет.
В прошлом году зашла Люба к тетке:
— Ксень, хочу на трактор. Руками теперь немного сделаешь…
Тетка не стала ни советовать горячо, ни отговаривать. Взяла Любину руку, положила в свою ладонь:
— Если думаешь парней завлекать крашеными ногтями, то лучше не надо на трактор… Масло… Не удержится краска…
Люба стала ходить в мастерскую, сидела по вечерам над промасленными тетрадками. Отшучивалась, когда подсмеивались, и плакала втихомолку, когда «совсем-совсем не клеилось»… Раннею весной прошлого года выехал из усадьбы совхоза голубой «Беларусь». Следом бежали ребятишки и кричали: «Поехал, поехал!» За рулем сидела Люба. А весной, когда зацвели вишни, Любин «Беларусь» удивил всю деревню: «Такие квадраты выделывал!» Вчерашние насмешники останавливались на кукурузном поле:
— Ну и Любка!..
* * *
Есть и еще у Любы учительница… О кукурузе в Ново-Студеновке заговорили лет шесть назад. На шумном собрании дело пришло к голосованию. Все решил скотник, который сказал, что еще одну крышу на корма пустил… Решили посеять, попробовать. Поручили новое дело комсомольцам. А комсомольцы Любу вперед подтолкнули: «Давай, заправляй!» Посеяло звено кукурузу и свеклу. Делали будто бы все как следует. Но свекла выросла, а кукуруза зачахла. Пустили скот по ней, «чтобы хоть какая-нибудь корысть получилась».
Весною опять коровам на корм крыши снимали. И опять шумно спорили: «Сеять ли, не сеять?»
Перед севом Ксенья Фроловна пошла «взглянуть на девчонок» и аж присела на пашне. Девчонки торопливо зарывали в ямы мешки с удобрением, чтобы не возиться.
— Люба, что ж это?..
— Теть Ксень, все равно не вырастет.
Суперфосфат отрыли. Старательно, будто солью, посыпали землю. Но кукуруза опять до колен только и выросла. Вот тогда задумались, стали читать, спрашивать: «Как у людей-то?»
Оказалось, что у людей растет кукуруза такая, что заблудиться можно. Вот тогда звеньевая Перегудова Люба решила поехать за опытом.
А в учителя себе выбрала Евгению Алексеевну Долинюк, жившую ни далеко, ни близко… за тысячу километров от Ново-Студеновки.
Собрали денег на дорогу. Поплакала и помолилась на икону Любина мать. Десять пензенских девчонок вместе с Любой сели в поезд, и целое лето потом и целую осень не видели их сельские хлопцы. Только письма с расплывчатым штемпелем: «Тернопольская область…»
А в письмах чудные украинские словечки, над которыми голову поломаешь. В полушутливых Любиных письмах к управляющему отделением чаще всего встречалось слово «треба». «Треба навоз готовить… Треба семян пошукати, удобрения треба». Управляющий улыбался и понимал, что надо делать…
Глубокой осенью, когда пошли дожди и курлыкали журавли над Ново-Студеновкой, пришла шутливая телеграмма: «Встречайте с опытом».
Собрались подруги, соседи, родственники, пришел управляющий. Люба протянула матери сверток:
— Це, мамо, подарки та гроши. Заробила в колгоспе у Долинюк. А це — опыт, — и показала мозоли на ладошках…
— Ну рассказывай, будет у нас кукуруза? — спросил управляющий, когда улеглись шутки.
— Будет! — сказала Люба.
* * *
Она долго рядилась с летчиком. Летчику не хотелось лишнего груза. Зачем?
— А затем, что будешь сыпать не там, где надо… Ты знаешь, что это значит для кукурузы?
Летчик махнул рукой и подсадил девушку в самолет. Так вдвоем они три дня «пудрили» пашню суперфосфатом. От подъемов и спусков у Любы кружилась голова.
— Ну и натура! — сказал летчик.
Летчик не знал, конечно, что год назад на этой самой пашне суперфосфат зарывали девчонки в яму… Их опять было восемь девчонок в звене. Они задерживали снег, задерживали талую воду, «пудрили» землю, сеяли, ждали ростков. Ростки появились. Но от запоздалых морозов почти треть почернела. Подсаживали лопатой…
На недавнем воронежском совещании Люба рассказывала, как восемь девчонок перехитрили погоду. Все дружно хлопали Любе. А Никита Сергеевич Хрущев пожал ей руку и сказал: «Молодец, Люба!»
Кукуруза вымахала выше головы. И если даже на лошадь садились, все равно головы не было видно. И это — на той самой земле, на том самом участке, где только до колен росла кукуруза. Семьсот два центнера с гектара!
— Значит, может на пензенских землях… — качали старики головами.
С того года не снимали больше в Ново-Студеновке соломенных крыш на корма. Уже не пятьдесят, а семьсот гектаров этой весной отвела кукурузе Ново-Студеновка. Уже не тяпки — «Беларуси» будут ходить по пашням. На одном из них, как и в прошлом году, будет сидеть вот эта девушка с озорными глазами и сердечной улыбкой. За рулем сменять ее будет Иван Перегудов — однофамилец, решивший, как Люба, «воевать с кукурузой».
На пензенской земле кукурузному фронту готовится пополнение. Восемьсот молодежных звеньев прибывает этой весной на кукурузный фронт. Сто двадцать девушек по Любиному следу садятся на трактор…
* * *
Хорошая весна! Чибисы за Любиным домом ищут место для гнезд и каждого встречного спрашивают: «Чьи вы, чьи вы?» Каждый день стучит почтальон на крыльце нового дома:
— Два из Сибири! От Долинюк есть…
На той же улице в Ново-Студеновке есть и еще один маленький домик. В нем нежарко горят окна по вечерам. К нему почтальон не знает дороги. Все, кто мог бы написать хозяйке этого домика, живут тут же рядом, в Ново-Студеновке. Они не отошли от земли, не разъехались. Взрослыми стали племянники Ксеньи Фроловны Гориной. У каждого — своя судьба, свои радости, свой дом. Каждому приходят уже и письма откуда-нибудь. У Любы больше всех писем. Ксенья Фроловна любит подержать конверты в руках. Подержит. Положит и прибавит смущенно:
— Не разберу. Один класс у меня…
Наверное, хочется ей и самой получить письмо откуда-нибудь. Но все, кто написать бы мог, живут рядом, в Ново-Студеновке…
Фото автора. Ново-Студеновка Пензенской области.
12 апреля 1961 г.
Дорога к звездам
РЕПОРТАЖ ИЗ ДОМА ПЕРВОГО КОСМОНАВТА
10 часов 01 минута… Весь мир слушает радио, слушает Москву. Весь мир затаил дыхание.
Человек в космосе! Известны его имя, фамилия, но мир еще мало знает о нем. Известно только — русский, советский. Наша машина с бешеной скоростью вырывается из Москвы…
Обыкновенная улица, обыкновенный дом, обыкновенная лестница на пятый этаж. Нажимаем кнопку…' Дверь открывает обыкновенная женщина.
— Квартира Гагариных?
— Да…
Читатели могут понять волнение, которое испытали мы на пороге этого дома. Здесь живет ОН… Две комнаты, кухня. Обои с цветочками, занавески, полки с книгами, круглый стол. Телевизор, приемник. Приемник и телевизор не выключаются в этой квартире.
Весь мир слушает сейчас Гагарина. Весь мир считает его своим. Он — сын Земли, Земля слушает и ждет его. А в этой комнате жена его и двое ребятишек: Лена и Галя. Жену зовут Валей. Мы поздравляем ее. Она и смущается, и радуется, и тревожится. Десятки сложных чувств в душе этой женщины, и все они отражаются на ее лице. Он в космосе! Он говорит, что все хорошо… Дрожащей рукой она записывает в ученическую тетрадку часы, минуты. Она ждет, она не может разговаривать. Полная комната соседей, тоже слушают.
