Андрей Лебедев - Яволь, пан Обама! Американское сало

Следующую ночь Евгений Васильевич уже совсем не помнил себя. Был какой-то вагон на станции «Киев-Сортировочный», какие-то проводницы, кавказцы с черными недобрыми глазами. И нескончаемая череда бутылок. Портвейн, пиво, водка… водка, пиво, портвейн. Пришел в себя на вторые сутки, когда деньги кончились. Без пиджака, в чужой рубашке, в железнодорожном кителе с молоточками на петлицах… Ужас! Хорошо еще, не в обезьяннике с уголовниками очнулся — бог миловал!

Чудом отвязался от прилипшей к нему вокзальной девки-синявки, отдал ей последнюю мелочь из кармана. На метро денег не было… как, впрочем, и мобильного телефона, и бумажника с кредитками. Потерял или пропил… До офиса добирался на троллейбусе «зайцем».

В офисный центр его охранник сперва пускать не хотел — не признал. Хорошо, его напарник помнил Дружинина в лицо и, признав в небритом алкоголике директора из пятьсот первого офиса с пятого этажа, пустил-таки Евгения Васильевича без ключей и документов, даже выдал ему дубликаты из сейфа.

— Что, загуляли, Евгений Васильевич? — с чисто мужской солидарностью в улыбчивом взгляде спросил старший охранник.

— Было дело, — не стал отрицать Дружинин и, покачиваясь, направился к лифту.

Очутившись в приемной, Евгений Васильевич запер за собой дверь на ключ, залпом выпил графин теплой, несвежей воды, а потом завалился с ногами на кожаный диван. Про этот диван среди сотрудников фирмы ходили нелепые слухи, что Дружинин с секретаршей… «Идиоты! Какие все идиоты», — подумал Евгений Васильевич, включая лентяйкой висящий под потолком телевизор.

Показывали новости. Ищенко показывали… У него ужасные гнилостные наросты на лице… Кошмар!

И тут Евгений Васильевич отчетливо вспомнил, как вчера в вагоне в отстойнике Киев-Сортировочного узла, когда пил с кавказцами и проводницами, кто-то из алкашей тоже сказал, что у Ищенко на роже — бобон… Точно! Говорили про это вчера, когда пили портвейн с пивом. И еще хохлушки проводницы начали Ищенку жалеть, вот, мол, бедненький, надо бы за него теперь голосовать…

«Все! Просплюсь-высплюсь, — уже отключаясь, подумал Дружинин, — а завтра с утра начинаю новую жизнь».

Но тут позвонил Сипитый.

— Тут такое творится, братка… Мне лучше делать отсюда ноги, здесь опасно оставаться. Нашей стройки фактически нет, все, что можно, украдено и разгромлено.

Дружинин и сам понимал, что хана. Денег не было. Бизнес окончательно рухнул. Но жизнь устроена так, что, даже падая на дно самого глубокого колодца, мы не подозреваем о том, что дно может быть так глубоко. И упав очень и очень низко, не можем представить, что это еще не самый нижний этаж.

Самая страшная новость пришла из Одесского порта. Туда пришли контейнеры с салом из Канады от Ксендзюка, и во время растаможки у санитарных инспекторов возникли, мягко говоря, вопросы.

— Как это просроченное сало? — кричал Дружинин в трубку. — Как это сорок четвертого года продукт? Этого не может быть!

Позвонил Ксендзюку в Канаду. Но ни в офисе, ни на мобильном ответа не было. Ксендзюк пропал. И вдруг, одним разом, под диафрагмой, или «под ложечкой», как говорили в детстве, у Дружинина ощутимо возникла страшная, пугающая пустота.

— Он что, — вслух спросил себя Дружинин, — кинул меня на деньги?

Нужно было ехать в Одессу и что-то решать с консервами. Потому что каждый час аренды складских помещений грозил новыми геометрически растущими убытками. Да какими там уже убытками! Дружинин был весь в минусе… Даже если продать свои еще не до конца пропитые печень с почками на пересадку органов, ему уже никогда не рассчитаться с кредиторами.

Стало страшно. Чтобы как-то унять этот страх, Дружинин все же нашел в себе остаток сил поехать в Одессу. Потому как если что-то делаешь, то уже меньше боишься.

В Одессу Дружинин взял с собой и Сипитого. Все равно в Крыму в Бахчисарае после всех погромов Володьке делать нечего — разве только самому себе на задницу приключений искать.

Прибыв в Одессу, сразу выехали в порт.

— Пропустить ваши просроченные консервы мы не можем, — сказал главный санитарный врач, похожий на артиста Моргунова в роли Бывалого. — Существуют санитарные нормы на сроки годности продуктов питания, а здесь… Уму непостижимо, откуда они только взялись, эти консервы «Lyard»? Это же поставки ленд-лиза? Вы почем их в Канаде брали?

— По цене новых брали, вот платежки и счет-фактура, — ответил Дружинин.

— Ну, все равно… Вы получатель груза, вы несете ответственность, — сказал Бывалый-Моргунов. — Отправляйте груз назад, мы не можем держать на пирсе ваши контейнеры.

— Забирайте ваши контейнеры к чертовой матери, каждый лишний час простоя сто баксов за один контейнер, понятно? — вмешался в разговор коммерческий директор порта, напоминающий артиста Пуговкина в роли Яшки-артиллериста из «Свадьбы в Малиновке».

Дружинин пришел в отчаяние, но хладнокровие друга спасло ситуацию.

— Пойдем-ка, выйдем-ка, поговорим-посоветуемся, — сказал Сипитый. — Мы с приятелем сейчас тайм-аут возьмем, — обратился Сипитый Моргунову с Пуговкиным и вывел друга на улицу.

— Стой тут и никуда не уходи, — велел Сипитый. — Я сейчас все в пять минут без тебя решу.

И решил.

— Какова была цена вопроса? — спросил Дружинин, когда наутро они с Сипитым, закончив погрузку контейнеров, провожали груз из порта.

— Это уже мое дело, друг, — хлопнул Дружинина по плечу Сипитый. — Будешь мне немного должен. Когда это американское сало втюхаешь кому-нибудь там…

Всю дорогу в купе поезда «Одесса — Киев» они пили «Мировскую» на бруньках, закусывали консервированным салом «Lyard» 1944 года, взятым с собой в качестве «товарного образца», и пели старые афганские песни…

Глава 16

Пінка для гоління «Жіле» для справжнього чоловіка нічого кращого немає[33].

— Сторонники Ю. Ищенко съезжаются со всех регионов Украины для поддержки своего кандидата, — сообщает агентство «Новый регион».

В последний день предвыборной кампании, во время голосования во втором туре, Дружинин, снова пьяный в стельку, ехал в метро домой, на свою съемную квартиру на Крещатике. Возле метро нетрезвые студенты впарили ему оранжевую агитку. На студентах поверх джинсовых курточек были надеты идиотские оранжевые жилеты, в каких ходят рабочие на железнодорожных путях. В метро Дружинин тупо принялся читать агитку. В ней рассказывалось о том, как люди будут ждать результатов голосования. Заранее предполагалось, что выборы пройдут нечестно, причем только со стороны одного из кандидатов, а значит, народу надо выходить и брать власть в свои руки.

«Ну и хрен с ними со всеми, — скомкал агитку Дружинин. — Сейчас по дороге куплю еще пива…»

И вдруг он поймал себя на мысли, что глупо хихикает над пришедшим на память анекдотом про москалей и хохлов, где хохлы собираются бить москалям морды за то, что те ихнее украинское пыво по-москальски пивом называют.

Придя домой за полночь, он выпил и включил телевизор. По телику все время поступали сообщения. «Синий» кандидат, то бишь Янушевич, вырывался вперед. Сколько грязи было вылито до этого! То уголовник, то хочет русский сделать вторым государственным языком, то чуть ли не фашист.

Дружинин посмотрел на себя в зеркало:

— Какой я дурак! Ходил к этому Янушевичу, а он вот взял и выиграл, без моих гребаных советов. Сейчас на коне, а я в полной, просто полной жопе… И я ему советы хотел давать! Или это меня Маратка с Повлонским подставили? Эх! Кто только меня не подставил… — Дружинин свалился на кровать и уткнулся лицом в подушку.

Утром, страдая от головной похмельной боли, он, пялясь в не выключенный с вечера телевизор, начал обалдевать.

«Оранжевые» каналы были забиты оранжевым цветом. Все время пускались ролики с песнями, в которых упоминался оранжевый цвет: «оранжевое небо», «оранжевое настроение», «рыжий-рыжий»…

За окном бибикали авто: «Тра-та-та! Тра-та-та!» На каждом дереве висели оранжевые ленточки. Все стало оранжевым.

«Фальсификация! Фальсификация! Нас обманули!»

Эфир взорвался!

Дружинин переключил на «синий» канал. Лица у ведущих были растерянными. Они твердили каждые пять минут, что их кандидат победил, но твердой уверенности в голосах не было.

Переключил на «оранжевый». Студенты такого-то университета бросили занятия и пошли на Майдан Незалежности. Кто-то заявил, что студентов, которые находятся на майдане, преследовать не будут. Журналисты призвали не поддаваться на провокации.

«Все на майдан! Отстоим демократию!»

Повинуясь пьяному порыву, Дружинин полез в шкаф искать чего-либо оранжевое из одежды. Не найдя ничего подходящего, плюнул и нацепил голубую, нестиранную рубаху.