Михаил Ильинский - Индокитай: Пепел четырех войн (1939-1979 гг.)
– Да, сэр.
– Все, что он скажет, будет приказом центра. Да, перед отъездом не забудьте переодеться, в таком виде можно бродить по Бродвею в Нью-Йорке. Видимо, в джунглях вам больше будет к лицу простой крестьянский костюм. Все ясно?
– Вопросов много, шеф. Я ведь впервые в Индокитае, У меня сложилось общее впечатление еще в Штатах при чтении ряда донесений южновьетнамской агентуры. Но как сложится обстановка здесь?
– Вы разведчик, Маккейл. Ваша голова – в ваших руках. Выпьем за ее благополучие. – Опорожнив стакан виски, полковник поднялся. – Встретимся через несколько месяцев, а пока отправляйтесь в «Бринк». Желаю успеха.
За дверью неугомонно гудел аэропорт. Маккейл пересек зал, ступил на раскаленный асфальт. Несколько таксистов сразу же предложили свои услуги.
– Везите в «Бринк», – буркнул Маккейл.
– О’кэй, сэр! – ответил заученной фразой шофер старенькой «тойоты».
Через сорок минут «тойота» подкатила к отелю. Маккейл сунул таксисту смятую долларовую бумажку. Вьетнамец недовольно взглянул на пассажира:
– Это мало, сэр.
– Держи еще доллар и убирайся. Нахал! Чувствует, что поймал новичка… – проговорил Маккейл.
Прохладный холл «Бринка» подействовал на американца освежающе. Маккейл подошел к стойке консьержа, протянул паспорт.
– Номер, пожалуйста, на три-четыре дня.
– «Джордж Маккейл», – прочитал имя посетителя консьерж. – Номер оплачен. Сто двенадцатый. Пожалуйста, ключи, сэр.
«Наверное, полковник. Доброе начало», – подумал молодой человек.
Велев поднять в номер багаж, Маккейл отправился в бар выпить виски.
Войдя в бар, он словно окунулся в прохладный полумрак. Две молоденькие вьетнамки, облокотившись на стойку, болтали с американским лейтенантом. Что-то знакомое показалось Маккейлу в этом офицере. «Неужели Билл? Здесь? В военной форме?» – Маккейл подошел к офицеру.
– Джордж? Старина! Какими судьбами?
Лейтенант, взяв под руку Маккейла, потянул его к стойке.
– Девочки, пару двойных виски! Рад тебя видеть, Джо. А ты рассказывай! Давно приехал? Что в Штагах?
– Да что говорить? – улыбнулся Маккейл. – Два года назад окончил учебу. Инженер. Займусь здесь ирригационными работами.
– Вот идиоты! Послали тебя рыть канавы! – рассмеялся лейтенант. – Наши бомбы это делают лучше любого бульдозера. Ну, оставим это. Как дома в Ричмонде? Кого встречал? Как Мэри?
– В Ричмонде и вообще Виргинии не был уже лет пять. С Мэри разошлись. В Вашингтоне старых школьных друзей не встречал. А чем занимаешься ты?
– Чем и все, старик. Стреляю. Все это мрачно. Давай лучше выпьем. Когай[10], виски! Два двойных! Я воевал в Кхесани, Джордж. Ты знаешь, что это такое, мой милый?
– Слышал. Должен гам побывать.
– Но в Кхесани не нужны ирригационные работы. – Билл рассмеялся. – Лучше назовись там дворником. Тебе поручат отмывать кровь.
– Мрачный юмор, старик.
– Поживешь там, и ты поскучнеешь. Я сейчас знаю, что стоит лишняя минута жизни. И считаю, что ее лучше разделить с миленькой когай. С ней забываешь, что рядом война, пули, джунгли, колючая проволока на улицах. Не так ли, Тхань? – Билл резко притянул к себе вьетнамку, потрепал ее по шеке.
Тхань («Светлячок») улыбнулась.
– Но и с когай здесь держи ухо востро. Я выложил бы сто долларов, если бы узнал, о чем думает сейчас эта хорошенькая головка. – Билл прижал к себе Тхань. – Вот так же одна на днях в Кантхо переспала с полковником, украла из его сейфа секретные документы, пустила ему пулю в висок и скрылась. Оказалось, партизанка. Когай, а ты не Вьетконг?
Билл быстро пьянел.
– И если нас здесь убивают, то правильно делают. Если бы ты знал, что делаем мы. Мы убийцы, варвары, негодяи. Негодяй и я. Я убивал, Джордж. Сначала не хотел, – лейтенант громко расхохотался. – Ты слышал о Сонгми, Милай? О роте «Чарли»? Ах, нет?! Всего несколько дней назад я должен был убить трех женщин и ребенка. Ты не представляешь, что это такое. Я не хотел убивать. Но так делали все. Все! Ты понимаешь, все! Я смотрел на ребенка, он лежал и плакал. Мать я только что застрелил. Я поднял пистолет, чтобы убить и его. Но не смог этого сделать. Другой парень прострелил ему голову. Давай выпьем еще, Джордж… Он был маленький и беспомощный. Я не могу перестать думать о нем. Его лицо все время у меня перед глазами. Я не могу спать. Это невыносимо. Когай, еще пару виски…
– Прекрати пить, Билл. Ты ведь солдат.
– Я солдат? Я убийца, убийца!
– Мне противно видеть тебя, Билл.
– Тогда катись! Убирайся! Ты тоже будешь убивать. Как и другие. Не думай, что такой уж чистенький. Ты такая же сволочь, как и я. Здесь мы все одинаковы. Разница в том, что во мне что-то бурлит. Совесть? Ерунда! Совесть – всего лишь слово, придуманное людьми, чтобы замазать подлость. Совесть! Какой от нее толк? О совести поздно думать. Я знаю. Застрелиться, повеситься. Это все, что осталось. Но не могу. Когай, где же виски!
– Перестань паясничать, что с тобой происходит?
– То, что со многими. А коли ты другой, то оставь меня! Маккейл вышел из бара. Консьерж услужливо спросил:
– Вы не забыли, сэр? Ваш номер – сто двенадцатый.
Маккейл молча кивнул в ответ.
Медленно поднялся в номер. Развязал галстук. И ничком упал на кровать.
«Что творится? Завтра же лечу в Дананг, – пронеслось в голове Маккейла. – Этот Билл просто сопляк. Распустил нюни. Моральное состояние армии? А в Вашингтоне столько об этом говорят. Идиоты…»
Маккейл забылся во сне.
Через сутки военный транспортный самолет уносил Маккейла вместе с другими пятьюдесятью пассажирами в Дананг.
В самолете седеющий сержант тоном бывалого солдата поучал:
– Если нас подобьют, то быстрей выбрасывайтесь из самолета. По опыту знаю – в воздухе горим сорок секунд. Задний люк будет оставлен открытым. Выпрыгивать можно и через боковые двери. Однако нет полной гарантии, что не попадете под винты самолета. Чтобы нервы не расшатались в полете, постарайтесь уснуть. У кого будет плохо с желудком, тот уберет сам… Вода в бачке…
Маккейл, не обращая внимания на сержанта, заговорил со своим соседом:
– Ты из Дананга?
– Нет, из Кхесани. Лейтенант Джордж Кэмпбелл, морской пехотинец. А ты?
– Во Вьетнаме впервые. Лечу до Дананга, затем дальше, в Кхесань. Там проведу недельку. А затем дальше, в районы демилитаризованной зоны, в горные деревни на границе с Лаосом.
– Смотри, как бы «чарли» не нанесли тебе там визит.
– Чарли?
– Так мы, морские пехотинцы, называем партизан Вьетконга. Осторожней там, парень…
За таким разговором прошел весь полет.
– Благополучно приземлились, – вновь пробасил сержант. – Обычно под Данангом не везет. Не успеешь сесть, как «чарли» открывают огонь. Откуда бьют, обнаружить почти невозможно. Неделю назад разбили аэродром. Сожгли около десятка самолетов. Не забудьте надеть каски. И не снимайте, пока не уйдете с аэродрома. А то не ровен час…
– Порядком наскучил мне этот тип, – пробормотал Джордж, выбираясь из самолета.
– Обживешься, поймешь, что он прав. Будешь держаться за таких, как этот сержант. Иначе быстро сыграешь в ящик, – предостерег лейтенант.
– Ты тоже что-то становишься брюзгой, – огрызнулся Джордж. – Что только с вами не делают джунгли.
– Посмотрим, каким будешь ты через год, а то и через месяц. Ты, очевидно, еще не нюхал, что такое Вьетконг.
И вдруг… Это произошло в какую-то минуту. Но она была последней для Маккейла. Десятки ракет и мин обрушились на аэродром.
Несколько дней спустя в Сайгон из Дананга резиденту американской разведки пришло донесение:
«Джордж Маккейл убит при посадке самолета. Для района Кхесани пришлите новых людей. Положение в Кхесани становится все более тяжелым».
Глава V.
Вьетнамский синдром. Война нервов. Солдаты из роты «Чарли»
Сонгми
«Вьетнамский синдром» – это надолго. Это – для тех, кто там был. Во Вьетнаме. Но есть и еще другой комплекс – комплекс выжившего, вышедшего из огненного ада. Из Кхесани, например.
Беседуя с ветеранами вьетнамской войны в США, я понимал, что каждый пытался найти ответ на вопрос: «Почему убит тот другой, а не он?! Каждого подсознательно мучила мысль, что его жизнь оплачена смертью других солдат. Чтобы оправдать свое собственное выживание, избежать или превзойти разъедающее чувство вины, нужно отомстить за эту смерть. В военное время таким контрдействием мог стать не только ответный удар, но и расправа над мирным населением. «Так было во время Второй мировой войны, и особенно так было во Вьетнаме, – говорил мне американский журналист Редмонд, и я слушал его, пытаясь понять логику его мысли. А он продолжал: – Существуют даже ритуалы отмщения, это когда солдат получает возможность продемонстрировать свою силу и инициативу. Но поскольку на войне в джунглях подобных «ритуалов» не существовало, не было рукопашных и в большинстве случаев противника вообще не было видно, люди оставались наедине со своим горем, с чувством вины и утраты. Обратной стороной этого чувства становилась ярость.
