М Лебединский - От пращуров моих (Часть 1)
Главного врача санитарного поезда, все время в рядах Красной
Армии.
В 1919-20 г.в г.Балашове Саратовск.перенес сыпной тиф с
осложнениями, воспаление среднего уха и воспаление легких. В
том же 20-м году в Ростове н/Дону перенес возвратный тиф.
В 1920 г.прибыл в г.Ленинград,где был освобожден от во
енной службы и перешел в гражданскую. С 1921 г.и по сие вре
мя состоял заведующим амбулатории фабрики "Красный Ткач" по
хирургии, а последнее время главврачом амбулатории.
Ни я, ни моя семья репрессиям со стороны Советской Вла
сти за все время не подвергались (Отец мещанин г.Риги, реме
сленник, по происхождению латыш, проработал 49 лет на одной
фабрике г.Ленинграда, умер 15 лет тому назад)
2-го сентября 1941 г. мне отказано по неизвестным мне
причинам в прописке в г.Ленинграде и я подлежу высылке.
Обращаюсь к Вам, как бывшему моему учителю, товарищу по
профессии и Члену Верховного Совета за помощью т. к. считаю,
что моя должность, безпорочная служба на фабрике Красный Тк
ач, мои годы и болезненное состояние(я инвалид 3-й группы по
сердцу).....
(На отдельной бумажке, очевидно, конец письма.)
....дают на это мне полное право.
Ваш бывший ученик уважающий Вас доктор Федор Христофор
ович Берггольц. Адрес - Ленинград,правый берег Невы, 96, фа
бр.Кр.Ткач - на имя главного врача - Вашке Герог.Иваныча."
Неизвестно было ли такое письмо отправлено из блокадно
го Ленинграда в Москву, а тем более - был ли на него ответ.
Кроме этого письма Федор Христофорович писал заявление
в Горпрокуратуру о чем свидетельствует такая запись в Запис
ной книжке того времени.
"Отпеч.на маш.в Ленингр.гор.прокуратуре от вр.Б.Ф.Х.про
жив.по адресу просп.Елизарова 6/2 к.6 от 3.9.41г."
"Его вызывали ( и не сломали) еще и еще раз"
(из дневников Ольги Берггольц)
255
19.10.1941 г.
Письмо к Марии Тимофеевне по адресу: г. Чистополь, ул.
Фрунзе,дом 36. На конверте с обратной стороны наклейка "Про
верено военной цензурой"и неразборчивая печать г. Чистополя
с датой 1.12.41.Кроме того на конверте напечатка"24"такая же
напечатка на 1-й стр.письма.
"19/Х 41 Милый Машук!
г.Ленинград Вчера т.е. 18.Х. я у Ляли получил твое письмо,
помеченное 18./1Х 41. Значит письмо шло месяц. В нем ты сет
уешь на то, что я тебе не пишу - это письмо по счету четвер
тое, а от тебя я получил единственное. Говоришь в письме о
деньгах. Деньги, маленький запас, у меня есть,но держу в за
начке так как может быть командировка, а в дороге деньги го
дятся. Так или иначе, а тебе вышлю в конце месяца. Пишешь ты
о горлов.б-х Миши - его нужно показать хорошему горловику и
сделать что-нибудь с горлом(прижигание). А вообще нужно зан
яться закалкой, но эта задача не по тебе. Советую тысячный
раз тебе - сделай так, чтобы он сам себя обслуживал и даже
помогал тебе. Твои сестры пока живы и по годам своим здоровы
- ругаются как прежде и бестолковы как всегда. Тоже, с попр
авками в худшую сторону, можно сказать и про твоих племянниц
Таню и Люсю. Прости, что оскорбил твое родство, но все это
так. Ляли я давно советовал по состоянию здоровья выехать из
города,но она упряма. В отношениях с Николаем они живут дру
жно и этого достаточно. Николай страдает как и прежде. Одна
твоих сестер, Поля, уехала в деревню к матери мужа. Вот пока
и все. Сам я теперь Главврачом амбулатории,но это мне бывает
не по характеру моему и по силам нелегко. Пока жив, и пожа
луй здоров. Чего желаю тебе, Мише. Пиши о городе, и о детях.
Пока до свидания и на всякий случай прощай.
Целую тебя.
Остаюсь твой
Ф.Б.
Р.S.Помогает-ли тебе Юрий, а если нет, то что ты предприним
аешь?
Твою комнату заняли посторонние люди."
Следующее письмо от 30.10.по тому же адресу.Судя по Чи
стопольской напечатке 30.11.41г. получила его бабушка раньше
предыдущего.Те же напечатки военной цензуры как снаружи, так
и внутри письма. Обратного адреса на конверте нет.
"30/Х 41. Милая Маша!
Ленинград Это уже второе письмо на твою хорошую открытку к
письму, вернее с письмом шлю 200 руб.на пропитание. Интерес
но получила-ли ты мои письма,в которых я писал о нашем житье
и давал советы о воспитании Миши. Этому поросенку от меня
привет и скажи, что бы он учился и обслуживал себя.Живем как
в Угличе - Ляля выступает в Радио и, если у вас есть радио,
256
то ее можно послушать. О Мусе ничего не знаю. Желательно мне
знать помогает-ли вам Юрий Ник.? Я начинаю по временам пони
мать, что моя командировка к вам сорвалась. Ну,да все, может
к лучшему. Твои сестры живы, племянницы тоже, здоровы по во
зрасту и по состоянию времени удовлетворительно. Сам я духом
тверд, но плотью немощен - сказываются года - думаю все же
десяток потянуть, если что не случится. Ну, а если судьба,то
уж не поминайте лихом, и нет, нет - рюмочкой с огурчиком.
Беспокоит меня Ляля по ее здоровью - ей нужно отдохнуть
в глуши от шума городского. Пиши, как у вас жизнь? Что поде
лываете? Что за город и каковы обитатели?Пиши закрытое пись
мо - в нем можно больше написать. Ну пока - пишу на дежурст
ве в амбулатории - 12 час.ночи - пора спать. Желаю вам всего
хорошего. Здоровья, бодрости. Пожелайте и мне того же.
Целую вас и в ожидании
ответа остаюсь ваш
Ф.Б."
Несмотря на условия блокады Федор Христофорович иногда
навещает дочь. Так где-то в конце ноября 1941 года она запи
сывает в дневнике, что был отец и оставил банку тушенки
свой гонорар за работу в призывной комиссии.
1942 г.
В конце января 1942 г. у Ольги Берггольц умирает в гос
питале муж - Николай Молчанов и она в тоске идет 1 февраля
1942 г.через полгорода к отцу в заводскую амбулаторию.
"СТУПЕНЬКИ ВО ЛЬДУ....
...., у меня тогда почти не было чувств, не было человеческ
их реакций. Вернее, были одни суженные, первичные реакции.
Я только замерла, когда дошла до Невы,до перехода к па
пиной фабрике, потому что уже смеркалось и первые,нежнейшие,
чуть сиреневые сумерки спускались на землю.Сиренево-розовой,
дымчатой была засугробленная Нева и казалась необозримой,
свирепой снежной пустыней. Отсюда до отца было дальше всего,
хотя я видела через Неву его фабрику и знала, что влево от
главных корпусов стоит старенькая бревенчатая амбулатория...
и я пошла через Неву.
Очень узенькая тропинка через Неву была твердой, утопт
анной, но какими-то неверными, чересчур легкими шагами: она
была ребристой, спотыкающейся. Правый берег высился неприст
упной ледяной горой, теряясь вверху в сизо-розовых сумерках.
У подножия горы закутанные в платки, не похожие на людей же
нщины брали воду из проруби.
"Мне не взобраться на гору",- вяло подумала я, чувствуя,
что весь мой страшный путь был напрасен.
Я все же подошла к горе вплотную и вдруг увидела, что
257
вверх идут еле высеченные во льду ступеньки.
Женщина, немыслимо похожая на ту, что тащила гроб,в та
ких же платках, с таким же коричневым пергаментным лицом,по
дошла ко мне. В правой руке она держала бидон с водой литра
на два, не больше, но и то клонилась направо.
- Поползем, подруга? - спросила она.
- Поползем!...
И мы на четвереньках, рядышком, тесно прижавшись друг к
другу, поддерживая друг друга плечами, поползли вверх, цепл
яясь руками за верхние вырубки во льду, с трудом подтягивая
ноги, со ступеньки на ступеньку, останавливаясь через каждые
два-три шага.
- Доктор ступеньки вырубил, - задыхаясь, сказала на четв
ертой остановке женщина. - Дай ему бог... все легче...за во
дичкой ходить...
Но я не подумала, что это она говорит о моем папе. Ей
было труднее, чем мне,потому что я цеплялась за верхние сту
пеньки двумя руками, а она одной - другой рукой она переста
вляла со ступеньки на ступеньку бидон с водой. Вторую полов
ину пути мы переставляли бидон по очереди, то я, то она, и
так доползли до верха и дошли до ворот фабрики.
Фабричный двор, и бревенчатая амбулатория, и палисадник
около нее из резных балясинок, где уже много лет каждый год
хлопотал над розами папа - я совершенно ничего, решительно
ничего не узнала и долго стояла перед крылечком амбулатории,
туго соображая: куда же это я пришла? Может, я зашла на сос
еднюю фабрику Варгунина или вообще .... совсем не туда? Что
за странная деревянная избушка, полуразобранный заборчик из
балясинок? Я никогда в жизни их не видела... А я тут бывала
