Петр Мультатули - «Господь да благословит решение мое...»
Одновременно Россия обратилась за поддержкой к Франции и Англии. Первая согласилась поддержать Россию, вторая заняла уклончивую позицию. Между тем, давление России на Германию возымело свое определенное действие: фон Сандерс получил звание мушира (фельдмаршала) турецкой армии, и под этим предлогом был освобожден от командования военным округом Стамбула. Но тем не менее, военная миссия немцев в Турции по-прежнему продолжала играть важную роль, а Германия все более становилась обладательницей черноморских проливов, так как разложение Турции шло все убыстряющимися темпами.
Становилось совершенно ясно, что вместо слабой Османской империи хозяйничать над проливами будет мощная империя Германская. Вильгельм II, в своем напыщенном и патетическом стиле, заявил: «Или на укреплениях — Босфора будет скоро развиваться германский флаг, или же меня постигнет печальная судьба великого изгнанника на острове св. Елены»[351]. «Грозные симптомы, пишет Сазонов в своих воспоминаниях, — приближающегося разложения Турции, наперед учитанного и уже использованного германским империализмом в собственных видах, вынуждали русскую дипломатию заняться обсуждением тех мер, к которым Россия могла быть вынужденной прибегнуть во всякую минуту для защиты своих интересов»[352].
В этих условиях значение черноморских проливов для России приобретало основное значение. Император Николай II поручил министерству иностранных дел и главному военно-морскому командованию вплотную заняться этим вопросом. Одним из решений вопроса был бы прямой захват проливов русским десантом, как это сделали англичане в Суэцком канале. Но реальные возможности не позволяли сделать это в 1913 году.
Министр иностранных дел Сазонов в докладной записке Государю писал: «Можно быть разных взглядов насчет того, следует или нет России стремиться к завладению проливами. Если мы поставим вопрос о потребных для сего жертвах и о ценности такого приобретения, то мы неизбежно натолкнемся на противоположение одних аргументов другим. На спорных базах нельзя обосновывать направление внешней политики в столь первостепенной важности вопросе. За последнее время вопрос о проливах осложнился новыми условиями, которые, с одной стороны, усилили экономическое значение проливов для России, а с другой, осложнили политические и стратегические трудности на пути к возможному завладению ими. Вопрос так и остается открытым, и единственное заключение, к которому можно прийти в настоящее время — это что едва ли в России найдется ответственный политический деятель, который не признал бы, что в случае изменения существующего положения Россия не может допустить разрешения вопроса вопреки своим интересам; иными словами, при известных условиях, не может остаться безучастной зрительницей событий […] Проливы в руках сильного государства — это значит полное подчинение экономического развития всего юга России этому государству»[353].
Тем не менее, Сазонов подчеркивал, что десантную операцию на Босфоре в настоящее время «почти невозможно осуществить». 21 февраля 1914 года состоялось совещание под председательством Сазонова с участием генерала Жилинского, адмирала Григоровича и посла в Турции Гирса по вопросам десантной операции в Босфоре. И Жилинский, и Сазонов считали, что десантную операцию возможно осуществить только в условиях общеевропейской войны. Адмирал Григорович также считал операцию невозможной в настоящее время, из-за малоудовлетворительного обеспечения войск транспортными судами. «Я помню, — вспоминал Сазонов, — под каким безотрадным впечатлением нашей полной военной неподготовленности я вышел из этого совещания. Я вынес из него убеждение, что, если мы и были способны предвидеть события, то предотвратить их не были в состоянии. Между определением цели и ее достижением у нас лежала целая бездна. Это было величайшим несчастьем России»[354].
Однако, представляется, что Сазонов несколько сгущает краски, говоря о «полной нашей военной неподготовленности». Действительно, у России на конец 1913 — начало 1914 года не хватало сил для осуществления десантной операции. Но ведь дело в том, что эту операцию планировали проводить в условиях всеевропейской войны.
Военный министр генерал В. А. Сухомлинов тоже опасался неготовности России для проведения десанта на Босфоре: «На основании моих наблюдений, писал он в своих мемуарах, — на десантном маневре 1903 года, я не мог отказаться от мысли, что наш десант на Босфоре — это дорогая игрушка и, сверх того, может стать опасной забавой — по крайней мере еще в течение долгого времени. В 1913 году я докладывал Государю мою личную точку зрения относительно рискованности самой операции по занятию проливов с технической стороны. Выслушав мой доклад, Император Николай II, видимо, настроенный оптимистично, не отрицая трудности операции с военной точки зрения, дал мне понять, что в этом деле идея и цель всего вопроса имеет такое доминирующее значение, что технические детали отходят на задний план»[355].
Отсутствие единого мнения о возможности десантной Босфорской операции и непрекращающиеся споры вокруг нее отразились и на реорганизации русского флота. До 1913 года, то есть до самого кануна войны, морское министерство считало, что главным в предстоящей войне будет Балтийский флот. Именно поэтому проходило его укрепление. При этом, Балтийскому флоту ставились чисто вспомогательные задачи — помешать высадке неприятельского десанта в тылу русской армии, или, по возможности, его затруднить[356].
Эти соображения в дальнейшем легли в основу планов развертывания Балтийского флота в случае войны. Черноморский театр боевых действий до 1913 года считался второстепенным. Это мнение, как считает Дмитрий Алхазашвили, было ошибочным и привело к потере времени и средств. Трудно с этим не согласиться. «Потребовались потрясения 1912–1913 годов, — продолжает Алхазашвили, — чтобы планы Морского министерства изменились кардинальным образом. Теперь, после младотурецкой революции, итало-турецкой и двух балканских войн, уже всем стало очевидно, что именно в этом регионе присутствие нового русского флота наиболее желательно. Отныне линейный флот, создаваемый на Балтике, признавалось более целесообразным использовать для действий по захвату Дарданелл»[357]. К 1914 году на первый план выходили задачи выхода России в мировой океан, гегемонии на Балканах, что станет возможным тогда, когда Россия станет твердой ногой в проливах Босфор и Дарданеллы и в Эгейском море. В начале 1914 года военно-морская концепция России была определена в пользу черноморского театра военных действий. В решении Главного Штаба ВМФ значилось: «Принять за основу наших планов войны идею сосредоточения всего нашего флота в Средиземном и Черном морях»[358].
Начало Первой мировой войны и вступление в нее Турции вплотную привели к необходимости реализовывать на деле проекты и планы по захвату Босфора. Уже 24 ноября 1914 года старший лейтенант Левицкий подает в Главный штаб ВМФ свой проект, который назывался «Записка по вопросу об организации десантной операции для завоевания проливов». В ней говорилось: «России в ближайшем будущем предстоит, надо надеяться, окончательно разрешить в свою пользу давно назревший вопрос о проливах. Задача эта может быть решена при дружном сотрудничестве флота и армии. Если в настоящий момент главная роль по подготовке решения вопроса принадлежит флоту, тогда как армия, до полного нашего господства на море и до выяснения обстановки на Западном фронте, не имеет возможности приложить к этому делу все свои силы, то взамен этого, когда господство на Черном море будет всецело в наших руках, главную роль будут разделять армия и флот, причем более сложная задача ляжет на первую, именно выполнение самой десантной операции»[359].
Захват Босфора виделся важнейшей задачей всеми: от простого офицера до Императора. Николай II рассматривал эти завоевания, как важнейшие для России и как ключ к общей победе. Уже в Высочайшем манифесте по случаю нападения Турции на Россию 2 ноября 1914 года Царь говорил: «Вместе со всем Народом Русским Мы непреклонно верим, что нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет для России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря»[360].
Между тем, в начале войны Царь не вмешивался в общий ход военных действий, а великий князь Николай Николаевич и его штаб считали Босфорскую операцию второстепенной. Адмирал А. Д. Бубнов вспоминал: «Весьма показательным в этом отношении является нижеследующий случай: однажды, в начале войны, за завтраком в вагоне-ресторане у великого князя Николая Николаевича, мой сослуживец В. В. Яковлев и я, сидя за одним столом с генерал-квартирмейстером генералом Ю. Н. Даниловым, завели с ним разговор о решении вопроса о проливах, на что он нам ответил: „Об этом поговорим позже, когда будем на реке Одере,“ — иными словами, после победы над Германией»[361].
