Джордж Фрэнсис Доу - История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
С борта судна, стоявшего в порту Мария на Ямайке, я наблюдал другую сутолоку, во время которой негры, как обычно, испытали большой испуг. Особенно это касалось женщин, которые цеплялись друг за друга, в ужасе кричали, когда свирепые покупатели набрасывались и хватали их.
Когда выставляют больных негров на продажу, используются разные способы обмана, многие из которых вызывают ужас. Один ливерпульский капитан хвастал тем, что обманул нескольких евреев следующим образом. Когда изрядное число негров, больных диареей, были высажены для продажи, он дал указание врачу заткнуть задний проход каждого из них паклей. В таком виде негров доставили к месту продажи, где им, способным терпеть лишь короткое время, обычно разрешалось присаживаться. Евреи, осматривая рабов, заставляли их вставать, чтобы убедиться, нет ли у них поноса. Поскольку признаков диареи не наблюдалось, их считали выздоровевшими, сделка была заключена, и рабы, соответственно, распроданы. Но вскоре обман раскрылся, ибо бедняги не могли выносить мучительную боль, вызванную задержкой испражнения. Удалив временные кляпы, сбитые с толку евреи поняли, что имеют дело с подлогом.
Негров эта болезнь беспокоила порой так сильно, что я наблюдал, как большая группа из них после высадки была вынуждена останавливаться каждую минуту из-за болезненных позывов.
Освободившись от живого груза, корабли были готовы немедленно выйти в море снова. Однако часто они задерживались из-за нехватки достаточного количества матросов, ведь работорговлю можно справедливо назвать могилой для моряков. Хотя экипажи кораблей при отбытии из Англии, как правило, достигают сорока – пятидесяти человек, из-за смертей и дезертирства едва ли три четверти, а иногда не больше одной трети первоначального состава когда-либо возвращаются в порт, откуда вышли в море.
Сколько времени невольничьи корабли отсутствуют в Англии, зависит от места назначения вояжа и количества кораблей, которое им случается встретить на африканском побережье. Вояж к Бонни, Старому или Новому Калабару обычно занимает примерно десять месяцев. Путешествия к Подветренному и Золотому Берегам гораздо менее предсказуемы, но длятся, как правило, от пятнадцати до восемнадцати месяцев.
Глава 8
ГВИНЕЙСКАЯ МИССИЯ И МАТРОСЫ
Утверждалось, что английская работорговля является завидным делом и питомником для воспитания моряков. Нижеследующая информация дает обильную пищу для суждений по этому вопросу. Команды невольничьих кораблей набирались главным образом через посредничество зависевших от купцов публичных заведений, в которых всегда было много выпивки и распущенных девиц. Главной целью было втянуть моряка в долги этому заведению, а возможностей для легкомысленных людей предоставлялось множество. Иногда, например, хозяйка гостиницы вынуждала моряка составить нотариальное завещание в ее пользу, но обычно это был вербовщик, который уговаривал подвыпившего человека подписать пункты соглашения в ту самую ночь, когда он хвастал тем, что обманет купца, владеющего ночным клубом. Когда моряк подписывал пункты соглашения, ему выдавали банковский билет на авансированную сумму денег, который не оплачивался до тех пор, пока он благополучно не вышел в море, а его капитан не отослал список членов экипажа. Чтобы оплатить долги, купить одежду и немного выпивки, рекрут должен был оформить завещание и подписать доверенность. Вот тогда на сцену и выходила хозяйка гостиницы.
До тех пор пока судно не вышло из пролива Па-де-Кале и существовала малая вероятность того, что встречные ветры или штормовая погода снова загонят корабль в английский порт, с моряками обращались хорошо и обеспечивали их достаточным довольствием. Но как только корабль удалялся в открытое море на значительное расстояние и отпадала возможность дезертирства, норма обеспечения урезалась, а выдача воды сокращалась до предела. Существовала угроза, что шторм мог заставить корабль отклониться от курса и достигнуть Лиссабона, но, когда Бискайский залив благополучно оставался за кормой, моряков начинали пороть, по обыкновению, под любым предлогом. Конечно, капитаны бывали разные – одни оказывались человечнее других. Но методы ведения работорговли не способствовали проявлению гуманизма как в отношении чернокожих туземцев из Африки, так и белых рабов, похищенных из трущоб Ливерпуля и Бристоля, с равным безразличием.
Норма выдачи воды в течение первого этапа перехода обычно составляла три пинты в день. Этот рацион, однако, сокращался по мере приближения к африканскому побережью до одной кварты, винной меры. В жару, когда море оставалось спокойным и светило солнце, эта жалкая подачка вскоре улетучивалась. Многие матросы не могли выносить жажду и выпивали всю суточную норму, какую выдавали, а последующие день и ночь превращались для них в кошмар. Один матрос рассказывал[24], что он имел опыт рано утром вылизывать конденсат на клетках для кур, пока его секрет не раскрыли и он «не утратил монополию» в такой форме утолять жажду.
Урезанная норма воды отчасти связана с естественной ограниченностью полезного пространства на корабле. Ведь его трюм набит как можно плотнее товарами для торговли, потребности для матросов учитываются во вторую очередь. Однако капитаны никогда не мучились от жажды. Помимо обилия пива и вина у них был большой чайник воды на каждое утро и еще один – на каждый вечер. Члены кают-компании не испытывали недостатка в воде и часто делились друг с другом водой.
Что касается грога, то его выдавали по особым случаям. Во время пребывания на африканском побережье это часто побуждало матросов обменивать у туземцев, когда предоставлялась возможность, одежду на бренди. Иногда, пытаясь раздобыть спиртные напитки, они оставались чуть ли не голыми, что вскоре вызывало боль у каждого из них в голове и теле, лихорадку, а через несколько дней наступала смерть – матросы лежат по ночам на палубе, подвергаясь вредному воздействию густого конденсата.
Временный дом, который всегда сооружался над палубой после прибытия к побережью, служил какой-то защитой от непогоды, но также препятствовал необходимой циркуляции воздуха. Смрад, исходивший от скопления чернокожих туземцев, вызывал отвращение у команды. Дым от мангрового дерева, которое жгли на борту, застилал глаза, а порой вызывал слепоту.
Сооружение временного дома над палубой – само по себе суровое испытание для физической выносливости матросов, которые были вынуждены срезать бамбук и камыш по берегу реки, часто стоя по пояс в болотной жиже. Их донимали змеи, черви и тучи москитов. Их ноги скользили, а офицеры не баловали их отдыхом, пока не завершалась неприятная работа, а затем, когда на борт начинали поступать рабы, возникала необходимость ежедневно очищать места, где лежали чернокожие туземцы, от грязи и крови. Это неописуемо отталкивающая работа, отвратительная во всех смыслах и часто чреватая заразными болезнями и смертью.
Не лучше положение моряков во время «промежуточного перехода» после отбытия с невольничьего берега. Этот переход обычно длится шесть – восемь недель. Матросам приходится спать на палубе, все пространство внизу занимают рабы, а подверженность капризам погоды не может не вредить телесному здоровью и часто вызывает лихорадки, становящиеся фатальными. Единственной защитой от ветра и частых дождей становится старый дырявый брезент, переброшенный через балку.
По прибытии в Вест-Индию матросы, как только выбираются на берег, сразу идут гурьбой в магазины, торгующие грогом, и принимаются за пьянство. Из-за того, что они долгое время воздерживались от спиртных напитков, их оргии становятся более дикими, а в таком климате их ослабленные организмы сдают, и они нередко умирают. Цинга тоже собирает свою дань. Ее вызывает скудная пища из соленых продуктов и подверженность капризам погоды.
Плавание на британских невольничьих судах – жуткая работа: имеется масса свидетельств зверского обращения с моряками и дьявольской жестокости капитанов. Александр Фальконбридж, врач на невольничьих кораблях, не только дал показания перед парламентской комиссией, но также написал на эту тему небольшую книгу, в которой содержатся любопытные сведения[25]:
«Во время одного из этих вояжей я был свидетелем нижеследующей сцены жестокости. С большинством матросов обращались ужасно, но с одним из них – с особой свирепостью. Этот матрос в летах пожаловался на недостаток воды, что было расценено как оскорбление. Один из офицеров схватил его и, обрушив на него серию ударов, выбил несколько зубов. Не довольствуясь тем, что несчастный старик уже истекает кровью, ему в рот сунули железный болт насоса и держали там, перевязав его голову обрывком смоляного каната. Не имея возможности выплюнуть кровь, которая текла из раны, матрос чуть не захлебнулся и был вынужден проглотить ее. Затем его привязали к ограждению юта и заявили, давясь от хохота, что ему следует прыгнуть через борт и утопиться. Примерно через два часа его отвязали от ограждения юта и привязали к решетке схода в рулевую рубку под полупалубой, где он оставался всю ночь с приставленным к нему часовым.
