Андрей Сахаров - «Мы от рода русского...»
Итак, вКиевепоявилисыюслы императора Романа I, и цель этого посольства заключалась в том, чтобы «построити мира первого». Далее летопись сообщает,
что Игорь принял византийское посольство и «глагола с ними о мире». А это значит, что в Киеве состоялся первый тур межгосударственных русско-византийских переговоров, что в нем участвовали императорские послы и русские вельможи, возможно из тех, кто вел и переговоры на Дунае. К этому времени Карл и его товарищи, соратники Олега, уже сошли с политической арены, но русская дипломатическая традиция не заглохла, и повое поколение русских дипломатов включилось в отстаивание государственных интересов Руси.
Судя по началу нового договора: «Равно другаго свещанья, бывшаго при цари Романе и Костянтине и Стефане1, христолюбивых владыкъ,..», его выработке предшествовала, как и прежде, посольская конференция, где обговаривались принципиальные позиции будущего соглашения. Эти позиции затем доводились соответственно до византийского и русского правительств, а потом уже происходила новая посольская встреча, где вырабатывался либо уточнялся текст документа и происходило его принятие.
Где была эта предварительная конференция? На сей раз, видимо, в Киеве. Именно здесь, можно думать, тот же Феофан и другие послы согласовали с руссами основной текст русско-византийского договора, и, когда летопись сообш.ает, что Игорь «глагола с ними о мире», это может означать либо его личное участие в переговорах, либо официальный прощальный прием послов перед их отъездом на родину. Как бы там ни было, но в истории русской дипломатии запечатлен еще один многозначительный факт: византийское посольство впервые было принято великим киевским князем, и в этом смысле Русь встала вровень по процедуре проведения дипломатических переговоров и оформления дипломатических документов с другими крупными мировыми державами.
А уж потом русские послы двинулись в Константинополь.
Это было большое посольство. Остались позади времена, когда пятерка русских послов противостояла всей византийской дипломатической рутине. Теперь в Константинополь направлялось престижное представительство мощного государства, состоявшее из 51 человека — 25 послов и 26 купцов. С ними шла вооруженная охрана, корабельщики.
Количественный состав посольства, конечно, подчеркивал его представительность, а включение в состав купцов указывало на их заинтересованность в исходе дела, на видную роль русского купечества в осуществлении внешней политики Древнерусского государства.
Однако не только этим была подчеркнута значительность посольства, но и его совершенно особым титульным представительством. Действительно, каждый посол имел свой титул. Возглавлял миссию Ивор, который идет в списке послов, представленных в начале русско-византийского договора, первым; и названой «солъ (посол) Игоревъ, великого князя рускаго». А далее идет список в 24 собственно посла, которые названы «объ-чии ели», т. е. обычные послы, рядовые члены посольства, но и среди них существует своя иерархия второго, третьего и последующих послов, и удостоверяется эта иерархия весьма своеобразно — через соответствующие посольские титулы. Кстати, и первый посол идет не просто первым по списку, а назван представителем самого великого князя, что не только возвышает его фигуру среди всего посольства, но и придает особое значение его персоне в отношениях с греками. Но и другие члены посольства хоть и названы обычными послами, но каждый из них имеет свое представительство, так сказать, спою визитную карточку. Вторым в списке идет Вуефаст, и назван он послом от Святослава, сына Игоря. Вряд ли Вуефаст представлял в Византии какие-то личные интересы малолетнего наследника престола, зато 1 его титул подчеркивал значимость пребывания этого посла в составе миссии, возвышал и все посольство, в целом представительством от второго лица в Русском государстве. Третьим идет Искусеви, посол от княгини Ольги, которая в русской правящей иерархии занимала третье место после великого князя и наследника киевского стола. А потом идут послы от Игоревых племянников, других лиц великокняжеского дома, видных русских бояр. Все это — киевская правящая верхушка.
Здесь не представлены другие княжества, не упомянуты ни Новгород, пи Полоцк, ни Чернигов, ни Переяс-лавль, ни другие русские города. Не земли, а власть представляло это посольство, не разрозненное лоскутное государство, где каждый включал в состав посольства кого хотел для отстаивания своих личных интересов, а единую Русь во главе с правящей династией. И греки должны были ощутить это единство и эту пышность, тнтулованность русской миссии.
Иначе, чем в 911 году, и рекомендовались послы в русско-византийском договоре 944 года. Кажется, все то же. Так же в начале договора идет уже знакомая нам фраза: «Мы от рода рускаго...» Но теперь в Киеве уже по-новому понимают этот «русский род». Послы, оказывается, направлены в Константинополь «от Игоря, вели-каго князя рускаго, и от всякоя княжья и от всехъ лю-дий Руския земли». Как и прежде, в Ингельгенме и в Византии в 838—839 годах, в Константинополе в 907 и 911 годах, послы выступают от имени государства Руси. Только теперь это понятие еще более конкретизируется, вводится термин «Русская земля». От всей Русской земли отныне ведут посольские дела ее представители.
А уж эта земля теперь понимается не так наивно, как в 911 году, когда это понятие исчерпывалось именем Олега и упоминанием его «светлых князей». Нет. Ныне прозорливые русские владыки уже отождествляют с «Русской землей» не только свои собственные персоны, но и всех людей Русской земли. Чем более определенно развивается государство на Руси, тем более глубоко входят в его плоть и кровь феодальные отношения, народ все дальше и дальше отодвигается от управления делами этой земли, все более настойчиво просматривается стремление правящих кругов Руси отождествить свою политическую деятельность с интересами всего народа.
Этот политический камуфляж всегда сопровождал действительное отчуждение народа от власти. Но как-то так случалось, что ни одно эксплуататорское государство мира, боясь и ненавидя свой народ, лишенный политических прав, не могло обойтись без этого, в общем-то, эфемерного прикрытия. И само оно уже говорит о зрелости государства, политической искушенности его деятелей.
Во втором письменном русско-византийском договоре эта тенденция нашла свое яркое отражение. Теперь от имени всех греков выступал император Роман 1,аот имени «всех люди и Руския земли» — Игорь. Русское раннефеодальное государство наконец точно определило свое политическое лицо на международной арене, нашло подобающую внешнеполитическую формулу своего представительства.
По-иному прозвучал в новом договоре и титул русского великого князя Игоря. Затерялся и пропал куда-то эпитет «светлый», которым с таким далеко не наивным расчетом наградили еще Олега византийские канцеляристы. В Киеве, видимо, очень быстро разобрались что к чему и поняли, в какое незавидное положение ставит он киевского князя. Теперь, в договоре 944 года, этого титула нет, Зато Игорь именуется здесь так, как у себя на родине — «великий князь русский». Правда, порой в статьях, так сказать, в рабочем порядке употребляются и понятия «великий князь» и «князь». И все же совершенно очевидно, что Русь и здесь постаралась добиться перемены и настояла на том титуле, который не ущемлял ее государственного достоинства, хотя, конечно, ему еще было далеко до таких высот, как «царь» и император».
...И начались прения. К ним русские дипломаты уже привыкли. Они спорили с греками в 907 и 911 годах, встречались с ними в Киеве весной этого же года, и вот теперь началась новая посольская конференция. Следы ее мы хорошо различаем в самом договоре. Там ГОЕО-рится, что речи послов писцы записывали на «харатье», т. е. клали их на бумагу, что русские и греки «свеща-хомъ», т. е. совещались, договаривались. Какое время заняли эти совещания, мы не знаем, но важно одно: дела стали оборачиваться довольно быстро: в течение одного года, вернее одного периода навигации, византийские послы побывали в Киеве, руссы приехали в Константинополь, а ведь потом было еще утверждение договора Игорем в Киеве в присутствии представителей византийского императора.
Но вот посольская конференция закончилась, и на стол к византийскому императору лег проект русско-византийского договора, который тот и утвердил, о чем в договоре сказано совершенно недвусмысленно. Новое русско-византийское соглашение начало свою жизнь. И жизнь эта приняла для Руси сразу более достойный характер.
Мы уже обратили внимание на то, что начало выработки договора было иным; по-иному выглядел и титул русского князя, и представительство русского посольства. Русь шаг за шагом, медленно и упорно завоевывала себе дипломатические позиции. Но особенно ярко это отразилось в порядке подписания и утверждения договора, о чем говорится в договоре. Текст этот настолько примечателен, что есть искушение процитировать его целиком: «Мы же свещание се написахомъ на двою харатью, и едина харатья есть у царства нашего (у византийского императора), на ней же есть креетъ и имена наша (византийских императоров) написана, а на другой послы ваша (Руси) и гостье ваша. А отходяче послом царства нашего (Византии) да допроводять къ великому князю рускому Игореви и къ людемъ его; и ти (те), приимающе харатью (текст договора), на роту и дуть (дают клятву) хранити истину, я ко мы свеща-хомъ, напсахомъ на харатью сию, на ней же суть нмяна наша написана».
