Максим Северин - Решающий момент Ржевской битвы
12 апреля наши танковые бригады все еще стояли в ближнем тылу (11-я и часть сил 108-й в районе поселка Приволье, 112-я — у д. Марьино и Замошье) и приводили в порядок технику после предыдущих боев. Из двух свежих дивизий в соприкосновении с противником была только одним полком 146-я, 298-я стрелковая дивизия в полном составе стояла в ближнем тылу. В этот день противник нанес подготавливавшийся в течение всей предыдущей недели контрудар по Фомино 1-му. Атака началась в 11.00 и была проведена совместными силами 19-й танковой и 10-й моторизованной дивизий. Костяк атакующих вражеских сил составили танки 27-го танкового полка, вслед за которыми продвигались пехотинцы 10-й моторизованной дивизии.
Перед переходом в наступление по нашим позициям противником была проведена интенсивная артподготовка, завершившаяся бомбовым ударом пикирующих бомбардировщиков по Фомино 1-му. Малочисленные зенитные пулеметы на позициях 146-й и 290-й стрелковых дивизий были подавлены после первого же захода Ju-87 на цель. А со второго началась настоящая «мясорубка» в самом плохом понимании этого слова: многие необстрелянные бойцы стали в ужасе выбегать из укрытий, в надежде уйти из-под авиаудара, началась паника, в ходе которой большинство оказавшихся на открытом пространстве людей было просто разорвано в клочья взрывной волной и осколками авиабомб.
Когда же в дело вступила ударная группа противника, то немецкие танки и пехота, как нож в масло, вошли в дезорганизованные порядки 608-го стрелкового полка. В скоротечном неравном бою немцы подавили редкие очаги сопротивления. Находившиеся в деревне танки 108-й бригады ввязались в заранее проигрышную схватку с превосходящими по численности танками 27-го танкового полка противника, спасая наших пехотинцев от гибели под их гусеницами. Агония защитников населенного пункта длилась недолго: вскоре остатки наших частей были выбиты из Фомино 1-го.
Донесение 10-й моторизованной дивизии противника за 12 апреля сухо констатирует результаты дня ожесточенного боя:
«Наша атака восточнее дороги Зимницы — Фомино была остановлена усилившимся противником. На участке к востоку от вышеназванной дороги до восточной окраины н.п. Фомино оборудуется фронт обороны. Огонь артиллерии по вражеским батареям и подходящему пополнению корректируется с воздуха. Взято в плен 650 человек. Захвачено 40 пулеметов. Наши танки уничтожили 3 танка Т-34». (Хотя немцы в донесении не упоминают о своих потерях, осмелимся предположить, что бой с танкистами 108-й танковой бригады стоил ребятам из Панцерваффе пары-тройки безвозвратно потерянных машин и нескольких отправившихся в ремонт. — Прим. авт.)
«Только на участке непосредственно южнее Фомино убито до 1000 солдат противника»[32].
Немецкий контрудар в последний момент отодвинул еще на пару километров дальше от шоссе исходные позиции для очередного советского наступательного рывка и внес некоторый элемент беспорядка в подготавливавшееся наступление. Можно представить, как нелегко было бы врагу не допустить советского прорыва, если бы рубежом развертывания для сильнейшего штурма немецкой обороны стала д. Фомино 1-е, но контрударом противник вновь создал своеобразное «предполье» перед шоссе; двухэшелонная оборона была восстановлена. О том, что противник догадывался о скором ударе по его обороне в районе Фомино, говорят и строки в дневнике начальника немецкого Генерального штаба, написанные также 12 апреля:
«…Перед 40-м моторизованным корпусом, по-видимому, ведется подготовка к наступлению (две новые дивизии, скопления танков)…».
Собранные в спешке в единый кулак разношерстные подразделения 146-й стрелковой дивизии, поддержанные огнем соседей (в том числе отдельных танков 63-го и 257-го танковых батальонов 108-й танковой бригады и ее мотострелковым батальоном), смогли остановить немецкую атаку только на полпути к д. Зимницы. Противник вновь закрепился на южных и юго-восточных подходах к Фомино 1-му.
Может быть, противник немного преувеличил цифру наших потерь, но то, что они были огромными, — неоспоримый факт. Так, 608-й стрелковый полк потерял в этом бою 70 % личного состава и был отведен с передовой в район д. Маслово. А от роты саперов 149-го отдельного саперного батальона, попавшей под атаку во время разминирования нейтральной полосы, в живых после боя осталось всего 12 человек.
Приведем небольшой отрывок из воспоминаний участника боев за Фомино 1-е начальника разведки 280-го артиллерийского полка 146-й стрелковой дивизии Игоря ^Михайловича Романова:
«<…> Еще правее Котомин, слегка высунувшись из соседнего окопчика, вел огонь из автомата. Сознание, медленно возвращавшееся ко мне, заставило взглянуть меня прямо вперед — в сторону нараставшего гула и треска. Там, ярко выделяясь черно-желтыми крестами, шли на наши позиции побеленные вражеские танки, за ними — пехота в маскхалатах. Они были уже совсем близко. <…> Вот из соседнего окопчика, слева, выскочил и наискосок, наперерез танку побежал наш боец с высоко поднятой противотанковой гранатой. Вдруг он упал, но тут же приподнялся и, припадая на левую ногу, снова побежал. Я заметил, что вместо левого ботинка на снег опускалось что-то блестящее белое. «Это же кость! Как же это он?» — подумал я. Тут боец бросился с гранатой под гусеницы танка. Раздался взрыв. Машина стала. <…>
После боя мы пошли назад к нашим окопчикам. Недалеко стоял недавно подбитый танк. Из открытого верхнего люка свесился убитый немец-танкист. Около танка несколько наших бойцов склонились над героем, подбившим этот танк. Мы подошли ближе — скуластое татарское лицо было забрызгано кровью. Боец был мертв. Один из окружавших тихо сказал:
— Я его знаю. Мы вместе в Высокой Горе призывались… Его Валеем зовут…
Бойцы бережно подняли тело убитого товарища и понесли к окопам. Горьшин вынул финку и крупными печатными буквами на лобовой броне танка нацарапал «ТАНК ВАЛЕЯ…»[33].
Наша истребительная авиация 12 апреля вообще не осуществляла никакого прикрытия частей 50-й армии, и это подтверждают не только отчеты стрелковых частей, растерзанных вражескими бомбардировщиками, но и донесения немецких летчиков, которые контролировали пространство в небе над районом боевых действий. Так, штаб в этот день ВВС «Восток» докладывал:
«Соединения 1-й авиадивизии совершали боевые вылеты на поддержку наступления на Фомино<…> Истребители, вылетающие на свободную охоту перед фронтом 4-й армии, не имели столкновений с противником»[34].
Начальник разведки 280-го артиллерийского полк 146-й стрелковой дивизии 50-й армии лейтенант (на фото — майор) И.М. Романов.
Довольно подробно всю ситуацию, сложившуюся на земле и в воздухе над нашими частями, констатировал Жуков в переговорах с Болдиным 20 апреля. Также он предложил возможные пути скорейшего выхода из нее. Но, к сожалению, не все эти меры были осуществимы в реальности:
«<…> В отношении паники от авиации противника могу только предложить одно, пресекать эту панику в корне. Никакой массовой гибели от бомбометания на протяжении всей войны не было и нет сейчас. Все это выдумывается для оправдания невыполнения приказа, для оправдания потерь, которые получились при панике в Фомино 1-е, о чем нас информировал Быстрое, и массовых потерь от плохой организации боя, массовых потерь, от той вакханалии и беспорядка, который существует и творится в армии. Ваша авиация сейчас бездействует, об этом Вы пишете в донесениях, но не отчитываетесь в невыполнении приказа, о подготовке аэродрома. А ведь был приказ, обязывающий Военный совет подготовить армейский аэродром, но Вы этого приказа не выполнили, Ваша авиация не летает сейчас. Могу только предложить Вам выполнить приказ о быстрейшем введении в строй аэродрома. Истребительной авиации фронтовой я больше 20–25 самолето-вылетов Вам дать не могу, и то они над полем боя, как показал опыт, могут быть не более 20–25 минут. Значит, прежде всего, я обязываю Вас организовать настоящую зенитную оборону, средствами самих войск, твердой рукой бороться с паникерами и распространителями панических слухов, по существу, агитирующих за немецкую авиацию, и навести в этой части полный порядок, чтобы войска стойко встречали авиацию и не разбегались бы, как об этом свидетельствует в донесении Быстрое и о чем — Вы, к сожалению, до сих пор не донесли. В том, что случилось у вас в Фомино 1-е, Вы обязаны были без утайки правдиво донести»[35].
Удары немецкой авиации стали для наших частей настоящим проклятием в ходе последнего сражения у Варшавского шоссе. Пусть Жуков и делает акцент на пресечении паники и «стойкой встрече авиации», но это ни в коей мере не могло заменить с массированного прикрытия войск истребительной авиацией армейского и фронтового подчинения и организацией слаженно действующей зенитной обороны.
