Касильда Жета - Секс на заре цивилизации. Эволюция человеческой сексуальности с доисторических времен до наших дней

Пока всё верно. Но только пока, потому что Смит забывает, что наши предки были исконными бродягами,

НАШЕ БОГАТСТВО НЕ В ТОМ, ЧТО У НАС ЕСТЬ, А В ТОМ, БЕЗ ЧЕГО МЫ МОЖЕМ ОБОЙТИСЬ.

кочевниками, которые редко оставались на одном месте больше нескольких дней. Уходить – это то, чему они научились лучше всего. Откуда предположение, что они осядут на каком-то месте и начнут «отчаянную» борьбу за него в условиях перенаселения и истощения ресурсов, когда они просто могут отойти дальше по берегу, как уже делали это в течение многих поколений? Кроме того, доисторический человек никогда не размножался «без ограничений», подобно кроликам. На самом деле рост народонаселения в доисторическую эпоху оценивается менее чем 0,001 % в год199 – очень далеко от «демографической бомбы», предсказанной Мальтусом.

Базовая репродуктивная биология человека в условиях собирательства делает быстрый рост популяции маловероятным, если вообще возможным. Женщины редко могут зачать, если они кормят грудью, а без молока одомашненных животных кормить каждого ребёнка приходилось пять-шесть лет. Более того, потребность в мобильности делала нецелесообразным для матери иметь одновременно более одного малыша, даже если предполагать существенную помощь со стороны окружающих. И наконец, низкий уровень жира в организме приводил к более позднему созреванию и началу овуляций у девочек-собирательниц, чем у их постсельскохозяйственных сверстниц. У собирательниц готовность к деторождению наступает, как правило, ближе к двадцатилетнему возрасту, поэтому их репродуктивная жизнь короче200.

Гоббс, Мальтус и Дарвин сами жили в окружении безысходных последствий перенаселённого общества (свирепствующие эпидемии, непрекращающиеся войны, беспринципное политиканство в борьбе за власть). Но доисторический мир был очень мало заселён либо не заселён вообще. Кроме оазисов, окружённых пустыней, или островов вроде Папуа – Новой Гвинеи, доисторический мир был открыт и безграничен. Большинство учёных полагают, что наши предки покинули Африку около 50 тысяч лет назад и через 5—10 тысяч лет прибыли в Европу201. На североамериканской земле первый человек, вероятно, появился около 20 тысяч лет назад202. Многие тысячелетия до освоения земледелия общая численность Homo sapiens на планете, скорее всего, не превышала миллиона человек и определённо никогда близко не подходила к населению современного Чикаго. Более того, недавние исследования ДНК наводят на мысль, что несколько раз за историю в результате неких природных катастроф численность сокращалась до нескольких сотен индивидов, последний раз не так давно – 70 тысяч лет назад203.

Наш вид крайне молод. Мало кто из наших предков мог сталкиваться с безжалостным давлением отбора, связанным с нехваткой ресурсов, как предполагали Гоббс, Мальтус и Дарвин. Путь древних людей не пролегал по перенаселённому миру в борьбе за объедки. Скорее, большинство из них миновали последовательность различных экосистем, ни одна из которых, однако, не напоминала современную. Как бирманские питоны, освоившиеся на болотах, тростниковые лягушки, случайно занесённые в Австралию, или лесные волки, недавно вновь завезённые в Йеллоустон, наши предки большей частью занимали открытые экологические ниши. Когда Гоббс писал «человек человеку волк», он не знал, насколько волки могут быть дружелюбны и общительны, если им хватает еды на всех. Индивидам тех видов, которые распространяются по изобильной экосистеме, нет нужды сражаться до смерти друг против друга. Пока ниша не заполнится, внутривидовые конфликты за еду контрпродуктивны и бессмысленны204.

КОГДА ГОББС ПИСАЛ «ЧЕЛОВЕК ЧЕЛОВЕКУ ВОЛК», ОН НЕ ЗНАЛ, НАСКОЛЬКО ВОЛКИ МОГУТ БЫТЬ ДРУЖЕЛЮБНЫ И ОБЩИТЕЛЬНЫ, ЕСЛИ ИМ ХВАТАЕТ ЕДЫ НА ВСЕХ.

Мы уже показали, что даже в почти пустом мире социальная жизнь собирателей не была одинокой. Но Гоббс также заявил, что она была бедна, а Мальтус считал бедность вечной и неизбежной. Однако большинство собирателей не считают себя нищими, а наши предки, в высшей степени разумные и приручившие огонь, жили сообща в сплочённых группах без особых проблем, и тому есть немало подтверждений. Разумеется, природные катастрофы случались; засухи, изменения климата, извержения вулканов были разрушительными и опустошающими. Но в остальном для большинства наших всеядных предков мир был практически не населён и полон еды. На протяжении сотен и тысяч поколений их основной дилеммой, скорее, был выбор между множеством кулинарных опций. Растения питаются почвой, олени едят растения, пантеры едят оленей. Но человек ест почти всё, включая пантер, оленей, растения и – да, да – даже почву205.

Отчаяние миллионеров

Вот так начинается одна недавняя статья в «Нью-Йорк Таймс» под заголовком «В Силиконовой Долине: миллионеры, которые не чувствуют себя богатыми»: «Почти по всем оценкам, исключая его собственную и, возможно, его соседей по Силиконовой Долине, Хэл Стигер добился в жизни всего». Из статьи следует, что хотя мистер Стигер и его жена имеют состояние в 3,5 миллиона долларов, он работает по двенадцать часов в сутки, плюс ещё десять в выходные. «Сегодня несколько миллионов – это совсем не то, что раньше», – объясняет он.

БЕДНОСТЬ… – ИЗОБРЕТЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ.

Гарри Кремен (состояние оценивается в 10 миллионов долларов), основатель Match.com – интернет-службы знакомств, – объясняет: «Каждый в округе равняется на тех, кто выше». Он продолжает работать по 60–80 часов в неделю, потому что, по его словам, «с десятью миллионами вы тут – никто». Ещё один директор компании так выразил суть: «Здесь один процент самых богатых выбивается из сил, чтобы быть в одной десятой доле процента ещё более богатых, а одна десятая процента рвётся в одну сотую»206.

Такой взгляд не ограничивается лишь пределами Силиконовой Долины. По отчётам Би-би-си за сентябрь 2003, «состоятельные люди сегодня – новые бедняки».

Доктор Клив Гамильтон, приглашённый профессор в Кембриджском университете, занялся изучением «страдающих богачей» и обнаружил, что четыре из десяти человек, зарабатывающих в год больше 50 тысяч британских фунтов (около 80 тысяч долларов США на то время), чувствуют себя «нуждающимися». Гамильтон заключает: «Реальные заботы вчерашних бедняков стали воображаемыми проблемами современных богачей». Другой недавний опрос в Соединённых Штатах показал, что 45 % людей с собственностью (включая их дома), оценённой более чем в миллион долларов, обеспокоены, что им не хватит денег до конца жизни. Более трети владельцев собственности ценой в пять и более миллионов долларов озабочены тем же207.

«Денежная лихорадка» не есть извечный недуг животного под названием «человек», как стараются убедить нас некоторые люди. Это влияние имущественного расслоения, которое возникло с появлением сельского хозяйства. Тем не менее даже в современных сообществах мы иногда находим следы эгалитаризма наших предков.

В начале 1960-х врач по имени Стюарт Вольф услышал о городе итальянских эмигрантов и их потомков в северо-восточной Пенсильвании, где жители практически не страдали сердечно-сосудистыми заболеваниями. Вольф решил познакомиться с ними поближе, в их городе Розето. Почти никто из них до возраста 55 лет не имел симптомов сердечно-сосудистых заболеваний. После 65 они страдали от сердечных проблем вдвое реже, чем в среднем по Америке. Смертность в Розето была почти на треть ниже, чем по стране.

Проведя исследования и исключив такие факторы, как физические упражнения, питание и загрязнённость окружающей среды, Вольф и социолог Джон Брун пришли к выводу, что главный фактор здоровья в городе Розето – это природа самого общества. Большинство домовладений вмещало три поколения семьи, старшие пользовались повсеместным уважением, и народ относился с презрением к любому выпячиванию богатства, выказывая «страх перед бахвальством, доставшийся им по наследству от старой веры итальянских крестьян в maloccio (сглаз). Детей обучали, что любое хвастовство богатством или собственным превосходством над соседом навлекает несчастье».

Обратив внимание, что уже тогда, в середине 1960-х, когда эгалитарный общественный уклад начал приходить в упадок, Вольф и Брун предсказали, что в следующем поколении смертность начнёт расти. Следующее исследование они провели через 25 лет. Из их отчёта: «Самым глубоким социальным изменением был отход от давнего табу на хвастовство». Далее: «Щедрость, ранее свойственная для жителей Розето, уступила место соревновательности». Заболеваемость сердечными болезнями и количество сердечных приступов удвоились за одно поколение208.

Среди собирателей, у которых вся собственность общественная, понятие «бедность» вообще лишено всякого смысла. В классической книге «Экономика каменного века» антрополог Маршалл Салинз объясняет, что «самые примитивные люди в мире почти не имеют собственности, но они не бедны. Бедность не есть малое количество имущества и не соотношение между потребностями и возможностями. Это прежде всего отношения между людьми. Бедность есть социальный статус. В качестве такового она – изобретение цивилизации»209. Сократ говорил о том же ещё 2 400 лет назад: «Самый богатый – тот, кто довольствуется меньшим, поскольку довольство есть богатство природы».