Людмила Морозова - Великие и неизвестные женщины Древней Руси
В Новгороде Изяславу достался по наследству от старшего брата великолепный Софийский собор, практически не имевший внутреннего убранства – при Владимире только начали расписывать купол. Вполне вероятно, что Изяслав и Гертруда распорядились продолжить эти работы; искусствоведы, изучавшие фрески новгородского Софийского собора, отметили, что в них есть древнейший слой, относящийся к середине XI в. Но эти росписи покрывали не все стены, а представляли собой отдельные фрагменты в виде икон. Один из таких фрагментов с изображением св. Елены был обнаружен реставраторами в начале XX в. На нем была надпись «Олена», ныне утраченная.[370]
Появление изображения св. Елены на стене новгородского Софийского собора кажется довольно странным, поскольку она не была достаточно популярной святой у русских людей, недавно пришедших к христианству. Но если считать, что крестильным именем Гертруды было Елена, то вполне вероятно, что она попросила изобразить свою святую на стенах нового собора. При этом живописец мог придать святой внешнее сходство с самой княгиней, являвшейся правнучкой византийской принцессы, – на это указывают большие глаза, черные дугообразные брови, нос с горбинкой и т. д. Искусствоведы постоянно подчеркивали, что в облике св. Елены на фреске новгородского Софийского собора прослеживаются восточные черты, которых не могло быть у местных женщин. В изобразительной манере они отметили такие черты, как плоскостное изображение, четкость линии, ярко выраженные изгибы, нежные цвета: светло-синий, розово-красный, интенсивный белый; по их мнению, подобных фресок в русских соборax больше нигде не встречалось.[371]
Однако если сравнить изобразительную манеру данной фрески с мозаикой Дмитрия Солунского из Дмитровского собора Михайловского монастыря Киева (ныне хранится в Третьяковской галерее), то можно обнаружить сходные черты. Они проявляются в одинаковом изгибе бровей, разрезе глаз, очертании тонкого носа и небольшого рта. В обоих случаях художник использовал точные и интенсивные мазки, хотя и с помощью разного изобразительного материала. Есть черты общности и в колорите: под золотой кольчугой Дмитрия надета нежно-сиреневая рубашка, сверху наброшен серо-голубой плащ, украшенный белой перевязью. Это сходство позволяет выдвинуть предположение, что фреска и мозаика были творениями одного художника, поскольку в то время вряд ли было много мастеров. К тому же, как известно, существует мнение, что на фреске Дмитрия Солунского изображен Изяслав Ярославич, муж Гертруды. Отсюда вполне вероятно предположение, что супругов изобразил придворный живописец, постоянно находившийся у них на службе.
Гертруда, судя по Трирской псалтыри, интересовалась изобразительным искусством и была знакома с искусными мастерами, по ее заказу они изготовили пять миниатюр. На одной из них у ног апостола Петра была изображена сама княгиня, что подтверждается надписью «мать Ярополка», и рядом ее сын Ярополк с женой Кунигундой. На другой – сцена венчания Ярополка и Кунигунды на великое княжение Христом.
Интересно отметить, что головной убор Кунигунды на миниатюрах очень походил на корону Елены на фресках Софийского собора. У них совпадали не только нормы, но и украшения: обилие жемчуга и большие ромбовидные зеленые драгоценные камни. Сходна и отделка одежды. Вполне возможно, что на фреске и миниатюрах были запечатлены детали реальной одежды и головных уборов княгини и ее невестки в то время, когда обе были молодыми женщинами, в то время как на миниатюрах облик Гертруды несколько иной – она закутана в очень красивый плащ с головной накидкой.
Хотя изображение княгини в целом сохранилось плохо, можно заметить, что на ней надето красное платье, рукава которого обшиты жемчугом, сверху накинут плащ из коричневой ткани с отделкой из красных колец, по низу отороченный широкой золотой нашивкой. Верхняя часть его закрывает голову, но спереди надет венец-очелье, украшенный драгоценными камнями и жемчужинами.
Следует отметить, что подобные венцы были обнаружены при раскопках могил знатных женщин. Так, в Любече был найден женский головной убор в виде широкой ленты, на которую было нашито 25 серебряных бляшек. 7 из них были круглыми с перегородчатой эмалью, 7 – треугольными со стеклянными вставками, 4 – в форме розеток и 7 были украшены речным жемчугом. Общая длина венца составляла 40 см. Расшитая часть его доходила примерно до висков, затылок закрывало покрывало.[372] Именно такой венец, видимо, и был изображен на голове Гертруды на миниатюре Трирской псалтыри. Бляшки на венце могли быть золотыми, украшенными эмалью и драгоценными камнями, лента шилась из золототканой парчи или шелка.[373]
Как уже отмечалось, одежда Кунигунды несколько иная: на ней нет никакой накидки, но одежда двухслойная – внизу расшитое по горлу и рукавам голубое платье, сверху сарафан, обильно украшенный жемчугом, на голове – высокий кокошник с драгоценными камнями. Отличие от одежды Гертруды может свидетельствовать о том, что молодые женщины носили несколько иную одежду, чем женщины в возрасте; при этом учитывались и особенности фигуры – полные могли скрывать свои недостатки всевозможными накидками.
Таким образом, есть основания предполагать, что в окружении Изяслава и Гертруды находился талантливый живописец, который выполнял различные княжеские заказы. В их числе могло быть и оформление рукописи Евангелия для новгородского посадника Остромира, входившего в число приятелей Изяслава Ярославича. С ним князь, видимо, познакомился во время правления в Новгороде, но и потом сохранил дружеские отношения. Эта рукопись была создана в 1056-1057 гг. диаконом Григорием, но автором миниатюр он не являлся, поскольку два изображения евангелистов из четырех оказались не на своих местах, а одно так и не было создано. Известный знаток древнерусского искусства В. Н. Лазарев, сравнивая миниатюры Остромирова Евангелия с миниатюрами Трирской псалтыри, сделал вывод об их художественном сходстве.[374]
С именем Гертруды можно связать еще одну древнерусскую рукопись – Изборник Святослава 1078 г. Некоторые исследователи высказали мнение, что первоначально данная книга создавалась для Изяслава Ярославича и его жены. Но после изгнания их из Киева незаконченная работа оказалась у Святослава, и тот приказал доделать ее уже для себя, поэтому на миниатюре в книге оказался портрет семьи Святослава Ярославича, а не его старшего брата.[375]
М. В. Бибиков, изучавший состав Изборника Святослава, выяснил, что прототипом для него послужил сборник, изготовленный в IX в. для византийской императрицы Евдокии Ингерины, матери Льва VI Мудрого. В 60-е гг. XI в. сборник перешел к императрице Евдокии Макремволитиссе, и на его основе был изготовлен новый список, украшенный миниатюрами с изображением членов семьи императрицы.[376]
Учитывая, что через прабабку Гертруда состояла в родстве с византийскими императорами, можно предположить, что она видела рукописи двух Евдокий, знала их содержание и, вероятно, захотела иметь такую же книгу у себя. Получив от родственниц византийский сборник, она велела изготовить для себя аналогичный, но, как уже отмечалось, незаконченная работа попала к новому великому князю Святославу и тот ее присвоил, приказав изобразить на миниатюре себя и членов своей семьи.
Наличие у Гертруды Трирской псалтыри, вероятное ее участие в создании Остромирова Евангелия и Изборника Святослава 1073 г. свидетельствуют, что она была высокообразованной для своего времени женщиной, знакомой с европейской письменностью. Она стремилась к тому, чтобы лучшие ее образцы были и на Руси. Как известно, в это время в Европе появляется и развивается хронография. Правители молодых государств стремились вписать свои деяния во всемирную историю, поэтому поручали духовным лицам вести хронику событий. Выше уже отмечалось, что мать Гертруды стала родоначальницей польской анналистики. Поэтому напрашивается предположение, что Гертруда сыграла такую же роль в возникновении русского летописания.
Серебряные изделия из клада, найденного в 1903 г. в усадьбе Михайловского Златоверхого монастыря
Еще А. А. Шахматов высказал гипотезу, что «Повести временных лет» предшествовал «Начальный свод», созданный в 70-х гг. XI в. киево-печерским игуменом Никоном. В нем наиболее подробно были освещены события 50-70-х гг., когда в Киеве правил Изяслав Ярославич.[377] В. А. Рыбаков, изучавший миниатюры Радзивилловской летописи, выделил в них древнейшие слои, относящиеся к ХI в. При этом он заметил, что на этих миниатюрах князь Изяслав Ярославич всегда выглядит положительным, без братьев, хотя его поведение и поступки часто были небезупречными. Из этого исследователь предположил, что «Начальный свод» создавался при еще первом Ярославиче и уже тогда был иллюстрированным.[378]
