Александр Зимин - Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)
Эта характеристика событий 30–40-х годов XVI в., основывающаяся на представлении И. И. Смирнова о том, что в XVI в. происходил только еще процесс образования Русского централизованного государства, нам представляется неверной. В годы боярского правления вопрос уже не шел и не мог идти о возвращении к временам феодальной раздробленности. Во время княжеско-боярских свар борьба шла не за расчленение государства на удельные «полугосударства», а за овладение центральным правительственным аппаратом, за превращение его в орудие корпоративных интересов феодальной аристократии. Мероприятия, проведенные Бельскими и Воронцовыми в целях укрепления государственного аппарата, отличались половинчатостью и непоследовательностью. Пользуясь двенадцатым часом своей власти, Шуйские, Глинские, Бельские, Воронцовы и другие боярские временщики прежде всего стремились использовать свое положение калифов на час в целях самого беззастенчивого обогащения. Трудящиеся массы крестьян и посада, эксплуатация которых неизмеримо выросла в тяжелые годы правления, боярских олигархов, на своем собственном опыте убедились, что несет с собою победа княжеско-боярской аристократии. Ответом народных масс был невиданный дотоле подъем классовой борьбы, вылившейся в городские восстания, а также в локальные выступления крестьян середины XVI в.
* * *Во время осенней поездки по монастырям 1533 г. тяжело заболел великий князь Василий III. Когда смертельный исход болезни стал более чем вероятен, Василий поспешил принять срочные меры, которые должны были обеспечить после его смерти переход власти к трехлетнему сыну Ивану и ликвидировать претензии на московский престол со стороны удельных князей Андрея Старицкого и Юрия Дмитровского, дядей малолетнего наследника. В октябре 1533 г. Василий III приступил к составлению духовной грамоты[894] Согласно завещанию, текст которого сохранился только в отрывках в составе духовной Ивана Грозного, Василий III передавал великое княжество сыну своему Ивану. Пытаясь разъединить коалицию удельных князей, Василий III, очевидно, завещал князю Андрею Ивановичу выморочный Волоцкий удел в качестве своеобразного выкупа за отказ старицкого князя от всяких претензий на великокняжеский стол[895].
В литературе утвердилось мнение (А. Е. Пресняков, И. И. Смирнов), что перед смертью Василий III выделил своеобразный регентский совет при малолетнем сыне Иване и Елене Глинской, которому и поручил всю полноту власти[896]. Этот вывод основывается на словах летописного рассказа о болезни и смерти Василия III, где, между прочим, говорится, что умирающий великий князь призвал бояр Ивана Васильевича и Василия Васильевича Шуйских, Михаила Семеновича Воронцова, Михаила Васильевича Тучкова, Михаила Львовича Глинского, а также тверского дворецкого Ивана Юрьевича Шигону Поджогина и дьяка Федора Мишурина и приказал им «о устройстве земском, како вы правити после его государьства»[897].
К этому списку добавляется также и боярин Михаил Юрьевич ЗахаРьин, который, оказывается, присутствовал на совещании и оставался даже у постели Василия III вместе с И. Ю. Шигоною и М. Л. Глинским, когда остальные участники совещания разошлись[898].
Для решения этого вопроса нужно напомнить, что в состав Боярской думы входило 12 бояр: дядя жены Василия III — князь М. Л. Глинский, дальний родственник великого князя — князь Дмитрий Федорович Бельский, сильная группировка суздальских княжат, возглавлявшихся Шуйскими (И. В. и В. В. Шуйские, Михаил Васильевич и Борис Иванович Горбатые, Александр Андреевич Хохолков-Ростовский), и представители старомосковского боярства (Василий и Иван Григорьевичи Морозовы, М. С. Воронцов, М. В. Тучков и М. Ю. Захарьин). Князь А. А. Хохолков-Ростовский, видимо, в совещаниях «у постели» Василия III не принимал участия, так как он находился на наместничестве в Смоленске[899]. Остальные бояре в той или иной форме в последние дни жизни Василия III фигурируют среди его ближайших советников. Наряду с названными выше 5 боярами участниками совещания 3 декабря князь Д. Ф. Бельский, князья Горбатые и Морозовы (Поплевины) также присутствовали на беседах с великим князем. Ко всем к ним Василий III обращался со словами: «Постойте крепко, чтоб мой сын учинился на государстве государь и чтоб была в земле правда»[900]. Итак, очевидно, всей Боярской думе в целом поручалось ведение государственных дел[901]. Но поскольку в Боярской думе явное большинство принадлежало Шуйским (кроме пяти суздальских княжат, дворецкий князь Иван Иванович Кубенский, казначей Петр Иванович Головин), которые одно время склонны были ориентироваться на дмитровского князя Юрия Ивановича[902]. Василий III объявил официально опекунами наследника его родичей князей М. Л. Глинского и Д. Ф. Бельского[903]. Именно, обращаясь к Бельскому, он произнес: «Вы бы, мои сестричи князь Дмитрей с братиею, о ратных делех и о земском строение стояли за один, а сыну бы есте моему служили прямо».
Однако уже ближайшие месяцы после смерти Василия III, последовавшей 3 декабря 1533 г., внесли существенные коррективы в состав правительственной среды. Первый удар был нанесен по удельным братьям покойного великого князя, ибо подавляющее большинство представителей боярской знати стремилось предотвратить сепаратистские тенденции, обнаруживавшиеся в политике старицкого и дмитровского князей.
С князя Андрея Старицкого была взята присяга на верность Ивану IV[904], а уже 11 декабря 1533 г., т. е. через неделю после смерти Василия III, согласно решению, принятому Боярской думой, «поимали» князя Юрия Ивановича[905].
Решительным противником дмитровского князя был, очевидно, один из виднейших деятелей правительства малолетнего Ивана IV — князь И. Ф. Оболенский[906]. Предлогом для ликвидации Дмитровского удела явилась попытка князя Андрея Шуйского «отъехать» к князю Юрию, т. е. перейти к нему на службу[907]. Однако даже ближайшие родичи Шуйского — князья Горбатые отказались его поддержать. Дмитровский князь не имел хоть сколько-нибудь серьезной опоры в среде господствующего класса феодалов[908]. Удельный князь Андрей Старицкий на данном этапе поддержал Елену Глинскую и малолетнего Ивана IV, боясь усиления дмитровского князя. Юрий Иванович вместе с Андреем Шуйским были брошены в темницу[909]. После заточения князя Юрия правительство Елены Глинской поспешило укрепить свое влияние в бывшем уделе этого князя (Дмитрове, Рузе, Звенигороде и Кашине) путем выдачи грамот духовным феодалам, владевшим землями в этом уделе[910].
Вскоре произошли серьезные изменения и в составе Боярской думы. Уже к январю 1534 г. энергичная Елена Глинская добилась звания боярина и конюшего для своего фаворита князя И. Ф. Телепнева-Оболенского[911], а «кто бывает конюшим и тот первый боярин чином и честею»[912]. К июлю того же года боярином стал муж сестры Елены Глинской князь Иван Данилович Пенков[913]. Наконец, к исходу 1534 г., среди бояр упоминается князь Никита Васильевич Оболенский[914]. Опираясь на большинство в Боярской думе и в дворцовом аппарате, Шуйские пытались в первой половине 1534 г. проводить свою политическую линию. Польский жолнер Войцех, покинувший Москву 3 июля 1534 г., сообщал, что «всею землею справуют» князь В. Шуйский, М. В. Тучков, М. Ю. Захарьин, И. Ю. Шигона Поджогин и М. Ю. Глинский, но последний не имеет никакого влияния[915].
В такой обстановке произошел раскол в Боярской думе. Поводом для него послужило бегство в Литву князя Семена Федоровича Бельского и окольничего Ивана Васильевича Ляцкого, причем с ними бежали «многие дети боярьские, великого князя дворяне»[916]. Из беглецов удалось «изымать» только князя Богдана Трубецкого[917]. «Советчики» беглецов — князья И. Ф. Бельский и И. М. Воротынский с детьми были брошены в тюрьму[918]. Связанные родственными узами с беглецами, князь Д. Ф. Бельский и М. Ю. Захарьин (И. В. Ляцкий был его двоюродным братом) должны были на время уступить важнейшие позиции в руководстве страною. Оба они вместе с дьяком М. Путятиным были отданы на поруки[919]. Через день после побега Семена Бельского, т. е. 5 августа, был «пойман» князь М. Л. Глинский, а его мать, княгиню Анну, постигла опала[920].
О причинах заточения князя Михаила Глинского источники сообщают разные сведения. В Воскресенской летописи говорится, что Глинского бросили в темницу за то, что он отравил Василия III[921]. Это явно вымышленное сообщение, которое помещено в своде 1541 г., вышедшем из среды Шуйских, было снято в Летописце начала царства, где просто сообщается о «поимании» Глинского после рассказа о бегстве Семена Вельского и опалах, последовавших за этим событием[922].
