Вадим Деружинский - Забытая Беларусь
Моя жена, уроженка г. Иваново, знает некоторые слова на лаборском языке, передаваемом местными жителями из поколения в поколение. Привожу примеры этих слов: корова — гэмытка; конь — волот; молоко — гальмо; сало — крысо; девушка — биячка; юноша — бияк; мужик (крестьянин) — мэть; бить — копсать; красть — япэрыть; понимать — сиврать; идти — пнать; домой ― на похазы; хотеть (желать) — волыты».
На мой взгляд, лаборский язык — очередная вариация нашего дославянского языка. Само слово «лабор» на древнем индоевропейском означало «труженик», то есть имелся в виду язык низов, в отличие от знати и горожан ВКЛ, использовавших вариант рутенской «мовы». Точно так же шляхта и горожане во времена Речи Посполитой перешли на польский язык, а при российском господстве — на русский.
Ятвяги никуда не исчезли, хотя именно это заявляют историки России. Другой наш читатель Андрей рассказал в своем письме о неудавшейся попытке создания национального движения ятвягов «Етвызь» в первой половине 1990-х:
«В то время на территории западного Полесья возникла организация «Етвызь», провозгласившая наличие особого этноса — ятвягов, как малой народности балтского происхождения.
Я не специалист и не берусь судить о том, насколько такие заявления обоснованы исторически и культурологически, но надо признать, что ятвяжское движение нашло некоторый отклик в среде местных жителей. Так, издавалась газета «Збуднинне» тиражом 25.000 экз., регулярно проводились фестивали западнополесской песни.
Ятвяжское движение, насколько я знаю, имеет довольно длительную историю. Оно возникло в межвоенный период, активно боролось с польской оккупацией. Впоследствии ятвяжское движение раскололось на два лагеря: проукраинский, имевший своим знаменем снне-желто-красное полотнище, и пробеларуский с бело-сине-белым штандартом (синий цвет символизировал Припять). Одно время ятвяжское движение было настолько активным, что националистические беларуские организации рассматривали его как одну из угроз нашей державности.
Со временем ятвяжское движение исчезло само по себе. Насколько мне известно, сейчас каких-либо организаций данного направления не существует. Хотя на момент создания «Етвызь» ставила целью объединение ятвяжского народа на землях Западного Полесья, Волыни и Подляшья в рамках единой державы».
Здесь мы видим удивительный парадокс: беларуские националисты, воспитанные на баснях КПСС, не знают о том, что беларусы произошли именно от ятвягов, а не от каких-то «славян», и поэтому считали ятвяжское движение «угрозой нашей державности».
О роли субстрата в формировании языка
В двух словах коснусь темы, которая во многом остается «белым пятном» науки, хотя это очень важный аспект проблемы дославянских языков Восточной Европы. Речь идет о роли субстрата в формировании языка. Приведу такие примеры.
Субстратом русского языка является финский язык — об этом пишут многие российские лингвисты. Русский язык единственный из славянских перенял у финнов замену глагола «иметь» на форму «у меня есть» (так как в финских языках нет глагола «иметь», он заменяется формой с глаголом «быть»). В русском языке наблюдается тенденция создания новых падежных форм (вследствие многопадежности финских языков), чисто финские черты в синтаксисе и особенно в «окающей» фонетике, в использовании финских частиц «то» и «ка», чуждых индоевропейским языкам. Всё это ученые исследовали (хотя их выводы остаются неизвестными широкой публике из-за непопулярности в России самой темы).
Кроме русского языка, корень «рус» лежит в названии русинского языка — это язык Галицкой Руси, которая, кстати, в Польше единственно и называлась Русью. Русинов ныне около 5 млн. человек, они тщетно требуют от властей Украины автономии для себя.
Некоторые активисты русинского движения ошибочно думают, что их язык якобы ближе русскому, чем украинскому, но на самом деле он нечто уникальное среди «восточнославянских» языков. Этот язык сильно похож только на болгарский, который называют «единственным аналитическим языком среди славянских».
Напомню, что все славянские языки — синтетические, с флексиями внутри слова; а вот в болгарском языке, как и в английском или французском, флексии вынесены вне слова[19]. Это аналитические языки. Учитывая, что изначально индоевропейский язык был синтетическим, аналитичность показывает, что язык был крайне упрощен для принятия его местным неиндоевропейским населением.
Однако синтетичность языка сохраняется там, где население переходит с одной формы индоевропейского языка на другую — как это было при славянизации днепровских балтов и ираноязычных сарматов Киева, при славянизации кривичей и ятвягов, при славянизации мазуров и лужицких сербов. Дело в том, что западнобалтский язык точно так, как и славянский (и конечно, латинский), имел 6 падежей, однокоренную индоевропейскую лексику, схожие грамматические конструкции. Поэтому такой языковой переход был здесь проще, чем в других местах.
И не удивляет, что многие современные лингвисты порой в упор не видят балтский субстрат в беларуской «мове» — ведь средневековые ученые тоже причисляли литвинский (балтский) язык к «семье славянских языков» вследствие большой схожести его со славянским.
Около века назад немецкий языковед Э. Леви выдвинул теорию финно-угорскою субстрата (языковой подосновы) русского языка. Эту теорию еще в 1960-е годы разрабатывала целая группа советских лингвистов (Б. А. Серебренников, В. И. Лыткин, П. С. Кузнецов, А. М. Селищев и др.). Они видели объяснение некоторых специфических особенностей русского языка именно в финно-угорском субстратном влиянии. Аналогичных исследований в отношении балтского субстрата беларуского языка еще никто не проводил.
Балтские фамилии беларусов
Фамилии — как передаваемое в наследство название рода — по историческим меркам появились не так давно. В «Википедии» по этому поводу сказано:
«Возникновение фамилий в современном понимании произошло поздно и было связано, очевидно, с расширяющимися экономическими связями и необходимостью регулирования института наследования. Очевидно, что впервые они появились в экономически развитых областях Северной Италии в Х-ХІ вв. В дальнейшем процесс активного становления фамилий начался и на юго-востоке Франции, в Пьемонте, и постепенно охватил всю Францию. В Англии процесс становления фамилий начался после её завоевания норманнами в 1066 и закончился к XV веку, хотя в Уэльсе и Шотландии формирование фамилий шло и в XVIII веке. Похожая ситуация сложилась и на территории Германии, где формирование фамилий немецких крестьян шло еще и в XIX веке. На рубеже ХV-ХVІ вв. фамилии достигли Дании. В 1526 году король приказал всем датским дворянам обзавестись фамилиями. Из Дании и Германии фамилии перешли к шведам».
Но не только к шведам. Уже через два года у всех наших дворян (шляхтичей) были фамилии, что зафиксировано в Переписи войска ВКЛ 1528 года.
Вообще говоря, первая перепись населения Беларуси состоялась 504 года назад. Согласно с постановлением Виленского сейма 1507 года «паны, княжата, земяне, вдовы и вся шляхта обязаны были переписать людей в своих имениях и под присягой представить списки господарю».
То есть наша шляхта сама переписала себя, свои семьи, своих слуг и крестьян и под присягой передала эти сведения писарям, отвечавшим за перепись. Однако в те времена фамилии больше походили на современное отчество и не передавались по наследству. Например, дети и внуки Альгерда именовались Альгердовичами, но при этом его сын Ягайло дал род польским королям, которые носили «фамилию» уже не Альгердовичей (хотя вполне могли), а Ягайловичей (Ягеллонов).
Практически все фамилии шляхты в Переписи войска BKЛ 1528 года были производными от имен (а не от профессий и иных качеств) — и все имели форму на «-ович»: Григор Андреевич, Лаврин Михайлович, Миколай Койлевич, Миколай Якубович, Павел Виштартортович, Петр Вежевич, Римко Кгитовтович, Станислав Пикелевич, Станислав Радивилович, Стась Петкович, Шимко Миколаевич, Юц Пиктурнович, Юц Юрьевич, Юшко Моствилович — и т. д.[20]
