Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982 - Синицын Федор Леонидович
Тем не менее накал критики И.В. Сталина все равно существенно снизился. В проекте записки, направленной в Политбюро в июле 1966 г., Л.И. Брежнев отметил, что Сталин был «опытным деятелем», и также «в своем последнем выступлении (на XIX съезде) был прав» в определенных вопросах. Граждане СССР стали замечать, что советская печать, «публикуя некрологи в память выдающихся деятелей нашей партии и государства — жертв культа и периода беззакония — перестала указывать», что эти люди пострадали от сталинских репрессий[695]. В новых учебниках по истории КПСС XX съезду партии — в отличие от почти всех остальных — было отказано в признании «историческим»[696], т. е. наиболее значимым.
Интересным моментом был вариант ответа на проблему «десакрализации» И.В. Сталина, предложенный в ноябре 1966 г. на заседании Политбюро председателем Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорным: он заявил, что в сталинский период всё в стране делали не только вожди, но также партия и народ[697]. Таким образом, глава советского парламента считал, что в падении авторитета власти виноват весь советский народ, и он должен нести за это свою долю ответственности (как говорится, «лучшая защита — это нападение»). В этом проявилась, как писал В. Заславский, потребность властей «усилить гегемонию… аппарата, которая пошатнулась при Хрущеве». Он справедливо отмечал, что в поисках причин снижения накала критики Сталина «не следует скатываться в сентиментальность и говорить о личной преданности некоторых руководителей памяти Сталина»[698].
Колебания властей СССР относительно оценки правления И.В. Сталина были видны из-за границы. В 1966 г. иностранцы спрашивали советских граждан, «правда ли, что на XXIII съезде КПСС намечалась реабилитация Сталина, но под давлением общественности от этого отказались». В октябре 1967 г. югославская газета «Борба» писала, что, хотя в СССР подвергли жесткой критике книгу А.М. Некрича «1941. 22 июня», «эту критику… нельзя рассматривать как официальное мнение» относительно «ошибок Сталина в… войне с гитлеровской Германией». На совещании в январе 1971 г. Л.И. Брежнев отметил, что за границей ходят разговоры, «что Брежнев принадлежит… к числу тех, кто пытается реабилитировать Сталина»[699].
Власти продолжали поиски «баланса» в этом вопросе. На том же совещании Л.И. Брежнев отметил, что в 1970 г. «пришлось долго поломать голову и выбрать время для того, чтобы поставить бюст Сталину» на его могиле на Красной площади. В итоге, по его оценке, это мероприятие «хорошо… прошло», т. е. не вызвало существенных «колебаний» в советском обществе и протестов из-за рубежа. Советский лидер поставил задачу провести XXIV съезд КПСС так, «чтобы это не было похоже на XX съезд, и вместе с тем, чтобы не выглядело так, что мы хотим опрокинуть XX съезд»[700], что, очевидно, было весьма сложно сделать.
В итоге руководство страны постаралось вообще уйти от этой темы, решив не акцентировать внимание на ошибках И.В. Сталина, а также и Н.С. Хрущева, и вообще на этих исторических периодах. Советские идеологи отмечали, что «культ личности нанес серьезный ущерб делу Коммунистической партии, советскому обществу… Но было бы грубой ошибкой из того факта, что был культ личности, делать вывод о каких-то изменениях в общественном строе в СССР или искать источник этого культа в самой природе социалистического строя. То же самое можно сказать и по поводу волюнтаризма»[701].
В рамках празднования 50-летия Октябрьской революции в 1967 г. был сделан упор на позитивное освещение советского прошлого[702]. В 1971 г. Л.И. Брежнев на совещании в преддверии XXIV съезда КПСС отметил, что «партия 53 года неизменно идет ленинским курсом»[703]. В докладе на самом съезде Брежнев заявил, что оценка деятельности Сталина больше не является актуальной, так как эти вопросы «бесповоротно отодвинуты в прошлое в результате работы, проделанной партией по преодолению последствий культа личности»[704]. Таким образом, была «поставлена точка», о необходимости которой и говорили раньше.
Несмотря на поставленную «точку», было ясно, что «проблема Сталина» не решена. Советских граждан продолжала интересовать эта тема. В 1970-х гг. они задавали партийным пропагандистам такие вопросы: «Почему очень мало пишется произведений о ближайших соратниках В.И. Ленина?» (возможно, с намеком и на И.В. Сталина, и на жертв репрессий); «Жива ли дочь И.В. Сталина и что она делает теперь?»[705] (эмиграция С.И. Аллилуевой в 1967 г. и последующая публикация на Западе книги ее воспоминаний наделали много шума).
Поэтому власти пытались искать «баланс» и дальше. На заседании Политбюро в сентябре 1979 г. Л.И. Брежнев заявил, что к грядущему 100-летию со дня рождения И.В. Сталина «проявляется широкий интерес за рубежом как со стороны наших противников, так и в коммунистическом движении. Определенный интерес заметен и внутри страны». Он предложил «разработать такие мероприятия, которые объективно оценивают как положительные, так и отрицательные стороны деятельности Сталина. Это — ленинский подход, отвечающий исторической истине». В свою очередь, М.А. Суслов отметил, что «грузинские товарищи согласились с тем, что проводить какие-либо мероприятия в республике нецелесообразно»[706]. Таким образом, в целом к «проблеме Сталина» был сохранен прежний, «балансирующий» подход.
Ответом на вызовы, связанные с процессами в советском социуме, в том числе с изменением роли интеллигенции и рабочего класса, было подтверждение, что в СССР сложилось «общенародное государство»[707]. Как известно, после 1917 г. было провозглашено, что Советский Союз — это «государство диктатуры рабочего класса». Однако в дальнейшем власти постепенно отходили от этой формулы. Поворотным пунктом стали отказ от идеи «Мировой революции» и принятие тезиса о возможности построения социализма в одной стране в середине 1920-х гг. Затем отход от концепции «диктатуры пролетариата» наметился в Конституции СССР 1936 г., был более явно артикулирован на XXI съезде КПСС в 1959 г. и закреплен в 1961 г. в новой программе партии[708], которая гласила, что, «обеспечив полную и окончательную победу социализма — первой фазы коммунизма — и переход общества к развернутому строительству коммунизма, диктатура пролетариата выполнила свою историческую миссию и с точки зрения задач внутреннего развития перестала быть необходимой в СССР». Таким образом, хотя в период правления Н.С. Хрущева «руководящая роль» рабочего класса еще формально оставалась постулатом советской идеологии, ее институционализация в качестве «диктатуры» была ликвидирована. КПСС — ранее «партия рабочего класса» — получила новый статус «партии всего советского народа»[709].
В середине 1960-х гг. провозглашенное в СССР «общенародное государство», в отличие от «государства диктатуры пролетариата», было признано «органом выражения интересов и воли всего народа», «классового единства»[710]. Однако при этом в «развитом социалистическом обществе» по-прежнему декларировалось сохранение «ведущей роли» рабочего класса[711], проявлявшееся, по мнению советских идеологов, в том, что крестьянство и интеллигенция «стали на позиции рабочего класса, восприняли идеологию рабочего класса, как свою». В дальнейшем в «развитом социалистическом обществе» должна была усиливаться «однородность социальной структуры и социального равенства» при одновременном «укреплении руководящей роли рабочего класса»[712]. Уйти даже от формальной констатации «ведущей роли» рабочего класса, которая на практике явно уже не была таковой, власти СССР не решались.
